Страница 40 из 57
Он и ее братья были так же непохожи, как ночь и день. Ее братья были заняты только работой и тренировками, Тирл же стремился извлечь как можно больше удовольствия из каждого дня. Он тоже тренировался, но не с утра до вечера, как ее братья, и в отличие от них был при этом весел и беспечен. И часто смеялся. Заключал пари со своими людьми и платил, когда проигрывал. В нем не было стремления драться с врагом не на жизнь, а на смерть.
Сначала Заред это раздражало. Она твердила, что он не понимает всей важности ежедневных тренировок и что необходимо ежечасно готовиться к войне. А он этого не понимает и так легкомыслен, что она легко одержит над ним верх, вооруженная одним кинжалом. Заред понимала, что не сможет долго орудовать тяжелым мечом, а вот кинжал… она проворнее его и более ловка!
Но уже через несколько минут она поняла, как ошибалась. При всей своей игривости он оказался грозным противником. Забавлялся, дразня ее, заставляя вообразить, что победа близка, но тут же отступал в сторону и этим сбивал ее с толку. Вспыльчивая, как все Перегрины, она мгновенно вышла из себя, и Тирл, воспользовавшись этим, легко отнял у нее кинжал.
— Надеюсь, ты поняла, что хладнокровие помогает лучше, чем гнев, — назидательно заметил он, после чего поймал ее в объятия и крепко поцеловал. Смех столпившихся вокруг мужчин ужасно смутил Заред.
Позже он пришел к ней и попытался помириться. Сыпал шутками, вручил ей букет цветов, клялся, что она красива и что ее глаза сверкают ярче драгоценных камней. Она смущенно бормотала, что он мелет чушь, но втайне была довольна. Рядом с ним ей было невероятно легко…
Назавтра он повез ее на ярмарку в город, за десять миль от дома. Заред впервые была на ярмарке: ей никогда не позволяли выходить из замка, и, кроме того, братья считали подобные вещи глупым баловством.
Для нее эта ярмарка оказалась настоящим чудом. На турнире она была слишком скованна и всего опасалась. Но здесь все оказалось по-другому. Собственно говоря, ничто не изменилось, но ей казалось, что сейчас все выглядит иначе. Она по-прежнему находилась рядом с кровным врагом семьи, но почему-то больше не испытывала к нему неприязни. Мало того, теперь она считала, что он так же высок, силен и красив, как ее братья.
И проведенный на ярмарке день оказался сказочным! Все торговцы были рады видеть господина и его хорошенькую жену. Здесь никто не смеялся над ней, не называл одной из нерях Перегринов!
И Тирл покупал ей все! Заред выросла в доме, где каждый пенни был на счету, и как же чудесно иметь деньги на покупку красивых вещей! Она объедалась лакомствами, пока Тирл не предупредил, что у нее непременно разболится живот. Когда по ее подбородку потек вишневый сок, Тирл наклонился и слизнул сладкие капли. Заред покраснела до корней волос, но он посмеялся над ней.
Когда она уставилась на могучего борца, похвалявшегося, будто он может побить каждого противника, Тирл разделся до пояса, и вскоре хвастун уже валялся на земле. Заред едва не лопнула от гордости и взяла приз — уродливый бант из дешевых ленточек — с таким видом, словно ей подарили дорогое украшение.
Тирл стоял позади, положив ей руки на плечи, пока она смеялась над забавными марионетками. Когда между подвыпившими зеваками завязалась драка, он поднял ее на руки и отнес в безопасное место.
Они остановились у лотка, где продавались итальянские ткани, и Заред с вожделением воззрилась на рулон темно-зеленой парчи. Тирл приказал торговцу показать ткань. Она оказалась невероятно дорогой, и Заред с сожалением покачала головой. Но Тирл купил ей весь рулон.
— Можешь сделать из парчи прикроватные занавески, — посоветовал он.
Она тут же вспомнила, что деньги, которые Тирл так беззаботно тратил, на самом деле принадлежат ее семье, но все это казалось таким незначительным…
Они набрели на канатоходцев, и Заред в ужасе закрыла глаза, когда акробат пошел по веревке, натянутой между двумя шестами.
— Это вовсе не так сложно! Я бы тоже смог! — похвастался Тирл.
