Страница 72 из 81
Синдж появилась с чаем, который приготовил Доллар Дэн. И со вчерашними бисквитами и яйцами вкрутую.
— Пожалуйста, простите мистера Гаррета, Ваша Светлость. Он страдает от врожденного дефекта, который заставляет его говорить глупости, когда он не спит.
Она поставила поднос на складной столик рядом с принцем Рупертом, потом повернулась ко мне:
— Ты. Пойдем со мной.
И добавила через плечо:
— Вы извините нас на минутку, Ваша Светлость?
Мы пересекли прихожую и вошли в комнату Покойника. Я заметил, что в уголке на полу похрапывает Птица. А я-то думал, он давным-давно ушел.
— Что с тобой такое? Там проклятущий наследный принц Каренты. А ты ведешь себя так, как будто… Как будто он — второй Птица.
Синдж махнула на него лапой.
— У тебя нет даже того здравого смысла, какой боги дали пьяному простофиле? Ты добиваешься карьеры по осушению болот?
— Если бы я мог вставить слово…
— Тебе не нужно вставлять слово. Это будет еще одно проклятое богами абсурдное оправдание. Я слышала, как ты заявлял, что все такие оправдания похожи на дырку в жопе. У каждого она есть и все они воняют.
— Я…
— Повзрослей, Гаррет.
— Но…
— Десять лет назад… пять лет назад ты мог бы позволить себе любую несносную глупость. Это было неважно. Никто, кроме тебя, не получил бы из-за этого по башке. Но ты больше не можешь позволить себе такую роскошь. Чувствовать себя крутым из-за того, что ведешь себя как поганец с властями, — больше не вариант.
Ух ты! Синдж разозлилась не на шутку. И только начинала разогреваться.
— Возвращайся туда. Продолжай вести себя как засранец. Но прежде чем начнешь, скажи мне, что произойдет после того, как ты закончишь разгуливать с напыщенным видом и поздравлять себя за то, что кого-то проучил?
— Хорошо, Синдж. Я понял. Я прыгну туда, поцелую его в задницу, оближу его сапоги и буду умолять использовать немного сала, когда он заставит меня нагнуться.
Она влепила мне пощечину.
Ошеломленный, я замолчал.
Ее руки были недостаточно длинными, чтобы хорошенько размахнуться, но удар все равно получился болезненным.
Моя маленькая девочка была серьезно расстроена. Возможно, я захочу потратить несколько минут на то, чтобы выяснить причину.
Я сказал принцу Руперту, что дело не только в нем. Полагаю, Синдж хотела, чтобы я понял, что дело и не только во мне.
Несчастный человек по ту сторону прихожей имел власть заставить меня и кого угодно познать крайнее несчастье. И один-единственный шаг отделял его от того, чтобы он обрел власть сделать это несчастье вечным.
Руперт, может, и был дураком, но не был каким-то случайным ублюдком, над которым я мог бы глумиться и презрительно смотреть ему в лицо.
— Я понял, что ты хочешь дать мне понять, Синдж.
Но я не мог полностью сдаться.
— Я поцелую идиота и исправлю ситуацию.
Судя по тому, как шевельнулась Синдж, я испугался, что она ищет дубинку достаточных размеров, чтобы придать мне приемлемую, с ее точки зрения, форму.
95
— Я хочу извиниться за свое враждебное поведение, Ваша Светлость. Я переживаю большой стресс. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы впредь считаться с вашей мудростью — если не считать работы на вас. Но мой отказ никоим образом не следует принимать на свой счет.
Синдж продемонстрировала зубы. Очевидно, того, что я сказал, было недостаточно.
Морли прославился не только тем, что сформулировал свой Первый Закон. Больше всего он был знаменит тем, что заметил: мир стал бы лучшим местом, если бы у нас имелось достаточно здравого смысла, чтобы убивать людей, которых нужно убить.
Я не мог с этим не согласиться — до тех пор, пока мне не приходилось составлять список нужных людей.
Принц Руперт был исполнен решимости стать гвоздем моего списка.
— Я ожидаю некоторых социальных пробелов, слишком широких, чтобы перебросить через них мост даже при всем моем желании.
