Страница 38 из 64
Эспозио внимательно посмотрел на Игоря — похоже, в голове его шла переоценка ценностей. Все же от лейтенанта ждут и рассуждений на уровне лейтенанта. Игорь, для которого смысл взгляда был ясен, только усмехнулся про себя — так-то, а стоило бы подумать, что он не пацан уже давно, да и инвалидность, пускай вроде бы и не выпячивающаяся, заставляет воспринимать жизнь совсем иначе. Вслух он, правда, этого не сказал, а только поинтересовался деловито:
— Ну что, когда выступаем? Я предлагаю завтра с утра. Надеюсь, у тебя клаустрофобии нет?
Имперец медленно кивнул. Действительно, время было уже далеко за полдень, и, с учетом времени на сборы и дорогу, к шахтам они добрались бы уже в сумерках. Вопрос же о клаустрофобии был излишним — с такой болезнью в пехоту не берут. Единственно, он спросил:
— Этого брать будем?
— А на хрена он нам там нужен? Ничего похожего на планы базы у него нет, сам наудачу лезть собирался. А вот нож в спину получить — это запросто, так что пусть сидит пока. При любых раскладах он пригодится спецслужбам, что вашей, что нашей.
— Это если не найдем ничего. В противном случае он станет опасным свидетелем.
— Ладно, там видно будет. Пускай сидит, а женщины покараулят. Адалия, слышишь? Оказываем тебе высокое доверие, будешь у нас особо ценный источник информации охранять.
— Я хотела с вами…
— Знаю, что хотела, но ты в прошлый раз развлекалась, дай теперь отцу повоевать.
В общем, совместными усилиями они настояли на своем, пообещав, правда, изменить решение, если девушка приведет веские аргументы в пользу необходимости своего участия в экспедиции. Адалия промолчала, видимо, прекрасно понимая, что сейчас любой приведенный ей аргумент будет признан «невеским». Тем не менее, посмотрела она на мужчин столь многозначительно, что обоим стало попросту неловко за свое свинство. Плюс к тому, очень многообещающий был взгляд — мол, посмотрим еще, какую вам за все хорошее гадость учинить. Тем не менее, как оба считали, они мужчины — им и рисковать.
На следующее утро, стоя у входа в шахту, оба они некоторое время не могли преодолеть робость. В принципе, это чувство было обоим несвойственно и практически незнакомо, поэтому и с преодолением возникли некоторые сложности. Тот же Игорь по этой самой шахте еще мальчишкой ползал, а всего-то позавчера через нее выходил в тыл противнику, но ощущение присутствия огромной и жутковатой тайны где-то там, в глубине планеты, действовало на нервы почти столь же сильно, как расстрельная команда, целящаяся прямо в лицо. Был у них когда-то такой жесткий тренинг — прямо в мозг с помощью мнемонического усилителя транслировались ощущения людей в момент разнообразных жизненных коллизий, всегда разных, но всегда смертельно опасных, а зачастую и вовсе предсмертные ощущения. Делалось это для того, чтобы, во-первых, отсеять людей со слишком хрупкой психикой, а во-вторых, чтобы приучить смотреть на опасность более отстранение, воспринимая ее, в какой-то степени, как игру и тем самым научить будущих пилотов не паниковать, сохраняя абсолютное спокойствие в любой ситуации. Кому-то, говорят, это и впрямь помогало, хотя у Игоря воспоминания об ощущениях расстреливаемого дезертира, сгорающего заживо в сбитой капсуле десантника или, к примеру, медленно задыхающегося в космосе пилота, истребитель которого поврежден и потерял управление, вызывали только тяжелое, сосущее ощущение ужаса и полной безнадежности. У других, как он подозревал, тоже — не зря многих его сокурсников извлекали из тренинг-камер на руках и уносили потом на носилках — а ведь они были как раз из тех, кто прошел тесты и потом вполне успешно доучился. Да что там, его самого как-то так вытаскивали, без сознания и с мокрыми штанами. Позже он начал предполагать, что целью тренинга было вовсе не создать у молодежи игровое восприятие, а научить их смотреть на смерть, как на обыденность, своего рода издержки профессии, но это были только его догадки.
