Зороастр

Осия гордился тем, что поставлен во главе нескольких тысяч человек и должен все это скоро оставить! Он сражался под знаменами фараона, за которого не щадил своей жизни, теперь он не имеет права защищать его, преследователя, своего народа. Он узнал от внучки раба Элиава, что евреи ждут его возвращения к ним. Скоро, вероятно, явится посланный от отца, а по еврейскому обычаю, он не имел права не повиноваться тому, кому обязан своим появлением на свет.

— Но ведь он должен также покоряться и приказаниям фараона, которому дал присягу служить правдою, без всякого замедления повиноваться его зову, будь то днем или ночью и быть готовым идти за него в огонь и воду.

Но что было ему делать? Если он послушает голоса своего народа, то опозорит свою воинскую честь, которая была ему дороже жизни; если же он останется верен фараону, то заслужат проклятие отца и тогда вся жизнь его будет отравлена; Мирьям была так привязана к своему народу и ее великая душа, если могла горячо любить, то в состоянии была и жестоко ненавидеть.

— Нет, нет! — воскликнул Осия, — я клялся в верности фараону, и никому иному, а ему должен я служить. И в нем опять пробудился ревностный воин, начальник десяти тысяч человек.

— Я останусь! — снова воскликнул он; — мой отец умен и добр и, раз он узнает причину, побудившую меня к этому, то простит меня и даст свое благословение. Я напишу ему и пошлю с Ефремом.

В это время из палатки послышался громкий крик; Осия испугался, взглянул на звезды и увидел, что забыл о больном.

Он встал и быстро пошел в палатку.

Ефрем был в сильном волнении и ждал дядю.

— Мне так нужно тебя видеть, начал больной, — и передать тебе то, что поручила Мирьям. Когда я исполню это, то буду спокойнее. Слушай!

Осия сделал Ефрему знак рукою, подал ему лекарство, юноша выпил его и сказал следующее:

— Мирьям, дочь Амрама и Иохебебы приветствует сына Нуна из колена Ефремова. Осиею (помощь) зовут тебя и Господь избрал тебя в помощники Своему народу. Теперь тебя, по повелению Божиею, станут называть Иисусом Навином, что значит: — тот, помощью которого будет Иегова. Через рабу Свою Мирьям, повелевает тебе Бог отцов твоих и твой быть мечом и щитом твоего народа. У Него сила великая и Он повелевает тебе: простри руку твою, и она уничтожит врагов.

Ефрем начал говорить сначала тихо, но мало по малу воодушевился и его последние слова звучали громко и явственно среди тишины ночи.

Мирьям, приказывая юноше передать ее слова Осии, положила руки на голову Ефрема и затем пристально посмотрела ему в лицо своими жгучими, черными глазами.

И вот юноша не мог успокоиться, пока не исполнил возложенного на него поручения. Даже во время своего путешествия Ефрем постоянно повторял слова Мирьям.

Теперь он вздохнул свободнее и сказал:

— Я хочу спать!

Осия же положил правую руку на плечо племянника и повелительно сказал:

— Еще раз!

Ефрем повиновался, но только говорил не с таким воодушевлением как в первый раз, кончив, он обратился к дяде:

— Прошу тебя, дай мне заснуть?

С этими словами он подложил руку под щеку и закрыл глаза.

Осия не беспокоил его более, а только осторожно сменил больному повязку на голове и погасил светильник. Вышедши из палатки, военачальник подложил в костер дров, уселся против него и задумался, смотря попеременно — то на горящий костер, то в пустынную даль.

Мысли одна мрачнее другой не давали ему покоя.

Господь Бог повелел ему переменить имя, значит сделаться новым человеком, оставить Египет и присоединиться к еврейскому народу. Чего требовал от Осин отец, приказывал ему и Бог его народа. Он должен сделаться полководцем евреев и вести их в битву, когда настанет для этого время.