Я начал было открывать рот. Синдж подняла со своего стола какую-то безделушку и приготовилась ее метнуть.
— Это верно, — сказал я. — Прежде чем вы уйдете, не могли бы вы доставить нам удовольствие и просто намекнуть, почему генерал Блок и директор Релвей не могут выполнять эту миссию…
— Прекратите. Есть случаи… Есть особые обстоятельства…
Возможно. Но принц, Блок и Релвей с жаром отвергали подобные оправдания. До недавнего времени.
— Если вы хотите внезапно изменить правила, следует подкрепить это чем-то большим, нежели «потому что я так сказал». Ведь такие утверждения — полная чепуха. Вы и сами сотни раз это утверждали.
— Это нужно моему брату. Иначе он умрет. Я не хочу быть королем.
Какого черта он только что сказал?
Синдж снова держала наготове подставку для книг.
Руперт немного бессвязно полопотал, потом заявил:
— Более того, я не хочу, чтобы мой брат Юджин или племенник Канза короновались. И то и другое будет несчастьем. Таким же, каким был этот мой визит. Мне надо идти.
Я проводил его до дверей. Не успел я их закрыть, принц сказал:
— Держитесь подальше от этого дела, Гаррет.
Судя по тону, он не питал больших надежд, что получит желаемое.
— В конце концов, в этом все же замешана политика, — сказал я Синдж и Страфе.
— Для Руперта это стало ясно только в последние несколько дней, — ответила Страфа.
— На это я куплюсь. Ночь уже на исходе. Я собираюсь пойти соснуть. Синдж, есть успехи с Покойником?
— Пока нет. Последний инцидент и вправду подорвал его силы.
Да неужто?
96
Я уснул не сразу, хотя и не потому, что Страфа забралась ко мне в постель и примостилась рядом. Она заснула немедленно.
Она выполнила трудную работу.
Мой разум издевался над возможностью того, что король замешан в скверное дело так глубоко, что пытается защитить злодеев.
Хотя показаний свидетелей пока не было, я был уверен, что плохие парни скупают узников на осушении Маленького Унылого и используют их, чтобы мастерить сшитых людей. Однако зачем это нужно, мое воображение не в силах было представить.
Сшитые люди не проявляли агрессии, пока их не направляли. Они были менее опасны, чем зомби, на которых смахивали.
Я подробно припомнил каждую атаку, воссоздавая их в памяти снова и снова. Я не открыл для себя ничего нового, кроме того, что нападавшие не просто двигались от «Огня и льда» по направлению к Холму, они проходили мимо Кнодикала, который, как считалось, в настоящее время заброшен.
Это стоило расследовать. То, что забрали со склада в Эльф-тауне, отправили в Кнодикал.
Танцевал ли на цыпочках народ Холма потому, что король впутался в какое-то темное дело?
Пробуждение мое было резким, но страстным. Страфа Алгарда превратила занятие любовью в религиозное событие. Она прошептала:
— Я не могу дождаться, когда же мы займемся этим не торопясь.
— Я тоже.
Я стал частью странной и удивительной бестии, когда у меня не нашлось достаточно силы воли, чтобы сказать «нет».
— Так поднимайся же, любимый. Нас ждет работа.
— Например?
— Сегодня мы собираемся сбить с толку наследного принца и все орудия ночи.
Я посмотрел на окно. Шел дождь.
— Пошли, зануда!
Страфа захихикала.
— Постарайся улыбнуться, — сказала она. — Улыбка поселится на твоем лице, как дома. Это будет замечательный день.
Я не хотел быть парнем, который круто оборачивается и смотрит в прошлое, как только наступает будущее. Но я не был уверен, что смогу продержаться на диете из жизнерадостности, счастья и позитива — и все это еще до полудня — всю жизнь.
И я знал, не нуждаясь в стороннем консультанте, что подписался на долгий срок.
Страфа была идеалом. Она была всем, что парень лелеет в фантазиях. Ее единственным недостатком являлось отсутствие чувства отчаяния. Она не смогла бы стать достаточно мрачной даже для спасения собственной восхитительной красоты.