Страница 46 из 48
— Наконец-то я увидела другой сон!
Это были часы «пик», когда Вампу превращается в сплошной, медленно ползущий с бесчисленными остановками поток автомобилей, и в воздухе висит гул громадного города, изредка дополняемый басовыми гудками пароходов.
Оказалось — мы оба спешили. Мы отошли к стене Гонконг-Шанхайского банка, и там она коротко и торопливо рассказала содержание того, «другого», сна, который пролил свет на загадку ее обычного сновидения.
Она видела себя маленькой девочкой на одинокой ферме в горах. Ее родители обрабатывали землю. Это была глушь, судя по костюмам — Греция. Когда? Этого она не знала, но теперь почему-то думает, что сотни две лет тому назад. Потом с гор пришли разбойники и убили отца и мать. Девочка в ужасе забилась в какую-то щель, бандиты ее не нашли, а, может, и не искали… Когда грабители ушли, страх обуял ее в залитой кровью хижине, и она побежала куда глаза глядят. Какие-то люди приютили ее, воспитали и сделали… уличной проституткой… Это была тяжелая жизнь — с пьяными драками, избиениями и растоптанным человеческим достоинством… И когда она больше не в силах была ее выносить — побежала ночью топиться, финалом сна было постоянное ее сновидение; все стало на свое место.
Мы немного помолчали. Потом она добавила, что собирается, выйти замуж за служащего речной полиции. Я пожелал ей счастья, и мы расстались. Она ушла, свежая, улыбчивая, но мне тяжело стало на душе: я знал, что по закону причин и следствий, называемому Кармой, тот, кто покончил с жизнью самоубийством, непременно будет убит против воли в следующем воплощении, и чаще всего тогда, когда ему больше всего хочется жить…
И мне так хотелось, чтобы Великий Закон Пространственной Справедливости нашел ей оправдание.
Рассказ сестры милосердия
Это было во время Первой мировой войны. Бои шли в Польше. Наш госпиталь развернулся в имении богатого пана. Как-то мне дали поручение съездить по делу в соседний госпиталь, расположенный в одном из многочисленных имений польских магнатов Радзивиллов.
Поехала я с санитаром на двуколке. Еду туда первый раз, ясно, что ни дороги, ни того имения не знаю, не видывала, а когда стали подъезжать, стала улавливать что-то знакомое.
Имение старинное, с громадным парком, с оградами с версту… Аллея ведет к главному подъезду, усадьба чуть виднеется за громадными купами деревьев — чувствуется, что не усадьба это, а дворец…
Но, странно, когда подъехали ближе, меня охватило волнение: я, несомненно, знала это имение — я там была, но — когда?
Мой ум, точно человек в кромешной тьме, шарил по закоулкам сознания в поисках ответа на это «когда». Но вместо указания времени в моей памяти быстро всплывали детали этого места, пока еще скрытые от меня оградою парка: вот тут, за оградой, налево от громадных чугунных ворот должен быть большой пруд — он очень красив, по берегам его установлены мраморные статуи… Вазообразный фонтан и фонтан с амурами…
Дальше пойдет аллея, которая упрется в китайскую беседку…
«Что? Я с ума сошла? Откуда я все это знаю? Нет! Это надо проверить!»
Я решительно приказала санитару остановить лошадь, не доезжая ворот, а сама пошла проверить. И знаете, все так и оказалось, как мне представлялось: и пруд, и фонтаны те же самые, и дорожки… Но только нехорошо мне сделалось, трепетать я начала, ужас на меня навалился… Должно быть, когда-то что-то страшное я пережила там…
Я бросилась бежать — скорее на двуколку! Велела санитару ехать назад, так и не выполнив поручения. Всю дорогу думала, как оправдаться перед начальником госпиталя…
Человек, читавший эпитафию на собственной могиле
«Мы в забытых кладбищах попираем собственный прах…»
Сны… Серия снов, где одно сновидение являлось продолжением другого — предыдущего. Из них слагались сперва кусочки жизни, которые прерывались отсутствием каких бы то ни было сновидений, или же они были явно «из другой оперы». Затем опять появлялись прежние, знакомые уже лица и места — они заполняли пустующие промежутки, и из «кусочков» сформировывалась целая жизнь.
