Страница 7 из 18
Но Майлс и Флора испытывали друг к другу самые добрые и нежные чувства и трепетную любовь. Такую же любовь и теплоту они старались дать своим детям. Быть может, Баскомбы и не могли похвастаться достатком и богатством, но от голода никогда не страдали и испытывали полное удовольствие от того, что имеют.
Невероятными усилиями отец приобрел в маленьком городе, находящемся прямо на дороге в Филадельфию, небольшой кабачок. Со своими известными способностями он, безусловно, загнал бы в гроб и это предприятие, если бы не Мэри. Несмотря на то что ей было только четырнадцать, она с неожиданным рвением взялась за дело, причем с таким искусством и виртуозностью, что не только день-деньской проводила в таверне, но и отлично справлялась со всеми бумагами. Конечно, ей не удавалось всецело защитить бизнес от не в меру живого отца, принимавшего порой совершенно неуместные решения, но, так или иначе, кабачок приносил доход, причем роль Мэри при этом была решающей.
Партнером их любимого отца по содержанию кабачка оказался некий Космо Гласс, который после смерти Майлса приехал в городок, намереваясь продать дело. Однако, пораженный видом прекрасной вдовы, Космо переменил решение, остался и, взяв управление кабачком на себя, принялся отчаянно ухаживать за Флорой. Их мать, крайне опечаленная смертью мужа и осознающая свою полную несостоятельность в ведении бизнеса, поддалась на уговоры Гласса выйти за него замуж. По крайней мере она выбрала этот путь, чтобы поднять дочерей на ноги.
Все последующие годы Флора испытывала горькое раскаяние от этого замужества. Космо оказался весьма непривлекательным типом, озабоченным лишь придумыванием новых схем получения денег. Со скверным характером, не прочь заглянуть в бутылку, он винил всех, кроме себя, если что-то пошло не так. Ни будучи хорошим мужем, ни кормильцем семьи, Гласс олицетворял собой некое постоянное темное присутствие в жизни домочадцев. Реальное управление таверной вновь лежало на Мэри, несмотря на то что и у самого Космо было достаточно свободного времени и он не переставал напоминать на словах о своей хозяйской сущности. Например, ему ничего не стоило настоять сменить поставщика, а то и вовсе самостоятельно отменить тот или иной заказ. Как правило, кроме убытков, это ничего не приносило. Ему ничего не стоило снять деньги с кассы и вложить в очередное сомнительное предприятие. В этом случае сестры – и Флора тоже – были весьма рады его временному отсутствию, но такая привычка Гласса приводила к вечной нехватке наличных средств, столь необходимых для развития дела.
Были и другие причины, благодаря которым Мэри ненавидела отчима еще сильнее, хотя у нее хватало осторожности делать так, чтобы не выставлять их напоказ. Совершив роковую ошибку, Флора пожертвовала своим личным счастьем ради будущего своих дочерей, и Мэри не могла спокойно смотреть на то, как растет чувство материнской вины. Держа язык за зубами о непристойных выходках пьяного Космо по отношению к ней и Роуз, она сама заботилась о своей безопасности, изо всех сил прикладываясь острым коленом к причинному месту Гласса, не забывая предупреждать, что в следующий раз будет то же самое. Кроме того, Мэри пристально следила за тем, чтобы все девушки спали в одной комнате, а двери были надежно заперты на ночь.
Спустя несколько месяцев Флору свалил недуг, с каждой неделей ей становилось все хуже, и вскоре стало ясно, что рассчитывать на выздоровление не приходится. Умирая, она не роптала, лишь только говорила дочерям, что рада вскоре воссоединиться с любимым Майлсом, хотя было видно, что прежде всего Флору беспокоит судьба дочерей после ее смерти. Они полностью находились во власти Космо, поскольку после их бракосочетания все права на таверну автоматически переходили Глассу целиком и полностью. Она же сама могла передать дочерям лишь несколько чудом сохранившихся драгоценных камешков. В конце концов как-то поутру Флора призвала всех дочерей к себе и поведала им все о своем отце – их деде.
