Страница 5 из 23
Молодая девушка стояла неподвижно, опустив сцепленные руки. Красновато-золотистые волосы ее падали теперь и на грудь, почти скрывая ее профиль, между тем как сестра ее молча, скорым шагом ходила взад и вперед по залу.
В эту минуту дверь, выходившая в коридор, осторожно отворилась, и в ней показалась старая кормилица, исполнявшая теперь обязанности кухарки.
— Осмелюсь доложить вашему сиятельству, — сказала она почтительным и тихим голосом, — почтальон еще тут; он не хочет больше ждать.
— Ах да! Я совсем забыла о нем. Ну, пусть он дождется, пока я выйду к нему. Дай ему чашку кофе в кухне, Лена!
Служанка ушла, а графиня вынула из кармана записку.
— Почтальону надо дать на чай, да по этой повестке мы должны уплатить сорок талеров. Реймские купцы до того дерзки, что высылают заказанное мною для свадьбы шампанское наложенным платежом! Заплати! — обратилась она к Ульрике, подавая ей счет.
Яркая краска разлилась по некрасивому лицу дочери.
— Ты заказала шампанское, мама! — воскликнула она с изумлением. — О боже, и на такую громадную сумму!
Графиня Трахенберг злобно усмехнулась, показав при этом целый ряд искусственных зубов.
— Неужели ты думала, что я стану угощать гостей на свадебном завтраке смородинной наливкой твоего изготовления? Впрочем, как я уже говорила, я никак не ожидала такой бессовестности со стороны купцов — требовать немедленной уплаты денег! — Она пожала плечами. — Теперь приходится, как говорят, faire bo
Молча отперла Ульрика письменный стол и вынула оттуда два свертка с деньгами.
— Вот все наше достояние, — сказала она решительно. — Тут тридцать пять талеров, но на них нам надо жить, потому что не в одном Реймсе отказывают нам в кредите: во всей окрестности не дают нам ни одного лота[7] мяса без немедленной оплаты. Ты не можешь этого не знать, мама.
— Разумеется. Моя мудрая дочка Ульрика довольно часто проповедует мне на эту излюбленную ею тему.
— Я вынуждена идти на это, мама, — спокойно пояснила Ульрика, — так как ты часто забываешь, впрочем, это и понятно, что кредиторы сократили цифру нашего годового дохода с двадцати пяти тысяч до шестисот талеров.
Графиня Трахенберг зажала уши и бросилась к одной из стеклянных дверей; все жесты этой величественной дамы более подошли бы избалованному ребенку. Она рванула дверь, хотела было выбежать вон, но вдруг остановилась, точно вспомнила что-то.
— Ну, хорошо, — проговорила она, снова хлопнув дверью, по-видимому уже немного успокоившись, — только шестьсот талеров. Но позвольте же, наконец, спросить, на что они тратятся? Едим донельзя скудно — какой-то нищенский суп, а еще Лена кормит нас рисом, яйцами да молочными кушаньями до тошноты, а порции пекко, которыми ты ежедневно угощаешь нас, становятся все гомеопатичнее. К тому же я облеклась в этот вечный мундир, — тут она указала на свое черное шелковое платье, — который вы соблаговолили подарить мне к Рождеству. Все, что могло сделать мою отшельническую жизнь сколько-нибудь сносной, — новейшие французские книги, конфеты, духи — все это давно сделалось для меня недоступным… А потому я справедливо заключаю, что у тебя денег на расход больше, нежели ты показываешь!
— Ульрика никогда не лжет, мама! — воскликнула возмущенная Лиана.
— Не могу же я отослать обратно на почту извещение! — произнесла графиня. — Прошу закончить эту комедию и уплатить деньги по счету.
— Но где я возьму их? Надо отправить вино назад! — спокойно настаивала на своем Ульрика.
Мать с громким воплем бросилась навзничь на диван и разразилась истерическим хохотом.
Спокойно, со скрещенными руками стояла Ульрика у изголовья дивана и смотрела, как билась и металась графиня в истерическом припадке, и на губах ее мелькала горькая, ироническая усмешка.
— Бедный Магнус! — прошептала Лиана, указав на дверь соседней комнаты. — Как он там встревожится от этого шума! Пожалуйста, мама, успокойся! Магнус не должен видеть тебя в таком состоянии: что он подумает? — обратилась она не то просительно, не то с упреком к матери.
