Страница 37 из 38
— Выбирать, конечно, не приходится, — сказал Цыпф. — Но хотел бы заметить, что вы применяете авторитарные методы руководства, отвергнутые Талашевским трактатом.
— Меня может извинить тот факт, что я не участвовал ни в разработке, ни в подписании этого эпохального документа, — ответил Артем. — Более того, я даже не читал его.
— Хочу внести ясность, — вмешался Зяблик. — Действия упомянутого трактата распространяются только на те территории, представители которых подписали его. Здесь же все его параграфы недействительны… Как говорится, Платон мне друг, но истина в вине.
— Это меняет дело, — сдался Цыпф.
— Как же ты пойдешь без сапог? — ужаснулась Лилечка.
— Ничего, у меня где-то запасная пара была. Запасную пару, а то и две имел каждый член ватаги — просто грех было не поживиться в свое время удобной и ноской будетляндской обувью.
Варнаки, кстати говоря, были именно тем фактором, который заставил Артема задержаться в ничем не примечательном мире, состоявшем из Отчины и прилегающих к ней территорий. С Лилечкой, а через нее и с ватагой Смыкова он познакомился много позже, уже успев завоевать повсеместную мистическую славу и множество прозвищ, самыми известными из которых были Дон Бутадеус и Белый Чужак.
Одни считали его легендарным Агасфером, в которого перевоплотился бессмертный Каин, другие мессией, посланным спасти этот злосчастный мир, третьи
— известным колдуном, собирающимся во главе армии мертвецов штурмовать небо, четвертые — непосредственным виновником Великого Затмения, но все без исключения проводили параллель между ним самим и еще более загадочными существами, в Отчине получившими название варнаков.
На самом деле эти толстокожие уроды заинтересовали Артема тем, что были первыми существами, не принадлежавшими к исконным обитателям Тропы, которых он встретил за время своих долгих странствий. Являясь по вселенским меркам вполне заурядной расой (на каких только чудиков не насмотрелся Артем до этого) и не имея никакого отношения к таким созданиям высшего порядка, как Незримые, варнаки тем не менее обладали способностью проникать в смежные пространства.
Феномен варнаков заинтриговал Артема по нескольким причинам. Во-первых, столкнувшись однажды с ранее неизвестным явлением, он всегда стремился разобраться в нем, дабы в дальнейшем не попасть впросак (той же тактики обычно придерживаются минеры, не считающие для себя зазорным поковыряться в любом оригинальном взрывном устройстве). Во-вторых, Артем хотел перенять у варнаков их экзотическую способность, которая могла бы в дальнейшем сильно облегчить ему жизнь.
Однако на первых порах Артема подстерегали неудачи. Варнаки оказались ему не по зубам. Пресекая любые попытки контакта, они мгновенно скрывались в своем мире. Не помогали ни быстрота, ни ловкость, ни изощренная маскировка, ни баснословная осторожность. Иногда ему казалось, что от внимания варнаков не может укрыться даже муха, чистящая свои крылышки за много километров от них.
Все попытки привлечь к охоте на варнаков Кешу ни к чему не привели — он или не понимал, что именно от него хотят, или очень убедительно имитировал свое непонимание.
Довольно скоро Артем убедился в том, что варнаки слепы, как глубоководные рыбы-удильщики, зато обладают исключительно развитым слухом. Он перепробовал все известные ему языки, но взаимопонимания так и не достиг. Варнаки были по-прежнему неуловимы, как фата-моргана.
Планы Артема сдвинулись с мертвой точки лишь тогда, когда он случайно стал очевидцем реакции варнаков на музицирование одной одинокой молодой особы, казалось, забытой и Богом, и людьми. Для варнаков, превыше всего ценивших гармонию и мелодичность звуков, незамысловатые мелодии ее аккордеона были примерно тем же, чем для ночных бабочек — пламя костра. Итак, приманка была найдена.
К сожалению, все образцы современной звуковоспроизводящей аппаратуры по известным причинам бездействовали, а простейшего граммофона не обнаружилось даже в Талашевском историко-краеведческом музее. О симфонических оркестрах или даже о каких-нибудь занюханных инструментальных ансамблях здесь не слыхали даже в лучшие времена. При доме культуры, правда, функционировал когда-то хор ветеранов войны и труда, имевший в своем составе струнную группу, но все ее участники, скорее всего, давно сгинули со света (так уж повелось, что все социальные и природные катаклизмы в первую очередь били по этой категории населения).