— Ни за что, — ответила она и, когда он направился к канатоходцу, схватила его за руку и умоляла остановиться. Одно дело — бороться на земле, и совсем другое — пытаться пройти по тонкому канату на высоте десяти футов над землей. Да он просто разобьется!
Ей пришлось долго просить его и даже солгать, что она верит в его сверхъестественные способности и поэтому никаких доказательств не требуется. Она твердила, что он лучший и самый храбрый рыцарь во всем королевстве. Тогда он спросил, лучше ли он, по ее мнению, чем Северн, и Заред усердно закивала головой. Тогда он спросил, может ли он побить Рогана, и Заред заверила, что так оно и есть. Тогда он спросил, что она думает насчет Колбренда.
— Да никогда в жизни! — фыркнула она и мудро догадалась сбежать.
Он поймал ее и стал щекотать до тех пор, пока она не призналась, что, может быть… вполне возможно, он лучше Колбренда.
Когда сгустились сумерки, Тирл сказал, что им придется вернуться, тем более что по ночам здесь бродят грабители и разбойники, а он не хочет рисковать ее безопасностью. Заред протестовала, но вскоре поняла, что едва держится на ногах. Он вскочил в седло, и один из пятерых рыцарей, сопровождавших их весь день, поднял Заред и вручил мужу. Она вернулась домой в объятиях Тирла.
Поднявшись в спальню, она разделась и стала ждать мужа, в полной уверенности, что тот придет к ней в постель. Но этого не произошло. Тирл, как всегда, поцеловал ее на ночь и ушел. Несмотря на усталость, она не смогла заснуть и, встав с постели, села у огня.
Теплые отблески играли на ее лице. Иногда ей хотелось оказаться в замке, потому что там все было ей привычно. Она знала, кто ее друзья и кто враги. Девушку растили в ненависти к Говардам, и все же теперь она окончательно растерялась. Вспоминала Тирла в черных доспехах, выбивавшего противников из седла. Вспоминала его смех и шутки. Вспоминала, как он читал ей и улыбался при свете высокой свечи.
Заред сжала ладонями виски. Кто он: враг или друг? Прежде всего он — Говард и, значит, не может быть другом, но все же…
За последние две недели они почти постоянно были вместе, и она изливала ему душу, как никому и никогда раньше. В ее семье разговоры, не касавшиеся войны с Говардами, считались пустой тратой времени. Но Тирл, похоже, так не думал.
Они говорили о своем детстве, о том, что им нравилось и не нравилось, о прошлом и будущем. И всегда им удавалось избегать упоминания о ненависти, горевшей ярким пламенем, о постоянной войне… словно всего этого вовсе не было на свете.
Тирл показал свои планы переделки строений, окружавших дом. Взял ее на встречу с одним из арендаторов. В доме ее братьев арендаторов не знали по именам. Братья считали людьми только тех, кто умел драться. Но во время своих визитов в Англию Тирл и его мать ближе узнали крестьян, которые обрабатывали их землю, и когда в деревню приходили болезнь или голод, старались позаботиться об арендаторах.
Как можно ненавидеть человека, который так добр и весел и так открыто смеется?
Сначала она считала, что он всего лишь притворяется заботливым и внимательным, но работавшие на него крестьяне совсем не боялись своего господина. А дети подбегали к нему в ожидании сладостей, которые он всегда носил в карманах.
Постепенно Заред стала задавать больше вопросов о его жизни, о том, что он делал, вернувшись с матерью в Англию.
— Ты часто виделся с братьями?
— Нет, — тихо ответил Тирл. — Мать считала, что выполнила свой долг и дала мужу сыновей, которые пойдут умирать за него в битве с Перегринами, поэтому не пожелала оставаться с ним и подвергать опасности самого младшего и последнего. Поэтому она увезла меня во Францию. Я жил с ней и почти не встречался с отцом и старшими братьями.
Заред не сразу поняла, что мать не воспитывала его в ненависти к Перегринам и поэтому кровная вражда ничего для него не значит.
И чем дольше она раздумывала над этим, тем больше запутывалась. Если он не желает принимать участия в драке, зачем женился на ней, тем более что стоило ей заикнуться, и он с готовностью согласился на аннулирование брака? Он уважал ее нежелание терпеть его ласки и в то же время хорошо к ней относился.