Ведунья - почти сказки

Так и осталась опять Оленюшка одна.

-7-

 Альманзор- повелитель воды.

Наступила семнадцатая  Оленюшкина зима. С нетерпением ждала она весны обещанной Поведой, но ничего не происходило. И хоть запретила ей ведьма ходить на место своего успокоения, все равно пошла  ведунья к  Ипатьевскому болоту. В надежде робкой, а вдруг тайный знак подаст ей колдунья.

В оврагах еще белел снег. Дули пронзительные холодные ветра. А на болоте проклятом творилось, что-то неописуемое. Словно кто - то невидимый боролся где-то в самой его глубине. Вверх летал мох, чахлые кустики. И нежить вся болотная стонала на все голоса.

Оленюшка подумала, что это Поведа на нее так серчает за ослушание ,и хотела уже уйти. Но тут из самой трясины болотной поднялся человек  и зашагал по болоту, как по твердой земле. Это был мужчина. В невиданных ярких шароварах, атласной рубашке до самых пят. Он ступил на твердую землю рядом с ведуньей и упал.

Ведунья поняла, что незнакомец сам идти не сможет, стала ладить волокушу. Позвала в подмогу дядьку- лешего, тот не откликнулся. Зато кикиморы-сестренки тут как тут.

Сладили из молодых елочек волокушу, и потащила ведунья незнакомца к себе.

Стыдно было ей самой обмывать, пусть хоть и болящего, но мужчину. Поэтому пришлось поклониться бабе Яге жемчужными бусами.

Одежду постирала сама, высушила. И бабке передала, чтобы одела. Три дня лежал в беспамятстве незнакомец. Пыталась Ведунья заглянуть в его прошлое или будущее. Ничего не выходило у нее. Не было, словно его на свете, и не будет. Вглядывалась девушка в лицо незваного гостя, и трепетало ее сердце.

У гостя волосы темные и крупными кольцами вились. Нос с горбинкой и бородка. Странная,  ранее невиданная. Вокруг губ алых и сочных вилась, а дальше лик безволосым был.

На третий день открыл он глаза. Черные, как самые безлунные ночи. Или как самый страшный омут.

-Альманзор.

- Ну, вот и ,славно.А я Оленюшка, –  устало сказала ведунья.

От слабости сидел гость чаще всего на лавке. Ноги калачиком. И пел Светлой песни. Голос его гортанный и речь незнакомая завораживали ,зажигали огонь в крови .Но огонь этот был ведунье противен .Тело ее трепетало от песни ,а душа шептала: беги  его.

Самое первое слово которое гость выучил, было слово- вода. И на пятый день он стал требовать воды. Оленюшка уже и кадушку натаскала, а он все кричит:"Вода!"

 И наконец-то встал, да взяв девицу за руку, повел в лес.

"Вода?"- спрашивал он, идя по тропинке в лес. Так и дошли до речки Живки.

Как был одетым вошел в воду незнакомец и долго, что-то шептал, омывая ладонями лицо.

На том берегу раздался протяжный женский плач.

- Ой, Ивасичек, на кого же ты нас покинул.

 Оленюшка узнала причитавшую женщину. Это была вдова Карпа – рыбака. Того водяной забрал о прошлом годе. Утащил под лед, да так и не вернул. Старшим в роду  и кормильцем стал Ивасик ,двенадцать зим ему сравнялось. А в избе мал, мала меньше братьев и сестер.

Набухшая от весеннего половодья река качала на  своих волнах пустую лодку. Сжалось от горя Оленюшкино сердце. Да что уж тут поделаешь. Не выплыть смертному в такой холодной воде.

Альманзор  опустил в воду руки, и  что- то быстро зашептал. Или вернее зашипел. И случилось невиданное чудо, вода расступилась до самого дна. И мать,  и все кто были на берегу, увидели Ивасика. Мать побежала к сыну и схватила его на руки. Мальчика вынесли на берег, и он очнулся.

Альманзор  хлопнул в ладоши и вода сомкнулась. Царь Водяной, молча, проглотил обиду. И  спрятался в своем подводном дворце .

Не мог, конечно, не видеть гость, что загорается маковым цветом лицо Оленюшки, при песнях его бесконечных. Но чего- то выжидал.

 Девушка  остужала телесную кручину ледяной водой. Но все чаще ей думалось: « А может зря она так бережется? Может вот он суженный Поведой. Пора уже ей и дитя в чреве выносить, и к груди его поднести».

Но гордость и еще что- то, вставало преградой на пути к ложу любовному.

Не только пел  гость дорогой ,но случалось и сказки рассказывал, о своей  далекой родине.

Сказка о Страннике и Джине.

«На смену бархатистой ночи, черной, как мускус, приходит, персиковый рассвет. Муэдзин на минарете имама Али ибн Бабы призывает благоверных к молитве. А я скромный раб своего тщеславия заканчиваю свои записи..

« Это утро – либо утро великого дня, либо - полного забвения.  Когда-то я был молод и полон сил. Я любил многих сладких дев и они, что удивительно, любили меня, бедного поэта. Я слагал стихи о прекрасных губах возлюбленной, и о родинке на ее плече. Я не спал двадцать четыре часа в сутки ,а сил только прибывало. Обласканный сильными мира сего, и узнаваемый простыми горожанами ,я думал ,что жизнь прекрасна. Но в одно, такое же вот ясное утро, я понял, что ничто уже не радует меня, не разгоняет кровь, не дает вдохновения. И я удалился в библиотеки, ища ответа у ушедших мудрецов. Но их строки  только добавили горечи разочарования в мою жизнь.

И вот однажды в стенах нашего медресе остановился странник. В отличие от проповедующих дервишей, он был опрятен и взгляд его  ясен и осмыслен. Великий мыслитель скрывался под плащом бедного путешественника. Многие считали его давно ушедшим услаждать слух аллаха своими цветами мудрости. Но нет, вот он живой, правда очень постаревший, сидит предо мной и, наслаждаясь зеленым чаем, дает мне совет.

На мой вопрос, что же зажжет огонь в моей холодеющей крови, он протягивает мне свой посох.

-Иди, на север - где кемаль ,северный ветер, рвет паруса у утлых лодчонок рыбаков, на юг, где сирокко, засыпает песком дворцы ,на восток- где звезды опускаются в ладони ,или на запад ,где в горах Эльбруса ,лежит белое ,холодное чудо , похожее на шербет .Иди, и дорога и встречи с новыми людьми, оживят ,твою кровь ,мысли будут тесниться ,ожидая когда ты дашь им жизнь на бумаге. Иди, и да прибудет с тобой мудрость.

Так я стал Странником. Долгие годы, познавая мир, я был одинок, но два года назад нить судьбы соединила меня с Джинном.

Да, с самым обыкновенным джинном.

Он сидел на развилке дорог, на выходе из Мавера-на-Нахре,крепкий мужчина ,достигший возраста мужа, услышав стихи, что я сочинял на ходу, поднял голову.

-Мил человек, а можно я пойду с тобой, уж очень складно ты говоришь о вселенной и звездах.

-Дорога одна для всех.

-Не называй свое имя, я знаю, ты Странник.

-А ты?

-Джинн, просто Джинн. В том мире, где я родился, меня звали несколько иначе, вернее, в том времени. А здесь, я иногда, забавы ради делаю чудеса. И меня зовут джинном.