Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 16



После того как дистилляторы выполнили свою задачу, наступает черед проверки качества в спиртовом сейфе (тоже довольно яркая штука: медь, стекло, все дела), где эксперты путем довольно простых химических манипуляций решают, какую часть полученной чистой жидкости следует использовать. Всю использовать нельзя: первый поток слишком крепок и содержит химические соединения, которые лучше не употреблять, а последний поток, уже совсем слабенький, жалкий, ссылают в первый куб на перевоспитание.

Первый поток называется foreshot («головной погон», буквально «предварительный выстрел»), хороший спирт – middle cut («средний срез»), а остатки – feints («хвостовой погон», буквально «ложный выстрел»), хотя в обиходе говорится «голова», «сердце» и «хвосты».

Тут в дело вступает большой прямоугольный контейнер – его с фантазией назвали спиртоприемным баком (и это еще один невоспетый герой – опять несправедливость), – куда попадает спирт, а уже потом идет розлив по бочкам.

Так вот, спирт можно хранить в бутылках, керамических кувшинах и даже в тщательно вымытых железных бочках, но тогда он останется таким же, каким попал в соответствующую емкость (в худшем случае – выдохнется). Но древесина – это совсем другое дело. Она, вполне возможно, даже знаменовала классовые различия: в старину бедняки разливали виски в бутылки, фляги, банки и тому подобное, а люди зажиточные доставали из погребов пустые бочки, оставшиеся от вина, хереса и так далее, и хранили виски в этих бочках. Видимо, это считалось разумным и практичным.

Сейчас виски обычно разливают в привезенные из Штатов бочки из-под бурбона, причем частенько, чтобы сэкономить на транспортировке, их разбирают на бочарные клепки (слегка гнутые, как круглые скобки) и круги. Бочки собирают в Шотландии, и аромат бурбона добавляет зреющему в них виски/спирту новые грани. Молодой, восприимчивый виски особенно хорошо реагирует на бочки из-под хереса, но они дороже – примерно двести пятьдесят фунтов за штуку вместо пятидесяти за бочку из-под бурбона. Некоторые экспериментаторы использовали бочки из-под других напитков, типа рома или красного вина, в результате чего получались очень интересные скотчи (в последнее время такое практикуется все чаще). В любом случае полные бочки отправляются на склад.

И там время замедляется.

Очень сильно.

По закону, должно пройти три года, прежде чем содержимое вообще можно называть «виски», а до этого в бочках находится просто «спирт».

В большинстве дистиллерий виски живет на складах (это великолепные, прохладные, красивые помещения, где витает просто сказочный запах) в два раза дольше установленного минимума, а многие молты вообще зреют по десять-двенадцать лет, прежде чем попасть в бутылку. А потрясающий запах, что витает в этих темных тихих помещениях с земляными, если по всем правилам, полами (даже такой язычник, как я, понимает, что склады – это святая святых), объясняется тем, что даже лучшие бочки не герметичны. Пары просачиваются из бочек в окружающаю атмосферу; они даже проникают сквозь толстые стены стандартного склада, окрашивая их черным, потому что есть особый грибок (да-да, черный), который питается алкогольными парами. Ежегодно испарения уносят примерно два процента объема чистого продукта, так что за десять лет бочка теряет примерно пятую часть содержимого.

Казалось бы, расточительно, но это лишь на первый взгляд. Как мозг младенца в процессе роста и развития теряет синаптические связи, но формирует сеть устойчивых проводящих путей, так и в бочке формируется богатый аромат. В обоих случаях полученный результат оправдывает все потери. Эти улетучившиеся два процента обычно называют «доля ангелов». Наверное, потому, что «доля грибков» звучит не так романтично.

После бутилирования плотно укупоренный виски уже не зреет и не портится, хотя если бутылку открыли и по какой-то уму непостижимой причине не допили, напиток в течение года-двух полностью выдыхается. (Я вообще поражаюсь, каким образом удалось сделать такое открытие.)

И кстати: бутылки надо хранить вертикально, а не на боку.

Вот и всё.

– Привет, дорогая. Как дела?

– Телефон не перестает!

– Не перестает что?

– Звонить! Все газеты хотят узнать, зачем ты сжег наши паспорта! Я тут с ума схожу!

– Но мы не сжигали…

– Почему тебя в такие моменты всегда где-то носит?

