Страница 137 из 138
Такой шум стоял в тюремном дворе, такой звон и лязг, что все мермехоны, все хватательные машины стали неуправляемыми — не могли расслышать ни одной команды Главного Хранителя.
Великолепная Бабушка вырвалась из своей клетки и, энергично работая локтями, высоко поднимая колени, побежала навстречу Типтику:
— Внук! Тимоша!.. Воронуша!.. Вы истинные герои! Я все знаю! Я горжусь вами!
Люди, ощутив свободу, дорвались до самого желанного сегодня дела: они умело выключали и останавливали хватательные машины, всю эту технику, которая держала людей взаперти, не позволяла им жить так, как хочется.
Воронуша, высунув клюв из своей щели, храбро подбадривал:
— Урра! Бей крепче! Пре-крра-сно!
Но сам из щели, на всякий случай, не вылезал.
Глава тридцатая
«Прыгай!..»
У Дяди Ловушки от бессильной злобы тряслись губы. Немигающими глазами смотрел он на то, что делалось во дворе. Остановились его верные слуги — хватательные машины; присмирели его стражники — мермехоны.
Что делать Ловушке — убежать, спрятаться?.. Некуда бежать, некуда прятаться: несколько человек уже ломились в дверь его черного дома.
И тогда Главный Хранитель, с трудом протиснув свой толстый живот сквозь щель узкого окна, встал на подоконник и пронзительно затараторил:
— Прощайте! Сейчас я брошусь вниз и разобьюсь насмерть на ваших глазах. Насмерть разобьюсь, имейте в виду! Смотрите, как умирает герой!
Люди во дворе чуть притихли; они испуганно смотрели на кривоногого человечка, который стоял на самом краешке подоконника.
— Да! — кричал Дядя Ловушка. — Я сейчас умру, потому что не хочу больше жить рядом с вами, негодяи вы эдакие! Не хочу, негодяи, видеть вас и слышать! Вы не уважаете меня — меня не уважаете, нет! Меня — мудрого Главного Хранителя Картины… Я сейчас умру, и никто-никто не будет заботиться о жирной пище для ваших родных… Сейчас умру! Прощай, мой стеклянный город! Прощай, теплое солнышко! Прощайте, негодяи!
Он говорил уже спокойнее, и даже немного отодвинулся от края подоконника.
А во дворе кто-то уже опустил глаза, кто-то уже тяжело вздохнул…
— Вы не жалеете меня, — еще громче затараторил Дядя Ловушка. — Вы не любите меня. Вы не верите мне!.. Вы хотели поближе рассмотреть Картину… А, может быть, вы хотите ее переделать, изменить ее?.. Но ведь Картину нарисовал Знаменитый Художник — нарисовал всю вашу жизнь. Он оставил мне свою Картину, потому что любил меня, верил мне. А вы, негодяи, не уважаете, не жалеете меня. И вот, я сейчас прыгну и умру на ваших глазах!..
— Прыгай! — раздался звонкий голос.
Все обернулись.
На каменном заборе стояла худенькая девчонка… Зоя! Колени у нее ободраны, лицо раскраснелось, и под лучами утреннего солнца сияло, как маленький флажок.
— Прыгай, прыгай! — весело повторила она. — Ну, что же ты?.. Боишься? Или раздумал умирать?
— Нет, не раздумал! — взвизгнул Дядя Ловушка, губы его опять задрожали от злости. — Не раздумал, но хочу, чтобы смерть мою видели не только эти бунтовщики, мятежники. Я желаю, чтобы весь город увидел, как погибает Главный Хранитель…
— Весь город? — спросила Зоя. — Пожалуйста!..
За забором зашумели, загудели тысячи голосов. Заскрипели железные ворота — во двор ворвались сердитые люди. Впереди всех — Последний Доктор.
— Дорогой мой сын! — закричал старик радостно. — Мы пришли, чтобы спасти тебя и всех твоих друзей…
А Зоя смеялась, показывая пальцем на Ловушку:
— Глядите, глядите! Сейчас будет совершен прыжок с высоты в пятьдесят метров! Прыжок без парашюта!.. Прыгай! Алле-гоп!..
— Ой, будьте добры, не прыгайте, дяденька Хранитель! Если вы разобьетесь, то я уже не буду чемпионом города по «медленности»…
Это сказал шарообразный мальчик; он, оказывается, тоже приплелся сюда.
— Пусть прыгает! — требовала Зоя. — Струсил?
