Страница 4 из 18
Крымцы не брали с собой никакого обоза. Согласно рассказам современников, отнюдь не баснословным, они могли в течение четырех дней обходиться без пищи и даже пили кровь своих коней.
Дж. Флетчер в конце XVI в. так описывает набеговую тактику крымских татар. Выходили они из Крыма большой массой и двигались по водоразделам. При приближении к местам, где находились русские дозоры, от орды отделялись небольшие отряды. Их целью было отвлечь внимание русских сторожей от направления, по которому двигалось основное войско. Когда орда входила в густонаселенную область, то дробилась на группы в 500–600 человек, которые занимались захватом рабов и прочей добычи.
Крымцы имели традиционную для кочевников воинскую дисциплину и унаследовали от монголо-татар принципы организации войска.
Основное оружие крымских воинов — лук саадак — являлся наследником монгольского сложносоставного лука, который позволял выигрывать битвы без прямого столкновения с врагом. (С XVI в. у крымцев появляется и огнестрельное оружие.)
Во время боя крымско-татарский воин выпускал в минуту до 10 стрел, каждая из которых на расстоянии до 200 метров могла убить лошадь, пробить кольчугу шиловидным или латы закаленным граненым наконечником. Крымская конница, поливая дождем стрел вражеское построение, проносилась вдоль его фронта и пыталась зайти ему в тыл. Обычно крымцы обходили левый фланг — так было удобнее стрелять из лука.
При встрече с крупными вражескими силами крымцы легко обращались в стремительное бегство, которое у европейских войск назвалось бы постыдным. В крымскую тактику входили классические приемы из кочевого арсенала, известные еще гуннам: скоротечные «беспокоящие» нападения, симуляция бегства для заманивания вражеской конницы в засаду, упорное преследование небольших вражеских отрядов. Крымские воины избегали штурма крепостей, стараясь не брать, а блокировать их. Взятие укреплений происходило, если только они запирали речную переправу…
Против такого сильного и хитрого войска должны были постоянно бороться пограничные силы Московской Руси. К тому же крымская орда была многочисленной.
«Они выступали в числе до 100 тысяч», — писал итальянец Дортелли. А по словам моравца Э. Лясотты, крымский хан шел в поход с 80 тыс. человек, из них 30 тыс. хорошо вооруженных, остальные — для грабежа. Это при населении ханства в 400–500 тыс. Великое княжество Литовское с населением, большим в 5–6 раз, могло выставить максимум 40 тыс. бойцов.
Такой высокий уровень мобилизации объяснялся участием в походе практически всех взрослых мужчин ханства.
В походах крымского калги (наследника престола), без привлечения отрядов из других татарских юртов, участвовало до 40–60 тыс. воинов. Для походов ханских сыновей собиралось 15–20 тыс. воинов. В набегах улусных мурз участвовало от нескольких сотен до нескольких тысяч воинов.
Поскольку крымские татары в основном грабили небольшие населенные пункты, деревни и села, то самое ценное, что они могли там взять, это были люди. И в первую очередь дети, которых удобнее всего перевозить.
«Главную добычу, которой татары домогаются во всех войнах своих, составляет большое количество пленных, особенно мальчиков и девочек, коих они продают туркам и другим соседям. С этой целью они берут с собой большие корзины, похожие на хлебные, для того чтобы осторожно возить с собой взятых в плен детей; но если кто из них ослабеет или занеможет на дороге, то ударяют его оземь или об дерево и мертвого бросают», — читаем у Флетчера.
Согласно описанию Ключевского, крымские татары, войдя узким клином в русские пределы и углубившись на несколько десятков верст, разворачивались затем широким веером и возвращались назад, захватывая людей.
На пути возвращавшихся «с победой» варваров оставались трупы обессилевших и убитых пленников, тела детей с размозженными головами. Обычно неэмоциональный историк Багалей пишет о том, как крымские воины «бесчестят жен и девиц в глазах мужей и отцов, обрезывают детей в присутствии родителей, одним словом совершают тысячи неистовств… Пленники отвозятся в Крым, Константинополь, Анатолию (Малую Азию) и другие страны. Поделив пленных, татары уводят их в улусы и продают в рабство».[11]
Кочевой «насос» высасывал и без того редкое население южнорусского порубежья.