– Удачное планирование? Ха, просто шу…

– Не смешно!

– Это да, но…

– У меня тут крыша едет. Только что разговаривала с дамочкой из «Скотсмена»…

– Мне казалось, нашего номера нет в справочнике. Откуда эти… Ладно, неважно.

– Я не знаю, что делать!

– Отключи телефон, вот и все.

– Боюсь, они нагрянут к нам домой!

– Справедливо. Эта гребаная «Дейли мейл» поймала меня у двери после той истории с «Наркотики? Просто скажи «да».[16]

– И еще я скучаю. Помоги!

– Так, может, тебе приехать сюда? Приезжай на Айлу. Харриет и Тоби ужасно расстроились, когда я приехал один. Менее самоуверенный тип мог бы заподозрить, что они ждали как раз тебя, а не меня. Хотя это, конечно, бред. Да, в самом деле, приезжай.

– Как?



– На машине?

– Ой, ты же знаешь, я терпеть не могу водить.

– Ну, тогда… поездом до Эдинбурга, там пересадка на Глазго, потом… По-моему, оттуда до Кеннакрейга идет автобус. Вроде бы. Кажется.

– Ты серьезно?!

– Так. Ладно. Хмм… Самолетом?

– До понедельника нет рейсов.

– Ты проверяла?

– Конечно.

– Да пропади они пропадом – забронируй чартер.

– Что?

– Забронируй чартер. Садись в машину или в такси, поезжай в аэропорт и найми небольшой самолет.

– Что, серьезно?

– Да нет, не серьезно, я просто…

– Думаю, можно попробовать.

– Ну…

– Ты точно не против?

– Ну, как бы, хмм…

– Так ты точно не возражаешь?

– Я, ну, я… хмм, нет. Нет, наверное, не возражаю, если ты сильно скучаешь…

– И где мне искать такие конторы? В «Желтых страницах», наверное? Я тебе перезвоню. Пока.

Примерно так и получилось, что после серии фальстартов, входящих и исходящих звонков, мы с Джоном Джарролдом воскресным утром оказались в пустом аэропорту Айлы: встречали Энн, прилетевшую на невзрачном самолетике «Сессна», который всего сорок минут назад стартовал из Эдинбурга.

– Почему задержался вылет?

– Сначала один двигатель не заводился, потом дверь не закрывалась, потом взлетную полосу заволокло туманом, потом диспетчерская служба не работала. Пилота звали Лорна, девочке всего двадцать пять. Я извинилась, что заставила ее работать в воскресенье, но она сказала, что иначе ей пришлось бы заниматься ремонтом. Какая прелесть!

Я (подозрительно):

– Вы что, кофе пили?

Остаток воскресенья, после того как Энн распаковала вещи, отметила свой приезд с Тоби и Харриет и отправилась немного вздремнуть, я провожу с Мартином-фотографом, снова объезжая большинство дистиллерий, в которых мы с Джоном побывали вчера. Конечно, они по-прежнему закрыты, но в мягком солнечном свете, на фоне спокойного моря, которое плещется у скал, выглядят очень живописно. Отснято, наверное, пленок восемнадцать, из которых использован будет всего один кадр.

Мартин остановился у друзей на северо-востоке острова, неподалеку от озера Лох-Грюинард (Loch Gruinart), но потом вместе с Оливером перебрался в гостиницу, где питание не включено в счет; Мартин оказывается виртуозным гитаристом – правда, мы с Энн пропускаем его импровизированный концерт. Вскоре мы с Мартином понимаем, что у нас есть общие знакомые – он частенько делал обложки для альбомов разных групп и оформил два диска Shooglenifty, а это одна из моих самых любимых команд, и к тому же я знаю ребят лично. В последний раз мы с их гитаристом Малкольмом виделись в феврале на пьянке по случаю моего дня рождения. Смутно помню, что мы живо обсуждали план совместного литературно-музыкального тура по Кубе, который надеялись организовать при поддержке Британского совета. Нехорошо подозреваю, что заявку на грант должен был написать не кто иной, как я. Вот черт, надо бы признаться Малкольму, что меня обуяла тяга к уничтожению паспортов…

16

«Наркотики? Просто скажи “да”» – обыгрывается известный слоган «Наркотики? Просто скажи “нет”».