До этого она никогда так подробно не рассказывала сестрам ни о своем отце, ни о своей жизни до брака с Майлсом. Только сейчас она объяснила дочерям, что их дед – влиятельный и могущественный граф Стьюксбери. Узнав, что Флора без ума влюбилась в Майлса, самого бедного и самого младшего отпрыска знатного, но захудалого рода, граф пришел в ярость и категорически запретил дочери вступать с ним в брак, предупредив о вечном отлучении от семьи в случае ослушания. Тем не менее, нарушив волю отца, она сбежала с Майлсом в Америку.
– Но теперь вам следует вернуться к моему отцу прямо сейчас, – говорила она тогда Мэри, и ее лицо было бледным, как подушка, на которой находилась ее голова. – Я уверена, по прошествии стольких лет он простил, и, самое главное, вы – его внучки. Он не сможет выставить вас за порог.
– Нет, мама, нет… – Ни Мэри, ни ее сестры не могли принять то, что мать может умереть, однако Флора лишь слабо улыбалась, прекрасно понимая, что они лгут и ей, и себе ради любви.
– Да! – Тут голос Флоры стал тверд как никогда. – Вы не можете оставаться с ним. – В последнее слово было вложено невероятное количество яда. – Обещай мне, Мэри. Обещай, что отвезешь своих сестер к моему отцу.
И Мэри пообещала.
Ей, как и ее сестрам, было крайне тяжело покидать дом, ставший родным за последние двенадцать лет жизни, по крайней мере Роуз втайне от сестер пролила ночью немало слез. Тем не менее слово матери было дано, и Мэри знала, что Флора абсолютно права. Им нельзя было оставаться с Космо.
Не будучи никогда хорошим человеком, после смерти жены он стал еще несноснее. Пьянство Гласса становилось все тяжелее от часа к часу, изо дня в день. Бросая озверело-перекошенный взгляд на всех сестер Баскомб, он делал все, чтобы дать понять – он никогда не оставит их в покое. Любая мелочь была способна ввести его в ярость, а если придраться было не к чему, гнев выплескивался сам собой на пустое место. Дошло до того, что как-то раз он позволил себе замахнуться на Камелию, и лишь быстрота реакции одной и совершенно невменяемое состояние другого позволили избежать тяжких последствий. Схватив то, что находилось под рукой ближе всего – это была тяжелая чугунная сковорода, – Мэри выгнала Космо из кухни, и теперь он начал опасаться всех сестер.
Хуже всего оказалось то, что, вернувшись из одной из своих отлучек длиной в неделю, Гласс привез с собой человека по имени Эдгертон Саттерсби. Он был бледен, тих и обладал плоским змеиным взглядом. Эдгертон хотел жениться на Роуз, и эта идея горячо одобрялась Космо. Несмотря на все попытки Роуз избегать этого человека, тот продолжал усердно проявлять к ней знаки внимания, а Гласс использовал каждую возможность напомнить об этом, чередуя свои напоминания с угрозами и описаниями невероятных жизненных перспектив, ожидающих Роуз в случае ее согласия принять предложение Эдгертона. Эти двое мужчин оказались слишком настойчивыми, и Мэри начала всерьез опасаться, что они сломят дух Роуз и та согласится на замужество.
Собрав по крохам последние деньги, какие только было можно, и добавив туда все, что удалось получить от продажи драгоценностей матери, девушки бросились прочь из Трех Углов, едва дождавшись, когда Космо снова отправится в очередную деловую поездку. С собой у них были прихвачены свидетельства о рождении, свидетельство о заключении брака между родителями, а также запечатанное письмо Флоры к отцу неизвестного содержания, однако Мэри подозревала, что это послание было полно слез и обращений к милости строгого родителя по отношению к ее детям.
Мэри несколько раздражал сам факт того, что мать находилась в позиции просительницы. Лично ей вовсе не хотелось встречаться с незнакомым человеком, пусть и родственником, и просить принять их в неизвестно каком качестве, однако на ее попечении находились сестры, поэтому приходилось выполнять волю матери.
– Приблизиться к графу – это все, что нам нужно, – резюмировала Мэри, оглядывая сестер. – Вы знаете не хуже меня, что мы не сможем гарантированно оставаться вместе каким-либо иным способом. Полагаете, мы способны заработать деньги? Да нам не хватит умения, чтобы стать гувернантками! Образования не хватит! Возможно, мы могли бы пойти в белошвейки или в прислужницы. Но никогда у нас не получится устроиться всем вместе под одной крышей.