Страна Изобилия

Он сошел с трамвая на центральном почтамте. В звенящем помещении стояли очереди к окошкам и очереди к рядку телефонных будок. Он мягко и вежливо проигнорировал их все, подошел к третьему окошку и — так, словно имел на это полное право — прервал работу сотрудницы, обслуживающей посетителя, наклонившись вперед и вручив ей зажатый в протянутой руке один из малочисленных предметов из своего портфеля — букетик фиалок.

Ой, это вы! — просияла женщина в окошке. — Подождите! — обратилась она к посетителю, отключив улыбку, словно той и в помине не было. Она соскользнула со стула и начала рыться на полках позади себя. — А, вот. Вот ваши письма и еще телеграммы вам сегодня: одна… две… три. Сейчас я вам вынесу.

Чекушкин поклонился и двинулся к дверце в конце ряда окошек, навстречу к ней. Она повела его за собой через главный зал к телефонам, отперла покрытую лаком дверь последней будки ключом из связки, большой, как у тюремщика. Церемонно сняла табличку “не работает”, продетую через дверную ручку, похлопала по сиденью внутри быстрым движением, туда-сюда, словно смахивала пыль перед его визитом.

— Вот, — она протянула ему почту. — Как вы себя чувствуете, получше?

— Да, не на что жаловаться, — ответил он. — Легкий насморк, так ведь это погода такая. А вы как?

— Все так же, — ответила она, — боли ужасные. Вы, наверное, не…

— Знаете, да — я говорил с другом, которого поминал, и он сказал, вам непременно нужно проконсультироваться у специалиста. Я взял на себя смелость записать имя и адрес дамы, которую он посоветовал. По слухам, она очень хорошая, с большим пониманием.

И он протянул ей сложенный листок бумаги, который перекочевал прямо в карман юбки.

— Я просто не представляю, — сказала она, — где вы в январе цветы находите.

— Мой маленький секрет, — ответил он.

В будке он подготовился к работе. Столбик десятикопеечных монеток на полке, портфель на коленях вместо рабочего стола. Дверь снова приоткрылась, и у его локтя появился стакан дымящегося чаю в жестяном подстаканнике, украшенном цветами и космонавтами. Вот умница. Итак, за работу. Он распечатал конверты. Номера он записывал карандашом в свой блокнот, но слова — и особенно имена — предпочитал запоминать наизусть. Память у него была превосходная, натренированная за долгие годы до того, что стала похожа на целую картотеку в голове, и именно тут, на воображаемых карточках, которые никто кроме него не мог прочесть, он хранил свою настоящую товарную наличность, свой список контактов, все растущий, без которого, полагал он, написанные карандашом цифры почти ничего не значили бы. Его клиенты платили ему за то, что он проблемы решал, а не создавал. Сегодня поступили сообщения от шести из пятнадцати фирм, которые он представлял. Правда, в паре из них всего лишь выражалось беспокойство, повторялись заявления о том, что они на него надеются, что ждут своевременной отправки того или иного предмета. Он их не винил. Они лишь действовали согласно его собственному главному принципу: если тебе что- то от кого-то нужно, тебе следует не покидать их мысли, всегда находиться там, на краешке их внимания, и любезно напоминать о необходимости заняться тобой и твоей просьбой, причем поскорее; а он как раз и был человеком, которого эти фирмы могли побеспокоить. Он быстро составил список звонков на день.

— Алло, Чекушкин беспокоит. Ага, холод просто собачий. Слушайте, насчет этого песка…

— Алло, это Маша? Билеты прислали? Да? Ну, я рад. Да, это, по-моему, одно из лучших его представлений — волшебство, иначе не скажешь. Ну, что ты, милая, да это я так… Ах, циничная какая. Просто не дай бог. Как тебе только не стыдно. Ну, в общем, разве что вот какое дело…

— Алло, можно Сорова, замдиректора? Это Чекушкин звонит, я из отдела хирургического оборудования Одесского прокатного, мы тут вам заказ послали на низколегированные заготовки. Так вот, у нас к вам одно предложение по срокам доставки, чтобы вам существенно облегчить жизнь в первом квартале. Хорошо, я подожду…

— Чекушкин. Андрей, где машины? Машины где, черт побери? Мы хотим по-хорошему, мы с тобой уже давно работаем, т ы же знаешь, мы люди разумные, но ты сам пойми, какие у тебя тут проблемы начнутся, нет, я серьезно…

