Зороастр

Видя, упавшего ниц перед его троном, Осию, он милостиво приказал ему встать. Эта благосклонность царя ободрила, но вместе с тем и встревожила воина; однако, он собрал все свое мужество и стал просить фараона освободить его, Осию, от военной службы и от данной им присяги, так как этого желает его отец Нун, который приказывает сыну следовать за своим народом.

Милостиво выслушал фараон просьбу воина и когда узнал, что Осия поступает так согласно воле отца, то царь сделал знак верховному жрецу, а тот тихим, едва внятным голосом произнес:

— Сын, оставляющий почести из послушания к отцу, будет самым верным слугою «доброго бога»[8]. И так, следуй приказанию Нуна. Сын солнца, властелин Верхнего и Нижнего Египта освобождает тебя от твоей присяги; но только ставит тебе через меня, раба своего, одно условие.

— Какое? — спросил Осия.

Фараон во второй раз сделал знак верховному жрецу, и так как царь снова поник головою, то Руи посмотрел своим ясным взором на Осию, и отвечал:

— То, что властелин обоих миров требует от тебя устами своего слуги, исполнить очень легко. Ты станешь опять нашим после того, как твой народ и его вожди, которые нанесли столько бедствий нашей стране, примут руку примирения, протянутую им сыном солнца, и снова возвратятся под благотворную сень его до трона. В доказательство своей милости, «добрый бог» думает их снова вернуть в нашу страну, как только они принесут Своему Богу жертву в пустыне. Понимаешь ли ты меня? Все, чем народ, среди которого ты родился, владел в нашей стране, будет теперь изменено. Постановлением нового закона думает «добрый бог» дать им свободу и новые милости; все условия будут написаны и засвидетельствованы как с нашей, так и с их стороны; это будет как бы новый договор, сила которого распространится и на их детей и внуков. Если твой народ согласится принять этот договор, тогда ничто тебе не помешает снова поступить к нам в войско.

— Возьми на себя посредничество, Осия, — сказала царица и голос ее был тих и печален, она подняла умоляющий взор на воина и продолжала: — Я страшусь гнева Мезу и нам во что бы то ни стало, а следует вернуть его дружбу. Скажи ему от меня, пусть он вспомнит те дни, когда называл маленькой Изиснеферть растения, которые та ему приносила и как он объяснял их пользу и вред мне и моей сестре, когда бывал у царевны, своей второй матери. Мы забудем все раны, нанесенные им нашим сердцам. Возьми, Осия, это поручение, не откажи нам.

— Такие слова, да еще из таких уст, — ответил Осия, — я считаю строгим приказанием и беру на себя посредничество.

Тогда верховный жрец одобрительно кивнул ему головою и воскликнул:

— Надеюсь, что этот короткий час свидания принесет нам благословение на долгое время. Но заметь только: когда помогает простое лекарство, не следует прибегать к более сильным средствам! Где наведен мост на реке, там не следует плыть через пучину.

— Да, следует избегать пучины, — повторил фараон.

Началось совещание.

Три тайных писца опустились на пол, близко у самого верховного жреца, чтобы лучше слышать его голос, а сидевшие в кружок мудрецы и советники также взялись за письменные принадлежности и замахали папирусами и трубочками или кисточками; следовало записать все, о чем обсуждалось в присутствии фараона и какие дела были решены.

В продолжении этого совещания в зале слышался только глухой гул голосов; стража стояла неподвижно на своих местах, а царская чета сидела по-прежнему грустная и печальная, жестоко убитая своим горем.

Ни фараону, ни его супруге невозможно было понять о чем тихо говорили между собою приближенные к ним лица; но, однако, те не оканчивали ни одного дела без того, чтобы не взглянуть на своего властелина, как бы испрашивая его позволения. Осия также ничего не слышал, кроме смешанного гула голосов. Когда же раздавалось громкое восклицание второго пророка, или главного мудреца, то фараон поднимал голову и повторял слова Руи:

— Если на реке наведен мост, то не следует плыть через пучину.

Эти слова вполне определяли желания царя и его супруги: Никакой борьбы! Мир с евреями и с их страшным вождем, не теряя в то же время тысяч рабочих рук удалившегося из Египта народа.