Т. (назовем его так), который видел эти сны, следил за ними с большим интересом. В своей нынешней жизни он был одним из портовых чиновников Лиепаи при буржуазном правительстве Латвии. Нельзя сказать, что в той, другой, жизни, которая развертывалась в его сновидениях, он играл героическую роль, которая щекотала бы его самолюбие, — нет! Он всего только был средней руки торговцем с весьма узким кругом интересов. Иногда, просыпаясь, Т. даже возмущался, как он мог быть таким ограниченным…
Т. был образованный человек, весьма начитан, и уже с юношеских лет, как только ознакомился с учением о перевоплощении, принял это учение безоговорочно. Когда началась серия снов, где один сон служил продолжением другого, внутреннее чувство подсказало ему, что он видит одну из своих прошлых жизней — жизнь почтенного бюргера в каком-то германском городе, названия которого он не знал. Свое собственное имя по той, другой, жизни, он знал: был он Эрнестом Шпигелем.[38] Город его снов не так уж сильно отличался от современности — в нем не хватало лишь автомобилей, трамваев; мужчины носили цилиндры, большие шевелюры и в моде были бороды. Женщины как бы исчезали во множестве нарядов, какие они на себя надевали: они были закутаны до пят, и из-под юбки с различными рюшками и воланами должен был выглядывать только носочек туфельки…
По этим признакам Т. отнес свое предыдущее существование к половине XIX века. Теперь, чтобы стать конкретным, городу его прошлой жизни не хватало только одного — географического названия.
Перед началом Второй мировой войны серия снов оборвалась. Т. испытывал чувство сожаления: ему понравилась эта двойная жизнь. Иногда, после дня утомительной работы, где ему сразу приходилось отвечать по нескольким телефонам, вызывать, спрашивать, уточнять и гонять рассыльного по всем этажам управления, он, ложась спать, с радостью думал, что может сейчас погрузиться в размеренную, неторопливую жизнь своего бюргерского «я», где за ним будут почтительно ухаживать, как за главою фирмы и семьи, и он будет наслаждаться тихим счастьем, которое люди совсем зря прозвали «мещанским»…
Настали годы войны. Рушились города, государства, рушились старые устои и семьи, страдали люди…
Военная волна забросила Т. в германский город Изерлой. И тут он поразился и обрадовался — это был город его снов: он узнавал и улицы, и площади, и дома… Наконец-то географическое название было найдено, и сны его из области фантастического шагнули в явную, неоспоримую конкретность!
Будучи человеком дела по натуре, он решил, как говорится, поставить точки на «и». Первым делом надо было установить — действительно ли в прошлом столетии тут жил человек по имени Эрнест Шпигель. Он отправился в соответствующее городское учреждение и, задобрив архивариуса щедрой мздой, уговорил его выбрать из старых записей все, касающееся Эрнеста Шпигеля.
Со своим заданием архивариус справился быстро: через пару дней Т. уже держал в руках точную справку, сообщавшую о том, когда родился Эрнест Шпигель, где жил, на ком женился и где похоронен. В справке были и другие указания, из которых Т. узнал, что у него в этом городе осталось немало родственников по той, другой жизни.
Т. решил все, по возможности, лично проверить, и начал свой обход с кладбища. Здесь дело обстояло труднее: кладбище было огромное, и в начале Т. растерялся, стоя перед лесом крестов и памятников. Но после поисков, главным образом, благодаря помощи кладбищенского сторожа, он очутился перед обомшелым снизу каменным памятником, на котором прочел, как бы сказать… собственное имя…
Он замер перед этим памятником с непередаваемым чувством — он стоял у своей собственной могилы. Какой человек, кроме него, мог похвастаться этим? Да, это было его имя, вернее, одно из тысячи имен, которые он когда-то носил… А разве только его имена менялись? С каждым именем была связана новая роль, которую приходилось играть какое-то количество лет, после чего он сходил со сцены. Роли кончались, но Актер оставался! Каких только он не переиграл ролей! Тут, наверное, были короли и рабы, бродяги и труженики, проповедники и разбойники всех их переиграл он на своем веку… А причем тут век?.. Это уже не век, а что-то из вечности — Актер был вечен и бессмертен… Кто этот Актер? Крупица вечности, стремящаяся познать самое себя… Но в таком случае (тут теплая волна, начавшаяся в сердце, залила его вплоть до кончиков пальцев) мог ли он чего-либо бояться на свете? Смерти? Да он умирал тысячи раз и стоял сегодня гордо, попирая собственный прах!
38
Имя и фамилия вымышленные, так как эту историю рассказал не сам Т., а его друг, который никакого имени не назвал и ограничился только указанием, что Т. узнал свою фамилию по прошлой жизни.