Возмутительную сцену дочерям не удалось предотвратить всевозможными уступками и покорностью. Лианой овладело справедливое негодование, какое ощущает человек с твердым характером при виде подобного малодушия. Девушка дрожала уже не от страха — чувствовалась уверенность в том, как она подняла руку, серьезно уговаривая мать. Но проповедь ее была гласом вопиющего в пустыне: крики и хохот продолжались.
Дверь в соседнюю комнату действительно отворилась, и Лиана побежала к ней.
— Уйди, Магнус, останься там! — попросила она по-детски растроганным голосом и мягко постаралась удержать входившего брата.
На самом деле не требовалось большой силы, чтобы не впустить в комнату этого худенького и деликатного молодого человека.
— Пропусти меня, маленький Фамулус[8], — сказал он ласково; умное лицо его светилось радостью. — Я все слышал и принес гонорар.
Но при виде графини, бившейся в судорогах на диване, он невольно замер на пороге.
— Мама, успокойся, — сказал он с дрожью в голосе, подходя к ней. — Ты можешь заплатить за вино. Вот деньги — пятьсот талеров, милая мама!
И он высоко поднял руку, в которой держал банковские билеты.
Ульрика тревожно глядела ему в лицо; она сильно покраснела, но брат этого не заметил. Он небрежно бросил деньги на диван, где лежала мать, и развернул принесенную с собой книгу.
— Посмотри, душа моя, вот она наконец! — сказал он растроганной Лиане.
Лежавшая на диване графиня начала успокаиваться. Со стоном провела она по глазам рукой, и сквозь сжатые пальцы ее взгляд, вдруг сделавшийся осознанным, устремился на книгу, которую сын держал в руке.
— Только не возгордись, мой милый маленький Фамулус! — проговорил Магнус. — Наша рукопись вернулась к нам изящным изданием. Она одобрена наукой и победоносно проходит сквозь перекрестный огонь критики. Ах, Лиана, прочти письмо издателя!
— Молчи, Магнус! — сурово и повелительно прервала его Ульрика.
Но графиня Трахенберг уже сидела на диване.
— Что это за книга? — спросила она.
Ни в грозных чертах ее лица, ни в повелительном тоне не было и следа только что прекратившегося истерического припадка.
Ульрика поспешно взяла из рук брата книгу и обеими руками прижала ее к груди.
— Это сочинение об ископаемых растительного царства, написанное Магнусом, а Лиана снабдила его рисунками, — пояснила она.
— Подай сюда, я хочу ее посмотреть!
Взглянув с упреком на брата, Ульрика подала нерешительно книгу; Лиана же побледнела и сначала судорожно сжала свои тонкие пальцы, а потом закрыла ими лицо: она с детства привыкла бояться этого выражения лица матери, как едва ли боялась адских мук, которыми грозила ей когда-то няня.
— «Ископаемые растения, сочинение графа Магнуса фон Трахенберга», — громко прочла графиня.
Гневно сжав губы, она с минуту пристально и уничтожающе смотрела поверх книги в лицо сына.
— А где же имя художника? — спросила она, переворачивая заглавный лист.
— Лиана не захотела указывать своего имени, — сказал молодой человек совершенно спокойно.
— А, так хоть в одной из этих голов нашлась искра здравого рассудка, пусть слабое, но сознание своего положения!
Она принужденно захохотала и отбросила от себя толстый том с такой силой, что он с шумом пролетел через открытое окно и шлепнулся на каменные ступени террасы.
— Вот где место этой чепухе! — воскликнула она, указывая на книгу, которая при падении открылась на одном из великолепных рисунков, изображавших допотопный папоротник. — О трижды счастливая мать, какому сыну дала ты жизнь! Слишком малодушный, чтобы сделаться солдатом, слишком ограниченный, чтобы быть дипломатом, он, потомок князей Лютовиских, последний граф Трахенберг, унижает себя до того, что сочиняет книги за плату!
6
Делать хорошую мину при плохой игре (фр.).
7
Лот — дометрическая единица измерения массы, 12,8 г. (Примеч. ред.)
8
В университетах некоторых стран ассистент, студент, находящийся в распоряжении профессора для выполнения поручений. (Примеч. ред.)