Вот примерно такого же рода ощущение, как на подобных тренингах, было у Игоря и сейчас. Эспозио о методах подготовки, принятых в империи, не распространялся, но, как подозревал Игорь, у них было нечто подобное — уж больно кислым, похожее на его собственное, стало выражение лица интенданта, когда тот увидел вход в шахту. Тем не менее, постояв несколько секунд, имперец вопросительно посмотрел на Игоря. Тот, подумав, кивнул, буркнул себе под нос: «Ну что, пошли, что ли», — и, пнув некстати подвернувшийся камень, первым зашагал под землю.
В принципе, с момента его последнего визита в эти места ничего здесь не изменилось. Это на поверхности диспозиция эволюционировала прямо-таки с угрожающей быстротой. Прошло чуть более суток, а на месте лагеря уже практически ничего не осталось. Зверье успело доесть трупы и, такое впечатление, даже песок вылизать, остатки палаток попутно разорвало в мелкие клочья. Еще и вытоптали территорию лагеря так, что от их следов невозможно было понять, что же, на самом деле, тут случилось. А сюда, в шахты, звери не заходили. Нечего им тут было делать.
Спускались мужчины быстро, огни фонарей вырывали из темноты знакомые Игорю с детства каменные стены в потеках воды и зеленоватых разводах — здесь уже встречались выходы меди, которая, окисляясь, и давала такую окраску. Высота свода постепенно уменьшалась, и в самом конце шахты Игорю пришлось даже пригибаться, чтобы не задеть потолок. Но вот перед ними оказался глухой каменный завал, и мужчины остановились.
— Раньше я думал, что здесь просто обрушился свод, — луч фонаря обежал нагромождение каменных глыб и крошки. — Теперь подозреваю, что здесь все попросту взорвали. Как, будем разгребать или пойдем в обход?
— А не заблудимся?
— Не волнуйся, навигаторы у нас есть.
— Тогда пошли.
Про боковой штрек, выводящий в карстовые пещеры, те, кто взрывал завал, очевидно, просто не знали, иначе подорвали бы и его. А может, он первоначально и не вскрыл их, и лишь позже тонкая перегородка между штреком и ближайшей пещерой, поврежденная или при проходке, или, скорее всего, завалившим забой взрывом, не выдержала и рассыпалась. Потому, наверное, и количество битого камня на полу было в разы выше нормы.
Когда они, кряхтя и цепляясь рюкзаками за края прохода, выбрались из штрека в пещеру, Эспозио лишь присвистнул. Игорь провел лучом фонаря, блеснули гроздья кристаллов, и Эспозио присвистнул вторично:
— Красота!..
— Именно так. Доставай свою люстру.
Имперец кивнул и, ловко скинув с плеч рюкзак, извлек из него мощный переносной прожектор. В детстве Игорю оставалось о таком агрегате только мечтать. Узкий, яркий, практически не рассеивающийся луч ударил из прожектора, и в первый раз в жизни Игорь смог рассмотреть пещеру, в которой с мальчишками ползал в детстве, замирая от сладкого предчувствия тайны.
Пещера была не то чтобы огромна, но велика — уж точно. В длину она была несколько десятков метров, точнее сказать было невозможно. Во всяком случае, тот ход, который выводил к соседней шахте, был примерно в середине пути. Это на первый взгляд в середине — с одной стороны, пещера там сужалась, но с другой, стен было там не видно. Луч прожектора туда попросту не доставал, и дальняя оконечность пещеры терялась во мраке.
Выглядело это зрелище, конечно, впечатляюще, никакого сравнения с тем, что они могли рассмотреть с помощью фонарей. Однако на красоты спелеологи-любители глядели очень недолго — надо было работать, не забывая при этом, что батареи прожектора хватит на двенадцать часов, не больше. Дальше надо было его заряжать, а смена батареи в прожекторе попросту не была предусмотрена. И второго прожектора тоже не было — Игорю в свое время он был не нужен. Этот-то в прошлом году приволок так, на всякий случай, и в пещеры с ним лезть, разумеется, не собирался. Единственно, радовал тот факт, что искомое просто не могло располагаться далеко — иначе геологи, ведущие когда-то разведку месторождения, из не такой и глубокой шахты до него бы просто-напросто не добрались. Хотя, с другой стороны, что они там увидели? Не исключено, что просто следы древних выработок или, к примеру, вросший в камень скелет.