Страница 7 из 10
Впрочем, поразмыслить над этим ей так и не удалось, потому что Шаховской осуществил свое намерение – обнял ее и прижал к обширному, обтянутому модным вельветовым жилетом животу.
Когда же она деликатно высвободилась, Шаховской отобрал у нее пустой бокал и заявил:
– Да, с выпивкой здесь не очень. Пойдем-ка со мной, у меня есть то, что тебе нужно.
Удивленная Аделаида позволила отвести себя в уголок, к дальнему концу банкетного стола. Там из своего дорогого, натуральной кожи, хотя и несколько старомодного кейса Шаховской извлек две небольшие бутылочки импортного виноградного сока.
– Достал по случаю, – похвастался он, отвинчивая крышку одной из бутылочек и переливая содержимое в бокал Аделаиды, – и, предвидя ситуацию, захватил сюда. Я ведь тоже не пью, за рулем… У меня, кстати, теперь «Тойота Королла», серебристый металлик…
Аделаида выразила сдержанное восхищение.
Шаховской расплылся в довольной улыбке.
– Да, вот решил поменять!
Аделаида выразила уверенность в том, что дела у Леонида идут хорошо.
– Нормально… У Светки тоже все в порядке, спасибо! Да, конечно, передам… А ты сок-то пей, настоящий, немецкий, сплошные витамины, не то что наши подделки!
Аделаида потягивала прохладный и в самом деле очень вкусный сок и чувствовала, что все ее недовольство куда-то улетучивается.
Хриплый вой из раздолбанной стереосистемы сменился вполне приемлемыми для слуха звуками, и танцующие прекратили бессмысленно и нелепо дергаться, а стали прислушиваться к ритму; освещение в зале приобрело приятный для глаз, слегка приглушенный оттенок, и даже запахи от банкетных блюд больше не казались ей такими уж тошнотворными.
Она отломила корочку ржаного хлеба и принялась жевать, то слушая Шаховского (тот, склонившись к Аделаиде и щекоча ей ухо пушистым надушенным усом, делал всем присутствующим иронические характеристики), то удивляясь своим внутренним ощущениям.
Они были довольно необычные, но приятные.
В ней словно нарастала волна радостного, легкого восприятия жизни, когда светлое делается еще светлее, серое и невзрачное окрашивается в яркие, радужные тона, а темное просто исчезает.
Неожиданно для себя Аделаида обнаружила, что смеется – не то чтобы громко, во весь голос, а так, хихикает, словно ее щекочут.
Шаховской, видимо, приняв хихиканье на свой счет, придвинулся еще ближе.
Аделаида отмахнулась от собеседника, задев его по носу, что вызвало у женщины новый приступ смеха. Несмотря на шум и гвалт в банкетном зале, ее услышали. Ближайшие соседи по столу обернулись и посмотрели на Шереметьеву.
В прежние времена Аделаида, оказавшись в центре внимания, засмущалась бы и попыталась улизнуть из этого самого центра как можно скорее, но сейчас ей было все равно.
Ослепительно улыбаясь, она подняла бокал и нараспев провозгласила:
– Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!
Соседи тоже заулыбались, понимающе переглядываясь.
Некоторые протянули свои бокалы и рюмки, чокаясь с ней. Какие милые, приятные люди, подумала Аделаида, как хорошо, что я все-таки пришла сюда.
При этом некий тревожный звоночек, давно уже дребезжавший где-то за левым ее ухом, тренькнул последний раз и замолчал.
Это толстый бандит Шаховской, протянув волосатую руку, украшенную массивными золотыми часами «Ролекс» и топазовым перстнем, оборвал его и бросил за спину.
Аделаида кокетливо погрозила ему пальчиком.
– А почему бы нам с тобой не пойти потанцевать? – внезапно вдохновился Шаховской.
Аделаида, улыбаясь, покачала головой.
– Ну и ладно, – мирно согласился Шаховской, – посидим так. За тебя!
И он вылил в ее бокал остатки сока.
– Понимаешь, Леонид, – слегка заплетающимся языком говорила Аделаида, – понимаешь… мне не очень хочется танцевать. Ты, главное, не обижайся… Мне вообще ни с кем сейчас не хочется танцевать, кроме одного-единственного человека… А его сейчас нет здесь, он очень далеко, он в этих… как их… Гималаях… понимаешь?
