Страница 113 из 120
— Спасибо. До свидания. К черту…
— Товарищ лейтенант, — вдруг позвал Новичков. — Товарищ лейтенант! — громче окликнул связист, видя, что замполит продолжает смотреть в песок перед собой. — Кажется, афганская колонна на шоссе.
— Где? Вижу. Одной перебежкой — вперед.
Афганские грузовики, звеня всевозможными подвесками, свернули к караван-сараю. Само здание было разрушено, но армейский пост, охранявший развилку дорог, обжил развалины, возвел по углам навесы, и оттуда навстречу колонне вышли люди. Лейтенант узнал двух бришей[11] — афганского Кадыра и своего Дмитриева — и побежал, расплескивая остатки воды, быстрее.
— Салам алейкум, командор, — поздоровались сначала с ним, потом с сержантами водители грузовиков: старших афганцы чтят и уважают. Потом уже разом о чем-то заговорили, показывая на БТР[12], свои машины и дорогу.
— Они спрашивают, когда вы поедете вперед и можно ли ехать с вами, — перевел Инклоб, маленький солдат-афганец, учившийся когда-то в Ташкенте и знающий русский язык.
В первые дни службы в ДРА Спирин удивлялся, откуда люди, часто вместо подписи ставившие отпечаток пальца, умеют считать и знают русский язык. «Мы ведь торговцы, — объяснил один из царандоевцев[13]. — Не будем знать язык — не зазовем покупателя, не покажем и не продадим товар. Язык — наши деньги».
— Они говорят, — продолжал Инклоб, — что везут груз в Кабул и что сегодня им надо быть там.
— Так в чем же дело? — удивился Спирин.
— Душман, душман, — закивали водители и принялись вновь что-то объяснять.
— Они боятся душманов, — перевел Инклоб. — Говорят, недалеко отсюда их чуть было не задержали, с трудом вырвались. Теперь боятся. А если с шурави[14], душман не тронет.
— Нис, нис, — подтвердили водители.
— Они говорят, что везут муку на хлебозавод. Если они не успеют к ночи, хлебозавод будет немножко… — Инклоб щелкнул пальцами, подыскивая слово, — пополам, напополам работать не будет, и утром в Кабуле не будет лепешек. Водители очень просят шурави.
— Вот теперь ясно, Кадыр. Инклоб, приглашайте гостей пить чай, а я свяжусь с начальством. Новичков, на связь!
Лейтенанту самому хотелось продолжить путь, который прервался вчера под вечер из-за неполадок в бронетранспортере. «Ноль первый», дав команду ремонтироваться и ждать у афганского поста утреннюю колонну, через несколько часов «обрадовал»: ожидаемые машины пойдут в Кабул другой дорогой. Оставалось одно — отдыхать, ждать другую колонну, хотя по разговору, вернее, по интонации строго ограниченных для выхода в эфир слов чувствовалось, что и замполит, и люди, и БТР нужны в «хозяйстве».
И вот теперь есть повод просить разрешения двигаться дальше. Всего-то-навсего шестьдесят километров…
— «Ноль первый», я «Ноль третий». Докладываю обстановку: колонна «зеленых» просит сопровождения в квадрат… Везут хлеб. Просят сопровождения. К движению готов.
Над ухом защелкало, затрещало, потом сквозь шум пробился еле слышный резкий, отрывистый голос «Ноль первого»:
— Вас понял. Ждите указаний.
«Значит, командир не против, если не запретил сразу», — обрадовался Спирин, стараясь плотнее прислониться к броне, чтобы хоть немного защититься от пыли. Новичков укрывал рацию своей тельняшкой.
— «Ноль третий», я «Ноль первый». Сопровождение разрешаю. Высылаю навстречу две «коробочки», встретитесь в квадрате… Будьте осторожны, «Ноль третий». Связь — через каждые пять минут. Прием.
— Новичков, на связи. Пр-р-риготовиться к движению! — Складывая на бегу карту, лейтенант, перепрыгивая через кустики верблюжьей колючки, побежал под навес.