Таков смысл ее приказания и эта девственница, великая пророчица, изрекла ему волю Всевышнего. И теперь в его воображении возник образ этой женщины, вознесшейся на недосягаемую для него высоту. И вдруг у него стало так спокойно на душе; ему невольно припомнилось детство, тихое, светлое; он провел его в доме отца, между своими единоплеменниками и сверстниками… Сердце его исполнилось умиления и он вознес горячую молитву к Богу отцов своих, Который призывает теперь его, недостойного раба своего, на великое дело. А между тем время от времени он вспоминал о данной фараону присяге, о своих подчиненных воинах, которые теперь останутся одни, осиротелые; еще неизвестно, кого фараон поставит на место Осии; быть может, он будет человек жестокий, несправедливый, а между тем, эти самые воины по одному слову Осии, шли на верную смерть. И ему стало жаль этих людей, которые безропотно делили с ним все трудности боевой жизни.

Наступил третий час после полуночи, стража была сменена и Осия желал заснуть несколько времени. При наступлении дня он хотел, с свойственною ему рассудительностью, обдумать свое положение как следует. Когда Осия вошел в палатку и стал прислушиваться к мерному дыханию Ефрема, то ему казалось, что юноша как будто опять передавал ему слова пророчицы. Он испугался, но невольно и сам стал повторять приказание Мирьям. В это время послышался между стражею громкий спор, нарушивший тишину ночи.

Осия быстрыми и твердыми шагами направился к тому месту, откуда был слышен шум.

VI

Хогла, внучка старого невольника, явилась рано утром, чтобы отвести Осию к ее деду, который чувствовал приближение смерти и не захотел умереть, не увидав сына своего господина и не благословив его в последний раз.

Военачальник сказал Хогле, чтобы она подождала, а сам отправился к Ефрему; тот спал покойно. Тогда дядя оставил у постели больного верного человека, а сам пошел вслед за девушкой.

Хогла шла вперед, неся в руках фонарик и когда свет от него падал на ее лицо, то Осия видел, что она некрасива и что тяжелая невольничья работа преждевременно согнула ее спину. Голос у ней был грубый, но, между тем, когда она говорила, то на ее некрасивом лице являлась добрая улыбка, свойственная только людям с неиспорченным сердцем. Девушка рассказала Осии, что между вышедшими из Египта евреями у ней был жених, но что она не могла идти за народом, так как не хотела оставить деда и бабушку без всякой помощи. Так как она была некрасива, то никто не хотел на ней жениться пока не явился Ассер, который полюбил Хоглу, потому что она была прилежна к работе и могла быть хорошей ему помощницей; ее жених хотел, было, остаться вместе с нею в Египте, но его отец приказал сыну идти со всеми; он не смел ослушаться и пошел, так что теперь Хогла и Ассер разлучены навеки. Девушка говорила спокойно монотонным голосом, а между тем ее слова глубоко проникли в душу Осии, и он вспомнил, что еще ночью размышлял о том, как бы уклониться от воли отца.

Когда они приблизились к гавани, то Осия увидел укрепления, построенные его единоплеменниками и ему вспомнились кучки оборванных рабочих, которых понуждали к работе египетские стрелки; евреи были ленивы и, часто только для того чтобы провести время, заводили между собою споры; Осия знал также хорошо, что эти люди не стыдились ни лжи, ни обмана, лишь бы только избавиться от работы и что трудно было привести их к послушанию и к исполнению своих обязанностей.

Осии пришли на ум все эти воспоминания и он с ужасом подумал, что, быть может, ему придется сделаться вождем таких людей. В египетском войске числилось немало евреев, замечательных по храбрости и выдержанности, но то были или сыновья владельцев стад или пастухи, а большинство его единоплеменников не отличалось этими качествами. И опять в сердце Осии поднялась борьба: повиноваться ли отцу, или остаться верным присяге фараону? Взволнованный и серьезный переступил он порог дома раба; дурное расположение духа военачальника еще более усилилось, когда он застал Элиава, по-видимому, совершенно здорового, сидящего на постели и собственноручно наливающего воду в вино. Так значит он, Осия, был обманут ложным известием и оторван от постели больного племянника, чтобы явиться к какому-то рабу из-за пустой прихоти последнего. Он приписал это ловкой хитрости, в которой египтяне постоянно обвиняли евреев; однако, гнев Осии, как рассудительного человека, скоро смягчился, когда он увидел, как непритворно была довольна девушка внезапному выздоровлению деда; затем военачальник окончательно убедился в том, что старик был очень слаб незадолго до его прихода, когда престарелая жена Элиава рассказала, что лишь только ушла Хогла, как старик попросил вина, выпил несколько глотков и почувствовал себя крепче; вот она и предложила ему подкреплять себя время от времени вином.