В окрестных странах тоже существовала кое-какая музыкальная культура — арапы гордились своими боевыми барабанами, степняки, напившись араки, пиликали на хурах и свистели на лимбах, кастильцы шли в бой под рев букцин и грохот литавров (хотя в интимной обстановке не пренебрегали лютней), — но от мысли использовать подобную музыку для привлечения варнаков пришлось отказаться. Даже на непритязательный слух Артема она действовала угнетающе.
Волей-неволей пришлось идти на поклон к девчонке-аккордеонистке. Найти с ней общий язык оказалось ох как нелегко, но, как говорится, капля камень точит. Ну а затем уже последовали всем хорошо известные события: похищение Лилечки и Верки аггелами, засада в древней мавританской крепости, сковорода, на которой пришлось сплясать Зяблику, совместные скитания по Кастилии, гибель городка Сан-Хуан-де-Артезы и тот незабываемый момент, когда Артем сумел-таки подобраться к варнаку, бдительность которого усыпила Лилечкина музыка.
Он вцепился в варнака намертво, как клещ-кровосос, не покидающий жертву даже после собственной гибели. Предельно осторожный варнак не стал мериться с нежданным врагом силой (а может, сразу понял, что это бесполезно) и спешно ретировался в свой мир.
Воедино слившийся с ним Артем понимал, конечно, чем грозит ему столь рискованный поступок (однажды он уже побывал в подобной переделке и едва вышел из нее живым), но надеялся, что всемогущий Кеша не даст в обиду свое временное убежище.
Так оно и случилось. Тело Артема, вместо того чтобы превратиться в мясо-костный фарш тончайшего размола, благополучно проникло сквозь хоть и невидимую, но непреодолимую для людей и большинства сверхъестественных существ преграду, отделявшую друг от друга бесчисленные миры бесконечной вселенной.
Так Артем впервые оказался в жаре и мраке этого абсолютно неприспособленного для жизни, но тем не менее обитаемого пространства. В привычной для них обстановке варнаки проявили гораздо большую склонность к общению, чем, например, в Отчине или Кастилии. Обладая достаточно высоким интеллектом и завидной проницательностью, они сразу оценили необыкновенные качества своего гостя.
Однако найти общий язык представителям столь различных рас оказалось совсем не просто. Речь варнаков, похожая на сложнейшую музыкальную импровизацию, не была доступна пониманию Артема (да тут, наверное, спасовал бы и человек с абсолютным слухом). В свою очередь, его голос, по местным понятиям слишком грубый и немелодичный, вызывал у варнаков чуть ли не содрогание.
Тем не менее выход был вскоре найден. Кроме звуковой речи, многие из варнаков владели также примитивным языком жестов и прикосновений, сохранившимся с тех времен, когда их предки вели тяжелую борьбу за выживание против могучих и свирепых хищников (трудно было даже представить себе этих чудовищ, в сравнении с которыми варнаки выглядели, как кролики рядом с медведем).
Это был язык даже не отдельных слов, а общих понятий, например: «Я нахожусь в опасности», «Впереди глубокая река», «Держись подальше от этого места», «Какая помощь тебе нужна?» и так далее.
Естественно, что при столь ограниченных средствах обмена информацией получить подробные сведения об истории, культуре, социальном устройстве и образе жизни варнаков было весьма непросто. Но кое-какие выводы для себя Артем все же сделал.
Местная цивилизация не знала даже простейших механизмов и орудий, вроде колеса или рычага, зато широко использовала то, что люди называют прикладной химией. Этому способствовали весьма активная атмосфера мира варнаков и множество природных источников кислот, щелочей, солей и минеральных рассолов. По сути, вся обжитая варнаками территория представляла собой одну огромную естественную химическую лабораторию. Все необходимое для себя они добывали путем сложных многоступенчатых реакций, причем контролировали их, так сказать, исключительно органолептическим методом — на вкус, на ощупь, по запаху. За свое здоровье варнаки не опасались — их шкуре не мог повредить даже кипящий олеум.