Алексей давно понял, что здесь, в Афганистане, наши солдаты находятся в моральном и физическом напряжении, часто думают об отдыхе. Но лишь выпадет минута-другая свободного времени, человек теряется. Только работа спасает от тоски по родным, по стакану молока, по запаху сена. Душевное равновесие, как ни странно, тут находишь только в напряжении. И этот день невольного отдыха, выпавший на его, Алексея, долю из-за поломки БТР, будоражил больше, чем любой выход в горы.
Лейтенант отряхнулся у порога, пригладил растрепанные «афганцем» жесткие от пыли волосы, вошел под навес. Дмитриев, пританцовывая и гримасничая у костра, пек что-то на сковородке. Механик-водитель Миша Евсеев передавал по кругу тарелку с желтыми оладьями, и афганцы, весело переговариваясь, брали угощение и благодарно кивали.
— Что вы делаете, Дмитриев? — удивился лейтенант.
Его увидели, узнали в полутьме, подтолкнули к костру, всунули в руки пиалу с чаем.
— У водителей нашелся яичный порошок и немного муки. Правда, не было дрожжей, но Дмитриев растер туда несколько таблеток от кашля, говорит в них есть сода, — охотно раскрыл кухню сержанта Евсеев. — Ничего, вроде вкусно, товарищ лейтенант. Вот и горяченькие подоспели. Попробуйте.
— Как бы от такого деликатеса не прихватило…
— Проверено на себе, товарищ лейтенант, — ответил сержант, однако сковородку отставил. — Шабаш, хорошего понемногу.
— Командор, бриш твой хорош. — Сидевший рядом со Спириным пожилой солдат-афганец перебрасывал с ладони на ладонь горячую оладушку, ухитряясь, однако, нетерпеливо откусывать от нее и кивать на сержанта.
— Ну, что, товарищ лейтенант, едем? — Незаметно в сутолоке подвинулись к офицеру десантники.
Спирин кивнул, и те, не сдерживаясь, прошептали «ура».
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ДИР — контрреволюционная организация «Движение исламской революции» («Харакят-е-энгеляб-е-ислами»), руководителем которой является Мухаммед Наби. Бандитские группы этой организации отличаются особой жестокостью и грабежами.
На марше старались идти в колонне по двое, в шахматном порядке, чтобы не попасть под одну очередь или гранату.
Кроме оружия и снаряжения, Али казалось, что он несет на своих плечах еще и солнце. Оно прожгло все нутро, давило к собственной тени, устало карабкающейся на склон. Воздух в глазах начал покачиваться, превращаясь в волны виденного однажды водохранилища под Кабулом. Дойти бы до воды. Дойти…
Жара и страшная усталость, сжавшие грудь и сделавшие свинцовыми, дрожащими при малейшем напряжении ноги, расплющили радость и волнение от встречи с родиной. И он готов был снова променять эти хребты и кручи родных гор на переполненную беженцами палатку в лагере, где у него есть место и где у входа стоит бочонок с теплой, но — водой… Опять вода! Когда же будет привал и разрешат сделать глоток из фляги?
Али нащупал на ремне обшитую войлоком пластмассовую фляжку. Под рукой тяжело и притягательно покачивалась вода. Его вода, которую не дают выпить.
— Привал!
Может, это слово вообще никто не произнес, но люди так желали его услышать, что, когда шедший первым Делавархан резко обернулся, мятежники уже сидели, лежали там, где застало их это слово. Руки судорожно отвинчивали пробки у фляг, раскрытые рты со спекшейся слюной в уголках губ тянулись к горлышкам — эти люди ради глотка воды готовы были сейчас предать самого аллаха.
— По глотку. Не торопитесь. Только освежите рты. — Делавархан шел между мятежниками, стараясь уследить, чтобы не была выпита вся вода.
Он рассчитывал без отдыха преодолеть последние хребты. Уже видна была Черная гора, а там за ней — и долина. Надо спешить. Семь суток отряд уже на территории республики, а еще не сделано ни одного выстрела. Надо быстрее, как можно быстрее запятнать всех кровью. Пусть стреляют во что угодно — в автомобиль, в дехканина, в мечеть, главное, чтобы против соотечественников, против республики. После этого отпадут мысли о побегах.
11
Сержантов.
12
Бронетранспортер.
13
Милиционеров.
14
Советские.
15
Органы афганской государственной безопасности.