Страница 6 из 16
Он решил преобразовать сельское хозяйство в отдельно взятом имении, сделав его образцовым и максимально прибыльным. Поначалу Ростопчин посеял в своих полях американскую пшеницу и овес, поставив себе цель увеличение урожайности хлеба. Для этого придумал удобрять посевы илом, известью, навозом, а еще и медным купоросом. Совершенствует он и орудия труда – молотилку и соху, борясь с плугом и английской системой земледелия.
Вставал он до зари, ложился затемно, целыми днями пропадая на пашне. Как писал он, «жарюсь в полях, жизнь веду здоровую и в один час бываю цыганом, старостою и лешим». Получив первые результаты своих опытов, он приходит к мысли, что, иноземные «орудия для хлебопашества» нам ни к чему – не подходят они для нашего климата. И если что-то и брать у англичан, так это приспособления для обмолота зерна.
Своими соображениями он делится в книге «Плуг и соха. Писанное степным дворянином», имеющей два эпиграфа. Первый: «Отцы наши не глупее нас были». И второй, в стихах, который кончался так:
Мысли Ростопчина, изложенные в этой книге, свидетельствуют не только о том, что его консерватизм еще более укрепился, но и демонстрируют свою злободневность:
«То, что сделалось в других землях веками и от нужды, мы хотим посреди изобилия у себя завести в год… Теперь проявилась скоропостижно мода на английское земледелие, и английский фермер столько же начинает быть нужен многим русским дворянам, как французский эмигрант, итальянские в домах окна и скаковые лошади в запряжку. Хотя я русский сердцем и душою и предпочитаю отечество всем землям без изъятия, не из числа, однако ж, тех, которые от упрямства, предрассудков и самолюбия пренебрегают вообще все иностранное и доказательства отражают словами: пустое, вздор, не годится. Мое намерение состоит в том, чтобы тем, кои прославляют английское земледелие, выставляя выгодную лишь часть оного, доказать, что сколь английское обрабатывание земли может быть выгодно в окрестностях больших городов, столь бесполезно или, лучше сказать, невозможно всеместно для России в теперешнем ее положении».
Ростопчин Ф.В. Гравюра. 1813 г.
Ростопчин не только занимался самообразованием, много читал, выписывал иностранные журналы, но и помогал учить других, открыв в Воронове сельскохозяйственную школу. Здесь у шведских агрономов Паттерсона и Гумми учились крепостные Ростопчина и его соседей-помещиков. Для воплощения в жизнь полученных знаний крестьян обеспечивали удобрениями и семенами.
И хотя английскую систему земледелия он критиковал, но за опытом обращался именно к западным агрономам и садовникам, перенимая у них самое лучшее. Он настолько хорошо освоил земледельческую науку, что вскоре стал именовать себя не иначе как «профессором хлебопашества». Кажется, что из него получился бы неплохой министр сельского хозяйства.
Занимался он и разведением скота: коров и овец, но больше всего – лошадей, основав на своих землях конные заводы. Благо, что на плодородной, богатой пастбищами Воронежской земле, были для этого все условия. Арабские и английские скакуны чувствовали себя здесь вольготно. Из переписки Ростопчина тех лет узнаем: «Приведен ко мне жеребец столь хороших статей для Ливенского моего завода, что я решился его туда отправить». В селе Анна он держал табун в две тысячи лошадей, приносивший ему более двухсот тысяч рублей дохода в год.[11] Выведенную на его заводах новую породу лошадей назвали Ростопчинской.
Ростопчин Ф.В.
Худ. и гравер Д. Дайтон. 1814 г.
Ростопчин выстроил в Воронове новый большой дом, разбил прекрасный парк, знаменитый своими цветниками и украшенный итальянскими мраморными статуями. В оранжерее, проект которой приписывают самому Дж. Кваренги, он выращивал ананасы. А еще граф задумал в пику наводнившему Россию французскому табаку устроить у себя табачную фабрику, употребляя на сырье произрастающий в Малороссии табак.