— Здравствуйте, вы меня не знаете, но секретарь Беляев мне посоветовал с вами связаться. У него дела прекрасно, он передает привет и поздравления. Так вот, я звоню вот по какому поводу…

— Доброе утро, лапочка. Сам у себя? Нет? Ну и хорошо, не переживай. Как почему? Да потому что я с тобой могу поговорить…

— Здрасьте! Да, это Чекушкин опять. Не сомневайтесь — звоню и буду звонить каждый день, пока наш товар не доставите. Давайте с вами так договоримся. Каждый раз, когда звоню, я вам рассказываю анекдот, который вы еще не слышали, — это я вам гарантирую. Не волнуйтесь, анекдоты я рассказываю хорошо. А если надоест хихикать, то сами знаете, что вам делать, — лады? Ну так вот: на Землю села летающая тарелка, инопланетяне захватили русского, немца и француза…

И так далее, и тому подобное. Осталась только телеграмма от “Солхимволокна” — им полагалось пребывать в состоянии спокойного довольства, он же как раз только что нашел им целый товарняк железного колчедана, чтобы помочь справиться с нехваткой серы, но нет, какое там спокойствие — спокойствия они явно не испытывали. Чекушкин потер горло, покашлял, пососал мятный леденец. В одном кармане у него была пачка папирос, в другом — пачка “Явы” с фильтром, чтобы угощать людей, но сам он, почти единственный из всех, кого знал, не курил — от этого, как он считал, голос у него делался хриплым, неприятным. “Уралмаш отказывается доставить новую машину тчк срочнейше выяснить зпт разобраться тчк архипов”. А, это, наверное, вытяжная машина, ПНШ, как ее там, которую им должны были прислать взамен потерянной при аварии, — здоровая штука, ох, здоровая, он уже начал разрабатывать кое-какие планы, чтобы транспортировать ее в веселый город Соловец. “Уралмашу” не понравилось, когда ее добавили им к плану в последний момент, но про то, что с этим имеются какие-то проблемы, он слышал впервые. Проблем быть не должно — им ведь сказали, что дело срочное, безотлагательное. Чекушкин подумал. Особенно про слово “отказывается” и его тревожный окончательный смысл. В нем слышалось что-то стратегическое. Отсюда следовали разные варианты насчет того, кому звонить. Начинать с самого низу “Уралмаша” бессмысленно, если то или иное решение уже приняли наверху. Говорить с секретаршей или начальником цеха бессмысленно. С другой стороны, пока он не поймет, что происходит, не следует разговаривать и с людьми на высоких должностях, с теми, чей престиж может пострадать. Если какая-нибудь шишка почувствует, что придется поступиться своим мнением, пойти на попятный, это верный путь к усугублению проблемы. Что ему нужно, так это низ верхушки, человек на младшей должности в верхнем руководстве. Он полистал невидимую картотеку. Ага, Рышард: немного за сорок, поляк с Украины, жена религиозная, куча детей. Приятный парень. Выпивает. Вероятно, подняться по службе ему не суждено. Чекушкин сунул монетку в щель и набрал номер.

— Да, алло, я слушаю! — Голос раздраженный — человек чем-то занят.

— Это Чекушкин. Извините, что беспокою…

— Мне сейчас некогда говорить. Лучше попозже.

— Конечно, конечно, когда сможете. Может, встретимся сегодня вечером, выпьем?

— Не знаю. У меня тут семейное мероприятие. Господи, это насчет “Солхимволокна”, да?

— Ну да. Тут какое-то недопонимание с нашей стороны…

— Знаете, Чекушкин, извините, но это дело лучше оставить в покое. Ничего из этого не выйдет. И если честно, большего я сказать не могу. Придется вашим знакомым обойтись старой моделью. Пускай скажут спасибо, что мы вообще их поставили в план.

— Погодите, погодите. Значит, вы говорите, заказ их принят, только усовершенствованную модель им не дадут?

— Э, ну да. Похоже, там у вас и правда какое-то недопонимание.

— Да нет, я думаю, это я виноват. Меня только что во все это втянули, так что извините, я все перепутал. Послушайте, если у вас найдется минутка сегодня вечером, чтобы все прояснить, вы мне окажете личную услугу. Просто сориентировать меня немножко.