Заповедными тропами

И вот однажды, чтобы привести в порядок дупло, я отогнул в сторону сетку и, всунув в дупло руку, попытался поймать мою пленницу. Испуганная птичка издала только негромкое щелканье своим клювом, но и этого было достаточно: в тот же момент около меня появился самец совки. Несмотря на яркое освещение, он быстро, как ястребенок, сорвался с далеко стоящего крупного дерева и, «козырнув» над самой моей головой, уселся на ближайшую ветку. «Гу-у-у-у… цок, цок, цок», — услышал я угрожающий крик и щелканье, за которыми последовало новое стремительное нападение. Взъерошенное оперение, полураскрытые крылья, круглые оранжевые глаза и беспрерывное щелканье клювом — все это, конечно, могло испугать врага. И если бы совочка была не такая маленькая, а я не такой великан, она бы показалась мне не трогательно смешной, а очень страшной. Птица подлетела ко мне так близко, что, изловчившись, я мог бы схватить ее рукой. Я даже приготовился к этому. Но другая моя рука в это время, подчиняясь могучему справедливому чувству, бесцеремонно отдирала от дерева прибитую сетку.

Несколько секунд спустя, отбросив заржавленную решетку в сторону, я шагал к дому. Вместе с решеткой я отбросил и мысль о содержании в неволе взрослой совки. Прошло две недели, и во многих дуплах и в покинутых сорочьих гнездах появились птенцы совок. И когда в поздние вечерние сумерки мне приходилось проходить через запущенный сад, я часто слышал знакомые мне шепчущие голоса птенчиков.

«Чуф-чуф-чуф…», — шептали они, требуя пищи.

Незадолго до отъезда в Москву из нескольких десятков птенцов, находившихся под моим наблюдением, я выбрал самого маленького самца и самую крупную самку. Мне необходимо было подготовить совочек к перевозке в Москву. Для этого я хотел несколько приручить совочек к себе, чтобы без особых затруднений и хлопот кормить их в дороге. На досуге, в порядке отдыха, я занялся этим несложным и интересным делом. При длительных перевозках животных очень важно, чтобы птичка не просила пищи в течение целого дня, а получала ее только при известных обстоятельствах. Ведь ни один пассажир, едущий с вами в одном купе, не выдержит, если у его уха в течение целых суток будет кричать птица. И напротив, ваши соседи останутся очень довольны, если один или два раза в день вы, открыв затемненную корзиночку и накормив ваших питомцев, внесете этим маленькое разнообразие в скучную дорогу. Уверяю вас, что часа кормежки в таком случае будут с нетерпением ждать не только ваши питомцы, но и ваши соседи. Как видите, подчас перевозка животных обязывает вас изучать не только нравы зверей и птиц, но и психические особенности скучающего и утомленного длительной дорогой человека.

Итак, незадолго до отъезда я поместил взятых птенцов буланой совки в темный стенной шкаф. Когда я открывал дверцу, внутрь врывался дневной свет. Только в эти моменты я и давал своим птенчикам пищу. Вскоре обе совочки стали вполне ручными. Они узнавали меня и, когда я появлялся с кормом, встречали мое появление своеобразным покачиванием тела из стороны в сторону и уже знакомым нам тихим чуфканьем.

Но вот позади далекий путь из Средней Азии к нашей столице, вот и более полугода жизни в Москве.

Обе птички подросли, сменили свой юношеский поперечно-полосатый наряд на взрослый, изменили голоса, но наша дружба не пошла дальше. Совки не боялись меня, когда я чистил клетку, брали из рук пищу, но в то же время жили своей замкнутой жизнью. «Славные, но очень скучные пичуги», — давно решил я и как-то незаметно для себя охладел вообще ко всем совкам, и к моим птичкам в частности. На воле хороши: там действительно они украшают природу своими своеобразными криками, ну а в городской квартире… Я решил передать совок Московскому зоопарку.

Помещенные в большую клетку, совки чувствовали себя значительно лучше, чем в моей квартире. На следующую весну они отложили яйца, но, к сожалению, не вывели птенцов — яйца оказались болтунами.