За двенадцать лет, что Ростопчин жил в Воронове, поместье стало не узнать. И хотя после 1812 года бывать здесь у него не было ни времени, ни сил, долго еще в Воронове ощущались благотворные последствия его инновационной деятельности. Однако материальные свидетельства до нашего времени не сохранились: в сентябре 1812 года, после спешного бегства из Москвы, Ростопчин приехал в Вороново, чтобы сжечь его.
Поджог своего имения Федор Васильевич обставил на редкость театрально, пригласив находившихся здесь же зрителей к участию в постановке. Приехали генералы Л.Л. Беннигсен и А.П. Ермолов, а также представитель дружеской британской армии генерал Р. Вильсон, тот самый, что впоследствии нагло будет требовать от Кутузова не принимать приехавшего за миром Лористона. Именно Вильсона Ростопчин упросил поджечь свою собственную спальню: «Это мое брачное ложе, у меня не хватает решимости поджечь его; будьте добры, избавьте меня от этой тягостной обязанности». В этой драме последней фразой режиссера и актера по совместительству была: «Теперь я доволен!»[12]
Поджигая главный дом, Ростопчин дал повод потомкам задаться вопросом: куда, собственно, подевалась богатая коллекция предметов искусства, собранная владельцем усадьбы в пору его фаворитства у императора Павла? Старинные гравюры и дорогой фарфор, скульптурные изваяния и редкие книги – все это вполне могло сгореть. Только вот на пожарище не нашли никаких следов, даже от мраморных скульптур. Вероятно, Ростопчин заблаговременно вывез наиболее дорогие вещи.
При этом он оставил французам записку следующего содержания: «Восемь лет украшал я это село, в котором наслаждался счастием среди моей семьи.
Ростопчин Ф.В. Гравюра Ф.В. Майера по оригиналу Э. Габауэйра. 1815 г.
При вашем приближении обыватели в числе 1720 покидают жилища, а я предаю огню дом свой, чтобы он не был осквернен вашим присутствием. Французы! В Москве оставил я вам два моих дома и движимости на пол миллиона рублей: здесь вы найдете только пепел».[13]
Но это случилось позже, а пока Ростопчин призывал и других помещиков брать с него пример и не увлекаться английской системой земледелия, весьма популярной тогда. Он был уверен, что именно его методы организации сельского хозяйства способны значительно увеличить доходы государства. Хотя истинной преградой на пути развития экономики России было крепостное право, убежденным сторонником которого являлся Ростопчин.
Ростопчин Ф.В.
Худ. Н.И. Тончи
Он, как и император Павел, считал, что помещики лучше позаботятся о своих крепостных, чем если крестьяне сами были вынуждены думать о себе. Но время Павла прошло, императором был Александр, провозгласивший во время своей коронации 15 сентября 1801 года: «Большая часть крестьян в России – рабы… Я дал обет не увеличивать числа их и потому взял за правило не раздавать крестьян в собственность». Ростопчин же расценивал свободу крестьян как «неестественное для человека состояние, ибо жизнь есть наша беспрестанная зависимость от всего». Вольность способна и вовсе привести к бунту– в этом он был твердо уверен. Что бы сказал Ростопчин, узнав о том, что за полвека после отмены крепостного права в 1861 году объем сельскохозяйственного производства вырос в 7 раз!
10
Булич H.H. Очерки по истории русской литературы и просвещения с начала XIX века. – СПб, 1912. – С. 18–185.
11
Кондратенко А. «Профессор хлебопашества» Федор Растопчин// Орловская правда. – 2003. – 15 августа.
12
Искюль С.Н. Французы в Москве в 1812 году // Французский ежегодник. – 2012. – С. 69.
13
Ростопчин Ф.В. Сочинения. – СПб, 1853. – С. 197–198.