Пленник ада

— Мой отец тоже не верил в сказки.

— Что? — не понял инспектор.

— Некоторые из сказок становятся правдой, мистер Ронсон, причем, самые плохие.

— Да-да, конечно, — поспешил согласиться инспектор, чтобы не потерять возможность вести откровенный разговор. — Но я не понимаю…

— У вас есть семья, мистер Ронсон?

Разговор прервал резкий щелчок, исходивший из кармана инспектора и голос, немного искаженный диктофоном.

Уполномоченный Робинсон шагал по паркетному полу холла. В доме Ларри Коттона царили разруха и запустение. На ковре валялись куски штукатурки и лепнины, отбитой с потолка. Тишина была настолько полной, что был слышен стук сердца молодого полицейского.

Робинсон перешагнул через осколки стекла и расстегнул кобуру с пистолетом у себя на поясе. Пощелкав выключателем, он убедился, что света нет, и включил карманный фонарик с длинной круглой ручкой. Луч выхватил сломанные перила лестницы, ведущей на второй этаж.

Раздавшийся сзади шорох заставил Робинсона оглянуться, рука невольно потянулась к пистолету. Мимо опрокинутого стула прошмыгнула крыса с огрызком карандаша в зубах.

Робинсон расслабился, пригладил пышные черные усы и снова направил свет на ступеньки.

Доски громко скрипели под его ногами, когда он, держа руку на кобуре, поднимался по лестнице. Выйдя на лестничную площадку второго этажа, он увидел три двери: две рядом, а одна чуть подальше по коридору. Подумав, полицейский толкнул ближнюю дверь. Это оказался черный ход с небольшой кладовой. Здесь стоял вместительный, неуклюжий шкаф, занимающий почти все свободное место. Повернувшись, чтобы рассмотреть противоположную стену, полицейский задел ручку, и дверца шкафа открылась. Резко повернувшись и выхватывая из кобуры «Смит энд Вессон», Робинсон несколько раз выстрелил в падающую на него фигуру Иисуса Христа с лампочками вокруг головы. Выстрелы эхом разнеслись по всему дому.

— Дьявол! — процедил он сквозь зубы, увидев, что на него упала просто гипсовая статуя.

Выйдя из кладовой, он спустился по узкой железной лестнице. Наружная дверь была полуоткрыта и свисала на единственной петле. Рядом, с уличной стороны, стоял мусорный контейнер, от него исходил тошнотворный запах гниющего мяса. Откинув крышку, Робинсон отшатнулся от роя мух, вылетевших из бака. Зажав нос платком, он осторожно заглянул внутрь и встретился глазами с остекленевшим взором изувеченного трупа. Преодолевая тошноту, он захлопнул контейнер и поспешил снова наверх. Открыв следующую дверь, он увидел лежащего на полу человека, с которого была содрана кожа. Крысы выели его глаза, а в пустых глазницах копошились черви.

Зажимая рот рукой, Робинсон выскочил на площадку и, перегнувшись через перила, выплеснул содержимое своего желудка.

— Черт возьми! — выругался он, утираясь носовым платком. — Если в спальне меня ожидает такая же картина, мои нервы просто не выдержат, и у меня поедет крыша, как у его дочки…

Постояв немного и придя в себя, полицейский шагнул в дверь спальни.

Сквозь не плотно зашторенное окно пробивался слабый луч обложенного тучами осеннего солнца, высвечивая окровавленный матрас на большой двуспальной кровати. На нем валялись обрывки каких-то цепей с крюками. Один из крюков, вспоров матерчатую обивку, глубоко вошел в поролон. Разбитое трюмо, стоявшее у стены, повторяло царивший в спальне разгром в десятках разбитых зеркальных кусочков.

— Да-а… — выдохнул Робинсон и выдвинув антенну радиопереговорного устройства, болтающегося на груди, нажал на клавишу вызова.

Сквозь помехи на линии он услышал хриплый голос:

— Инспектор Ронсон слушает.

— Это Робинсон, сэр! Только что нашел еще одного. В мусорном контейнере. Правда, сильно попорчен разложением и крысами. Единственная улика, которая у нас есть, кроме трупов, это матрас. Кто-то на нем пострадал. Прислать его?

— Да, Робинсон. Матрас — это улика. Упакуй его и привези.