— Нет… не струсил я… — промямлил Дядя Ловушка. — Но жалко… Жалко зашибить кого-нибудь там внизу, если прыгну.
В толпе засмеялись.
— Ну чего, чего вы от меня хотите? — единственный глаз Ловушки часто-часто замигал. — Чего вам надо?
— Чтобы стать по-настоящему счастливым — нам всем нужна работа! — крикнул Учитель.
И тысячи людей заволновались, зашумели:
— Хо-тим ра-бо-тать!
— Труд!
— Ра-бо-та!
— Строить! Учить!
— Выдумывать! Изобретать! Делать! — кричали взрослые.
— Смеяться, бегать, играть! — кричали дети.
— Порр-порхать! — каркнул Воронуша, но его, кажется, никто не услышал.
Глава тридцать первая
Карандаш, ластик и яркие краски
Учитель взобрался на разломанную ветку, с нее перескочил на забор и стал рядом с Зоей. Он отовсюду был виден.
— Я хочу спросить вас, друзья, — начал Учитель. — Разве это правильно, что нашим прекрасным городом командует самый жадный и самый злой человек?
— Не-пра-виль-но! — ответили тысячи людей.
— Мы с вами живем открыто, на виду у всех, у нас нет секретов друг от друга. А он живет в черном каменном доме за высоким забором; у него нет друзей, и никто не знает, о чем думает сумасшедший человек, который сам себя назвал Главным Хранителем. Разве это правильно?
— Не-пра-виль-но! — ответили тысячи людей.
— Разве это правильно, что он запрещает нам работать?
— Нет, неправильно! — все громче и громче говорили люди. — Не-пра-виль-но!.. Не-пра-виль-но!
— И почему он прячет от нас Картину? Нашу Картину! Если город выстроен, как на Картине — мы имеем полное право видеть ее!
— Имеем право! — сказали тысячи людей так громко, что Воронуша вздрогнул и даже подпрыгнул от волнения:
— Имеем прра-во! — сказал он.
— Ладно, уж так и быть, ладно… — заверещал Дядя Ловушка. — Покажу я вам Картину, покажу… Сейчас принесу… Но если вы тронете меня хоть пальцем, то я уничтожу ее — разорву, разрежу, разобью, если тронете меня, старичка несчастного.
— Не тронем, — с презрением сказал Последний Доктор.
…И вот распахнулись настежь двери черного дома, и показалась Картина.
Дядя Ловушка держал ее перед собой, прикрываясь ею, словно щитом; он весь спрятался за нее — и только снизу видны были ноги, а сверху лысина и клочок слипшихся волос.
— Ворр! Ворр! Ворр! — закричал Воронуша и сел на плечо Типтику.
— Вот Картина, которую мне подарил мой лучший друг — Знаменитый Художник, — сказал Дядя Ловушка. — Он сам подарил мне эту Картину и сам назначил меня Главным Хранителем. Ведь я тоже был художником…
— Неправда! — воскликнула Бабушка. — Возмутительно! Он никогда не был художником, этот гнусный птицелов. Я сама видела, как он торговал живыми птицами. Мы с моим внуком Тимофеем Птахиным видели это собственными глазами! Скажите, разве может художник ловить птиц и держать их в клетках?
— Прравда! Прравда! — крикнул Воронуша и перелетел на плечо Великолепной Бабушки.
— Он мучил птиц, — подтвердил Типтик. — Не давал им пить…
— Прравда! — мотнул своей большой головой Ворон и перелетел от Бабушки опять к Типтику.
— Погодите-ка, — Типтик слегка прищурился. — Да разве это Картина?
— Да-да… — проговорил Последний Доктор, пристально вглядываясь в полотно в раме. — Это не похоже на Картину. Это, пожалуй, чертеж, схема…
И верно: все увидели, что на белом полотне тонкими еле заметными линиями были очерчены контуры домов, улиц, проспектов. А в самом центре чья-то неумелая рука — это сразу было заметно — карандашом нацарапала неуклюжий монумент в честь Главного Хранителя.
— Все в точности! Тут все в точности! — захлебывался Дядя Ловушка. — Очень похоже, в точности! — он кричал из последних сил, и от натуги лысина его покрылась капельками пота. — На Картине, как в жизни! В жизни, как на Картине! В точности!
— Минутку! — великолепная Бабушка пригляделась к Картине. — Тимоша, Зоя! У вас молодые глаза: взгляните — здесь подделка!
— Вижу! — обрадовался Типтик.
— Вижу! — обрадовалась Зоя. — Снимите, пожалуйста, стекло.