С тех пор прошло много лет, но я больше не мечтал завести у себя совок.

«Удивительное сочетание природы и культуры», — думал я однажды, сойдя с автобуса на главной улице чистенького городка в Закавказье. «Город-лес», — назвал я его для себя, хотя он уже около полувека носил совсем другое название, связанное с названием речки.

И действительно, не только издали, но и вблизи городок напоминал лесную чащу.

Отдельные великаны деревья, иногда с засохшей причудливой вершиной, чередовались с густыми зарослями. А среди этой пышной растительности шли асфальтированные улицы, светились огоньки в утопающих в зелени домиках, двигалась гуляющая публика.

Когда же я в поисках нужного мне адреса удалился от главной улицы, впечатление, что меня окружает лес, еще более усилилось. Сквозь ветви деревьев ярко светила луна, где-то поблизости то звонко, то приглушенно журчал ручеек, захлебываясь, свистели совки-сплюшки, на деревьях, шелестя листвой, носились как угорелые ночные грызуны — сони-полчки. Лес, и только.

Спустя полчаса я отыскал нужный мне домик. Он помещался на окраине города и был окружен великолепным садом, постепенно переходившим в лесную чащу.

— Не оставляйте только окно и дверь открытыми, — счел необходимым предупредить меня хозяин, помогая внести мои вещи в отдельную темную комнату. — Нам недавно маленького медвежонка принесли, так он у нас на полной свободе живет и частенько балует, — продолжал он. — На цепи держать не хочется, да и нет ее у меня.

Но пока я выслушивал эти предупреждения и пытался зажечь лампу, мой хозяин споткнулся и чуть не упал на пол.

— Простите, пожалуйста, это я, наверное, заплечный мешок на полу оставил.

— Точно, мешок, — нагнулся старик, но, не докончив начатой фразы, вдруг энергично пнул ногой какой-то темный предмет, мигом вылетевший через открытую дверь наружу. — У вас в мешке что-нибудь съестное было? Ну, конечно, что-то под ногами хрустит — песок сахарный, что ли. Я же вам говорил, что медвежонок балует.

Мы наконец зажгли лампу и, кое-как убрав разорванные медвежонком свертки, вышли на воздух.

Много я видел живых маленьких медвежат за свою жизнь, но такого чудного и симпатичного не видел ни разу. Это был не зверь, а воплощение самой жизни, энергии и веселья, заключенных в слишком тесный пушистый футляр. Избыток силы бросал медвежонка то в одну, то в другую сторону, толкал его на различные проказы.

Наше появление во дворе оказалось своевременным. Мы застали медвежонка висящим на оконной раме. Засовывая когти в щель, он пытался открыть окно в кухню. Увидев нас, он кинулся вниз и в сторону, исчез в темноте, а в следующую секунду с замечательным проворством взобрался на громадное дерево и уже раскачивал большую ветку на его вершине. На нас сыпались сорванные листья и обломленные сухие сучья.

В гостеприимном домике я прожил только три дня. Но как памятны эти дни, сколько смешных случаев и маленьких неприятностей; виновником их неизменно был шалун медвежонок. В день же моего отъезда в Москву случилось происшествие, в результате которого мне в руки и попала совка-сплюшка, названная мной Тюкой.

Суеверный страх перед совками, к сожалению, и сейчас не изжит в Закавказье. Этот нелепый и ни на чем не основанный предрассудок часто побуждает людей на необдуманные поступки — полезных птиц стреляют из ружей, их гнезда беспощадно разоряются ребятами.

— За что птичек со свету согнал? — услышал как-то я голос хозяина.

— Да это сычи, дядя, я их медвежонку принес, — оправдывался мальчуган.

— И сычей не надо трогать, а мясо медвежонку все равно давать нельзя, забрось их сейчас же подальше, чтобы я их не видел.

Я вышел из комнаты на крыльцо.

— И так с медвежонком хлопот не оберешься, — обратился ко мне старик, — полюбуйтесь, сычами его накормить решили. Ведь после этого он кур душить начнет.