— Слушаюсь, сэр.

Ронсон отключил рацию и положил ее обратно в нагрудный карман пиджака.

— Что такое? — обратился он к Керсти, у которой от ужаса расширились глаза.

— Джулия, — прошептала она и присела на кровати, сдерживая готовый вырваться крик.

— Сознание — это лабиринт, дамы и господа, — через марлевую повязку на лице проговорил доктор Женарт, обращаясь к молодым психиатрам, столпившимся вокруг операционного стола.

Круглые мощные лампы хорошо освещали лежащую на столе молодую девушку. Она была под общим наркозом. Забинтованная голова покоилась на резиновой подушке, руки и ноги были крепко привязаны к поручням кожаными ремнями. Энцефалограф жужжал, выписывая кривую деятельности головного мозга.

— Это лабиринт, — повторил Женарт. — Загадка. В то время, как части мозга явно видны, пути его работы неизведанны. Назначение многих его участков непознано. Секреты остаются секретами, и мы будем предельно откровенны, если мы согласимся, что именно запутанный лабиринт притягивает нас открыть эту загадку. Как знать, что скрывается в центре, не мифическое ли чудовище — Минотавр, который заставляет людей сходить с ума? Этот монстр, по легенде, родился от любовного союза царицы Крита Пасифаи с белым быком, который, по велению Посейдона, вышел из моря. Дедал построил лабиринт, дабы заточить и скрыть от посторонних глаз сына. Минотавр требовал от Афин ежегодную дань — семерых юношей и семерых девушек. Тесей, решивший избавить Родину от повинности, вызвался пойти и уничтожить Минотавра. Чтобы он не заблудился, дочь критского царя Ариадна дала ему клубок пряжи, с помощью которой он вышел из лабиринта невредимым.

Но это всего лишь миф. Тесей не оставил нам знаков и Ариадна не даст нам клубок ниток, чтобы выйти наружу. Мы сами должны идти вперед и исследовать неизвестные отсеки, отыскивая окончательное решение. Мы должны увидеть. Мы обязаны узнать, как и почему у человека возникают те или иные эмоции. Это долг врача. Это долг врача-психиатра.

Женарт замолчал. Ощущая наполнившую его уверенность, он внимательно оглядел слушающих его молодых врачей и, довольный произведенным впечатлением, подвел итог:

— Итак, часть моей работы закончена, — Женарт еще раз осмотрел выбритый участок кожи на голове пациентки, рассеченный кровавым рубцом, и, кивнув одному из врачей, добавил: — Карр, идемте со мной, а вы… наложите шов.

Выйдя из операционной, они сняли с лиц марлевые повязки, и, оставив их болтающимися на груди, пошли по коридору, выстланному в шахматном порядке двухцветной линолеумной плиткой.

Женарт относился к Карелу Макгрею с отеческой любовью, считая его лучшим своим учеником и верил, что он станет талантливым психиатром. Несмотря на ветреность, свойственную молодости, Карел подавал стойкую надежду на то, что лет через пять из него получится выдающийся специалист своего дела.

— Это интересный случай, Карел, — сказал доктор Женарт, кивая головой проходящим мимо врачам и медсестрам. — Девушка травмирована. Она была свидетельницей многочисленных убийств, в том числе — и убийств членов ее семьи. Ее привезли сюда несколько часов назад. Она была почти потеряна, а сейчас — вернулась в сознание. Какие рассказы принесет ее мозг с той стороны сознания? — Они повернули за угол и остановились у лифта, вызвав его на этаж. Войдя в кабину, Женарт ткнул пальцем в кнопку и заявил:

— Да, аналитику необходимо воображение, но все диагнозы начинаются с обследования.

— С обследования, — согласился с ним Карел.

Лифт приехал на нужный этаж, и двери его раздвинулись. Мимо выходящих врачей санитары провезли в лифт кушетку на колесиках с привязанным к ней бородатым человеком. Когда их взгляды встретились, он окатил доктора полным ненависти взглядом и сделал попытку порвать связывающие его путы, при этом он дико вращал глазами. Зеленый потертый плащ упал с перекладины каталки, санитар поспешил его поднять и повесить на место.

С сожалением посмотрев на нового пациента, Женарт взял Карела под руку и продолжил разговор.