Страница 18 из 88
Лера посмотрела в сторону выхода, с трудом поднялась и неожиданно встретилась взглядом с очень приятным мужчиной. Она сразу же приободрилась, измученное выражение глаз сменилось на кокетливо-беспечное.
«Ну же, выйди со мной, заговори, я же тебе понравилась...»
Но, увы... поезд умчался вместе с очень приятным мужчиной, а Валерия осталась на перроне одна.
Дома, не обращая внимания на усталость, боль в спине, Лера деятельно занялась приготовлением обеда. К приходу Вовки стол был уже накрыт. Однако несмотря на то, что Копытов был, видимо, доволен порядком, воцарившимся в квартире, Лера очень боялась появления в ней еще одной женщины.
«Ведь не будет же он жить все время монахом. Обязательно девку приведет... и что мне тогда делать?»
Пообедав, как всегда, с говорливым Володькой, Лера убрала со стола, вымыла посуду на строгий французский манер, то есть погрузила ее в пенную воду, потерла губкой и, не споласкивая, поставила на сушилку. Придя к себе в комнату, она сняла узкое платье и без сил упала на кровать. Неприятная мысль о появлении другой женщины все вертелась у нее в голове.
«Если Вовка меня выставит, что тогда делать? Квартиру я снять не смогу — денег не хватит; Тамара не поможет, на это рассчитывать не стоит; в проститутки податься... это не для меня. Господи, так что же мне делать? Полгода света белого не вижу. Разве я для того удобную двухкомнатную квартиру в Петербурге бросила, чтобы здесь чашки, тарелки перетирать, да «Чего изволите?» на полусогнутых спрашивать?»
Лере вспомнилась ее бухгалтерия с мягким креслом на вертящейся ножке, негромкое постукивание калькуляторов, стрекотание компьютера. Раздражавшие раньше до ненависти лица сотрудниц представились ей теперь такими близкими и родными.
«В принципе все они — неплохие тетки... Ну, у каждой что-то не ладится, настроение не очень... но ведь, когда кому плохо, всегда помогут пусть просто теплым словом... Нет, не ценила я этого, не ценила...» — всхлипнув, проговорила Лера.
Две огненных больших слезы появились в уголках ее серых глаз и, перелившись через края век, потекли обжигающими щеки струйками.
Ссоры, возникавшие в тихих покоях бухгалтерии, показались ей глупыми, не стоящими гроша. Она вспомнила имена всех сотрудниц своего отдела, даже имена их мужей, детей, вспомнила проблемы, волновавшие их перед ее отъездом, вспомнила, как весело они распили пять бутылок шампанского за ее удачу в сказочной Франции. Тогда Лера не верила в их искреннюю радость за нее, а теперь ей казалось, что они всем сердцем желали ей добра.
«Господи! Как же мне быть? У меня нет больше сил, какой смысл в моих каждодневных унижениях и страхах? Да, я могу гулять по Елисейским Полям, но я все равно там — чужая. Там веселая, праздничная жизнь, а я словно отгорожена от нее толстым витринным стеклом, могу только смотреть и завидовать...»
Неприятно, ужасно неприятно было сознавать, что Тамара во многом оказалась права.
«Неужели и я, как Копытов, буду ныть по поводу своей несчастной парижской жизни? Эх, если бы мне хоть такую квартиру, как у него, я бы... Стоп, — прервала себя Лера, — я-то сюда не за ординарной квартиркой в рабочем районе приехала. Я примчалась сюда за любовью и красивой, невероятно красивой, словно картинка в журнале, жизнью. А что получается? Может, все бросить и вернуться в Питер отдохнуть от тягот, от слез... Так в чем же дело?»
А дело было в том, что остатки гордости не пускали Леру назад. Она не смогла бы вынести насмешки и сожаление подруг и друзей.
«Это будет ужасно, ужасно, — твердила, обхватив голову руками, Лера, — но лучше я переживу это унижение и вернусь к своей нормальной жизни в Петербурге: найду другую работу, в конце концов, поменяю круг друзей-приятелей, перееду на новую квартиру... чем здесь унижаться всю жизнь и трястись от леденящего душу и тело страха, заслышав русскую речь в брассери... вдруг знакомые из Питера, тогда хоть пулю в лоб, тогда — все. — Она даже встала с кровати. Она не смогла бы вынести насмешек и сожалений подруг и друзей. — Представляю их восторг: «Валерия-то в Париже официанткой работает... Фи, мерзость какая!» — будут судачить они, смакуя такую новость».