Совещание продолжалось около часу, говорили в полголоса, писцы записывали, скрипя своими трубочками;· царица сидела все в одной и той же позе, а фараон стал было волноваться и возвысил голос; он начинал опасаться, что второй пророк, ненавидевший вождя евреев и оскорбившийся тем, что тот благословил царя, поставит такие условия, которых посредник не может принять.

Правитель опять повторил ту же фразу о «реке» и о «мосте» и взглянул на главного мудреца, как бы побуждая последнего успокоить его, что все идет хорошо. Осия требовал только того, чтобы надсмотрщики за еврейскими рабочими не были бы ливийского племени, а избирались бы старейшинами евреев из среды своего народа, с утверждением египетского правительства.

Тогда фараон бросил испуганный взгляд на Бая, второго пророка и других советников; первый пожал плечами, как бы с сожалением, но между тем заявил, что вполне подчиняется мудрости фараона.

Тот наклонением головы поблагодарил своего подданного за уступчивость, так как желания этого человека нередко шли врозь с мнением царя.

После того, как глашатай прочел некоторые статьи договора, предложили Осии дать торжественную присягу, что он во всяком случае вернется в Танис и сообщит фараону, как приняли евреи эти предложения.

Предусмотрительный военачальник тогда только принял эту присягу, когда ему письменно засвидетельствовали, что к какому бы результату не привели переговоры с евреями, по приезде Осии в Танис, никто не осмелится посягнуть на его свободу, так как он с своей стороны все сделает, чтобы побудить вождей народа принять предложенные ему фараоном условия.

Наконец, правитель протянул воину руку для поцелуя и после того, как Осия прикоснулся губами к краю одежды царицы, верховный жрец Руи дал знак казнохранителю, а тот фараону, что наступило для властелина время удалиться. Фараон с облегченным сердцем вышел из тронной залы: ему казалось, что он сделал все возможное, как для собственного счастья, так и для благополучия народа.

Усталое, но все еще красивое лицо фараона, как будто повеселело, а царица, взглянув на него, также улыбнулась. На пороге залы властелин Египта тяжело вздохнул и сказал своей супруге:

— Если Осия хорошо исполнит возложенное на него поручение, то мы, конечно, перейдем через мост.

— Тогда не нужно будет плыть через пучину, — добавила царица.

— Если этому военачальнику удастся успокоить Мезу, — начал фараон, — и он убедит свой народ вернуться в Египет…

— То тогда ты примешь этого Осию — у него такой знатный вид… — в число царских родственников, — прервала его царица.

Но тут фараон в третий раз оживился и сказал с жаром:

— Как можно? Еврея? Если мы возьмем его в число «наших друзей» или сделаем его «опахальщиком», это самое высшее, чего он может достигнуть.

Чем более приближалась царская чета к своим внутренним покоям, тем яснее доносился до нее вопль плакальщиц. Это заставило царицу снова заплакать, а фараон продолжал перечислять, какие места при дворе может он предложить Осии, в случае, если его посредничество приведет к счастливому концу.

X

Осии пришлось торопиться, чтобы поскорее догнать свой народ, потому что, чем большее расстояние они пройдут, тем труднее будет уговорить Моисея и старшин колен вернуться обратно в Египет и принять условия фараона.

Во всем, что случилось сегодня утром с Осиею, он видел как бы перст Божий; вспомнилось ему и его новое имя «Иисус Навин», т. е. «тот, помощником которого есть Иегова», как послала сказать ему Мирьям. Он охотно станет носить это прозвище; хотя ему и не совсем легко было отказаться от прежнего имени, покрытого славою. Но все же помощь Божья никогда еще не была так очевидна для него, как в это утро. Въезжая во дворец, Осия думал, что, за свою смелую просьбу, он или будет лишен свободы, или казнен; но там, во дворце, так скоро порвали нити, связывающие его с войском. Затем, на него возложили поручение, показавшееся ему таким великим и прекрасным, и он готов был верить, что Бог его отцов Сам предназначил его для этого.

8

[7] Льстивое название фараона.