Шаховской рассеянно кивнул и зачем-то посмотрел на часы.
– Ну вот, ты все-таки обиделся…
Шаховской покачал головой и положил свою влажную мясистую ладонь на ее обнаженную до лопаток спину.
– Давай-ка выйдем на воздух, – предложил он, поднимая свалившуюся с ее плеча бисерную сумочку и подавая ей, – по-моему, тебе пора освежиться.
Аделаида согласно закивала головой и встала, хотя пол под ногами так и норовил вздыбиться. Путь до двери показался ей очень долгим.
На улице вечерняя свежесть, лунный серпик, повисший над водосточной трубой, и близкий запах сирени почти привели Аделаиду в чувство. Голова ее прояснилась, но почти сразу же женщина почувствовала страшную усталость.
Ноги Аделаиды подогнулись, и, чтобы не упасть, она уцепилась за Шаховского.
Тот ловко ухватил ее за талию и повел куда-то в сторону.
– Куда? – слабо спросила Аделаида.
– Сюда, – сказал Шаховской, останавливаясь перед новенькой, сверкающей в лунном свете «Тойотой» и распахивая перед Аделаидой заднюю дверцу, – я отвезу тебя домой.
Аделаида хотела возразить, что это ни к чему, Борис отвезет, надо только его подождать, но лишь пролепетала что-то невнятное. Язык не слушался, и глаза закрывались сами собой.
Радужные волны полностью захватили ее и унесли прочь от берега. Она упала на широкое заднее сиденье, не замечая, что с левой ноги свалилась туфелька, свернулась клубочком и погрузилась в глубокий сон.
Шаховской некоторое время постоял, глядя на спящую Аделаиду, потом нагнулся и резко провел ладонью перед ее лицом.
Потом еще раз.
Затем крепко ухватил ее за нос, зажав ноздри, и позвал по имени.
Аделаида не шевелилась, на его действия не реагировала.
Удовлетворенный Шаховской подобрал туфельку и захлопнул дверцу.
– Можешь выходить, – сказал он, обращаясь к сиреневым кустам.
Борис сидел на переднем сиденье рядом с Шаховским. Шереметьеву очень хотелось обернуться и посмотреть назад, но он боялся.
– А то, что ты ей дал… вполне безопасно?
– Абсолютно. Отлично выспится и проснется через восемь часов свежая, бодрая и отдохнувшая. Кстати, ты об этом уже спрашивал.
Борис помолчал.
– А… для ребенка это тоже безопасно? – спросил он, когда машина уже сворачивала с проспекта к больнице.
– Тебя интересует здоровье ее ребенка? – удивился Шаховской и притормозил. – Вот что, Борис. Еще не поздно. Садись за руль и вези ее домой. А там разбирайся с ней сам как знаешь. Машину пригонишь завтра к больнице.
И Шаховской протянул ему туфлю Аделаиды. Эта изящная безобидная вещица из черной замши, на тонком каблуке (у Аделаиды, несмотря на высокий рост, был всего-навсего тридцать седьмой размер обуви) почему-то повергла Бориса в ужас. Он отшатнулся и замахал на Шаховского руками.
Тот пожал плечами и сунул туфлю в бардачок.
– Леонид… подожди… – Борис, мученически сдвинув брови, смотрел прямо перед собой, на алый, горящий в белом круге больничный крест, ясно видимый в конце обсаженной темными кленами аллеи, – подожди… неужели ты не понимаешь, как мне трудно?
Шаховской снова пожал плечами.
– А ты уверен, что она нас не слышит? – понизив голос и воровато оглянувшись, проговорил Борис.
– Об этом ты тоже уже спрашивал, – ответил Шаховской, доставая сигареты.
Старая добрая «Стюардесса». «Pall Mall» и прочие ароматические сосалки – это для женщин, в них и табака-то почти нет. А ему, Шаховскому, сейчас нужно хорошенько взбодрить мозги, иначе они превратятся в студень.
И что он все мямлит?
Нет, ну в самом деле?
Все же за него и без него будет сделано. Не мужик, а кисель какой-то в штанах…
Правильно Аделаида поступила, уйдя от него, такой ли ей нужен!
– Все, – сказал Шаховской, – я пошел. Машину пригнать не забудь.
– Нет! – Борис с неожиданной силой ухватился за него и не дал открыть дверцу. – Нет. Я согласен. Только… объясни мне еще раз, хорошо?