Леру бросило в жар, она скинула халат и осталась в одних кружевных трусиках, но через минуту ей вдруг стало так холодно, что она, стуча зубами, улеглась под толстое одеяло.
«Надо успокоиться и обязательно найти выход... завтра утром... завтра утром...»
А завтра утром раздался тревожный звонок будильника, и взъерошенная Лера вскочила с кровати только с одной мыслью в голове: «Не опоздать на работу!»
Когда наступило небольшое затишье и клиентов поубавилось, она, устало прислонившись к стойке, неожиданно для себя приняла решение:
«Потерплю еще месяца два, а потом уеду. Слово даю, уеду!»
Ей сразу стало легко и радостно, она совершенно спокойно оглядела зал и, успокоившись, пошла навстречу новым посетителям. Ведь ей осталось здесь мучиться всего два месяца, и сегодня вечером можно зачеркнуть один день добровольной ссылки.
* * *
Прошел месяц после принятого Лерой решения. Она выглядела чрезвычайно веселой и бодрой. Даже Тамара, изредка звонившая и справлявшаяся о ее делах, подумала, что сестра уже нашла свою любовь, но держит это пока в тайне. Однако, когда наступил последний день поставленного срока, Валерия растерялась... И... «год отсверкал»... вновь пришла весна, а Лера по-прежнему вместо положенных по ее мечтам песцовых боа и бриллиантовых колье продолжала носить кружевной фартук официантки. Она уже не думала о сроках, о любви, она вообще старалась поменьше думать, потому что знала: если задумается хоть на миг, то тут же побросает вещи в чемодан и уедет, улетит, убежит в Петербург.
Солнечные лучи игриво заглядывали в стеклянные окна; весенний воздух, благоухающий, словно полевой букет, врывался через двери. Валерия с очаровательной улыбкой на бледно-розовых губах элегантно лавировала между столиков. Вчера она получила письмо от подруги из Питера. Та, не жалея бумаги, расписала ей свою жизнь за последние полгода: и в Греции была, и в Италии, и в Австрии, а теперь в Париж собирается.
«Только этого мне и не хватало», — раздраженно подумала Лера.
Но самой обидной новостью было то, что их общая приятельница, никуда не выезжавшая из Питера в поисках престижного жениха, совершенно неожиданно вышла замуж за очень богатого, красивого испанца и теперь живет в залитом солнцем Мадриде.
«Нет, надо возвращаться, надо», — опять завздыхала Валерия.
Она подошла к столику и, приветливо улыбнувшись, спросила у рассматривавшего меню мужчины:
— Вы уже выбрали, мсье?
— Да! Чашку шоколада, пожалуйста.
Когда через несколько минут Лера появилась с дымящимся, ароматно пахнущим напитком, он спросил ее:
— А вы любите шоколад?
— Да! — не подумав, ответила она.
Но тот недоверчиво покачал головой:
— Мне кажется, что нет. Вы предпочитаете кофе.
Лера, очнувшись от тумана мыслей, внимательно посмотрела на него.
— Вы правы, мсье. Вы очень проницательны.
Он улыбнулся и, с интересом глядя на нее, спросил:
— Вы иностранка?.. Как вас зовут?
— Валери, — ответила она, — я — русская.
— О! Издалека! А меня зовут Жиль.
— Очень приятно!
— Если я заеду за вами после работы?..
— К сожалению, я заканчиваю очень поздно, в полночь.
— Прекрасно. К этому часу я тоже буду свободен, и мы еще успеем поужинать в «Бистро Ромэн».
Лера нерешительно пожала плечами. Ей так все время не везло, что поверить в удачу она не могла. Слишком как-то все просто.
«Или он будет без особых средств, или женатым... Ладно! Хоть в «Бистро Ромэн» поужинаю», — решила молодая женщина.
— Хорошо. Приходите, — немного смущенно согласилась она.
Без четверти двенадцать Жиль уже был у дверей кафе.
— Добрый вечер, Валери.