Герберштейн, посланник Габсбургов, свидетельствует о невероятном количестве угнанных в рабство во время крымского набега на Русь в 1521 г.: «Частью они были проданы туркам в Кафе, частью перебиты, так как старики и немощные, за которых невозможно выручить больших денег, отдаются татарами молодежи, как зайцы щенкам, для первых военных опытов; их либо побивают камнями, либо сбрасывают в море, либо убивают каким-либо другим способом».
Крымское ханство стало представлять опасность для Московской Руси в начале XVI в. Именно в это время переходят под власть Москвы верховья Оки, а с падением Большой Орды исчезает общий враг Крыма и Москвы.
Антимосковский поворот Крыма моментально замечен и усилен Польшей. В1506 г. начинаются контакты междуханом Менгли-Гиреем и польско-литовским королем Александром. В следующем году ханские послы приглашаются в польскую столицу, где подтверждают, что с весны крымские войска действуют против великого князя Московского. Союзнические отношения Литвы и Польши с Крымом можно назвать политико-коммерческими, потому что предусматривают регулярное материальное стимулирование хана.
Согласно крымско-польско-литовскому соглашению 1507 г., заключенному уже с королем Сигизмундом I, хан Менгли-Гирей «готов быти приятелю короля приятелем, а неприятелю неприятелем и вместе с людьми его милости короля польского и великого князя литовского Сигизмунда своими людьми и детьми всести на конь против всякого неприятеля, и подмогой быти на того неприятеля московского».
В том же году одновременно с началом русско-литовской войны состоялся первый крымский набег на Московскую Русь. Летом крымцы взяли и разграбили города Белев и Козельск, к чему московские воеводы были совершенно не готовы.
Соглашения Бахчисарая с польской короной, подчинение Крыма и Казани турецкой политике, растущая неприязнь Османской державы, уже увидевшей в Москве угрозу своим балканским владениям и своей восточноевропейской экспансии, ознаменовали новую политическую реальность, которая стала определять события между Окой, Волгой и Черным морем.
Но главной причиной московско-крымского конфликта было противостояние двух хозяйственных систем. Русской и кочевой.
С одной стороны, производящее хозяйство оседлого населения, опирающееся на земледелие. С другой — кочевое скотоводство.
Земледелец может прокормиться уже с 0,5 га пашни, кочевнику-скотоводу требуется 100 га пастбищ[12] (одному кочевнику надо столько же земли, сколько 200 крестьянам).
С одной стороны, продвижение растущего русского населения из малоплодородного междуречья верхней Волги и Оки на плодородные степные земли. С другой — спрос кочевых сообществ на постоянный приток военной добычи и особенно рабов (набеговое хозяйство, вероятно, можно рассматривать как вариант присваивающего).
С XVI в. османский рынок увеличил этот спрос многократно, поскольку снабжал кочевую верхушку предметами роскоши в обмен на живой товар. Османский рынок рабов удовлетворял и спрос западноевропейских потребителей. (До перехода Крыма в вассальную зависимость от Стамбула итальянские купцы самостоятельно занимались работорговлей в своих факториях на Черноморском побережье.) Историк В. И. Ламанский, изучавший архивы Венецианской республики, писал: «Русские рабыни встречаются еще в XV веке в разных городах Италии. Немало было русских рабов и у мамелюков в Египте. С конца XVI века, в XVII и даже XVIII столетии Венеция и Франция употребляли русских рабов на военных галерах как гребцов-колодников, вечно закованных в цепи. Кольбер особенно не жалел денег на покупку этих рабов на рынках Леванта…»[13]
11
Багалей Д. И. Очерки из истории колонизации и быта степной окраины Московского государства. М., 1887. С. 90.
12
Гуревич Г. И. Лоция будущих открытий. М., 1989.
13
Цит. по: Керсновский А. А. История русской армии. М., 1994.