Страница 2 из 7
Комментарии (костыли) могли быть выдержаны в иных сравнениях и подсказках, но от этого не изменилась бы суть расшифровки. Без костылей с хромыми (увы, читатель, это к Вам) трудно говорить на одном языке.
Кстати, чем меньше Вас задел ярлык хромоногости, тем ближе Вы к возможности действительно обойтись без костыля. Вместе с тем если Вы с раболепным вздохом покорности согласились со своей ущербностью, то это опять же лишение себя перспективной возможности твердо зашагать обеими ногами по широким дорогам независимого сознания. Последних утешу: костыль – это тоже оружие, так что долой покорность! Бунт – вот о чем должно стучать сердце ищущего.
…Ну как, может, все же отложим эту встречу?
Мастер Андрей Логинов,
Президент Международной Ассоциации
клубов КУНФУ «Триада»
Семен Семеныч
Вопросы и языковые игры
Вместо введения
Благодарный автор любезному другу своему – Денису Олеговичу Лобанову
Можно ли научиться философии? А психологии?.. Вы видели когда-нибудь научающий учебник по этим дисциплинам? Такую книгу, по прочтении которой, с одной стороны, читатель становился бы Сократом, Платоном, Хайдеггером, Витгенштейном, Фуко или Бартом, а с другой – Джеймсом, Ухтомским, Выготским, Перлзом или Роджерсом? Один наш гениальный современник – Мераб Константинович Мамардашвили – как-то сказал: «философии невозможно научиться, нужно беседовать с философом». Но разве напасешься на каждого словоохотливым Сократом?!
С другой стороны, именно Мамардашвили не без основания настаивал на том, что «философское знание – это всегда внутренний акт» и к тому же «духовное переживание» (то же самое можно, наверное, сказать и о психологии). Так неужто дело только в Философе – Учителе? Нет, дело в поле, в пространстве мышления каждого из нас, которое ценно тем, что само способно порождать это искомое знание. Для эффективности же мышлению недостает малого – содержательного стимула, того, что может задеть мысль и душу, запустить процесс мысли. Этому, как я, дорогой мой читатель, рассчитываю, и должна послужить предлагаемая тебе работа.
Но как написать такую книгу, возможно ли это? – вот вопросы, которые в свое время лишили меня и сна, и аппетита и, подобно царю Миносу, требовали чудовищной дани. Что ж, мне оставалось лишь молиться в ожидании счастливого появления Ариадны. Но, как это всегда бывает в таких случаях, вместо престолонаследной красавицы, которую мне рисовало сладострастное воображение, меня посетил нелепый чудак – некто Семен Семеныч… Поскольку же я ожидал иного, нет ничего странного в том, что сначала не заметил этого субъекта вовсе, тем более что был он неказист, а иногда просто смешон.
Однако же, несмотря на то что я достаточно долго наотрез отказывался замечать нежданного гостя, он вовсе на меня за это не обижался (я подозреваю, что такого рода гостеприимство не было ему в диковинку), а просто приходил ко мне вновь и вновь. Тоскуя, страшась будущего и мечтая – с кем не заговоришь? Для некоторых в такой ситуации даже таракан оказывается собеседником… Вот я и заговорил. А собеседник мой, надо тебе сказать, оказался отменным оригиналом, что окончательно меня заинтриговало, а позже выяснилось, что и как человек он личность совершенно незаурядная (я говорю «выяснилось», хоть это и было «очевидно» с самого начала, но это как у нас водится – «слона-то и я не приметил»).
Мы подружились. Честно говоря, мои самодовольство и иллюзия собственной исключительности (нехотя должен признать и это, ведь я, получается, уподоблял себя избавителю Афин – Тесею!) заставляли меня на первых порах стесняться этого странного знакомства. Но вскоре не то что-то произошло во мне, не то в людях, меня окружающих… И я решился познакомить моих близких с этим несуразным господином. Те же, как и подобает в подобных случаях, первым делом заинтересовались не чем-нибудь, а его фамилией (хорошо, что хоть паспорта его они не требовали!). Тут я понял, что у Семен Семеныча есть еще и характер – он наотрез отказался мне ее поведать! Я влюблялся в него сильнее и сильнее.
Свято место пусто не бывает, и мои близкие сами, кто во что горазд, именовали его бог знает как, почему-то офамиленный он казался им менее страшным. Хотя, впрочем, чего бояться? Мне же Семен Семеныч напоминал не то Гамлета, не то князя Мышкина, не то Дон Кихота, и в конце концов я понял (господи, сколько же на это понадобилось времени!), что Семен Семеныч – это Семен Семеныч! Фантастика! Я думаю, что именно это и притягивает в нем, так что не прошло и полугода, как он уже стал навещать и моих близких.
Вскоре наш совместный с Семен Семенычем труд по созданию книг о Семен Семеныче стал значительно эффективней – он рассказывал мне истории про себя, а я задавал себе вопросы, относительно этих казусов. Но тут меня поразила следующая несуразность: многие и до меня пытались открыть технологию научения человека думанью (с разной долей успешности), но еще никто не пытался это делать столь экстравагантным образом, а именно освободившись от всякого рода поучительства! А и действительно, как можно поучительствовать, тогда как я сам лицо лишь вторичное во всей этой интеллектуальной вакханалии?
Из наших с Семен Семенычем предшественников на этом поприще – попытке создать систему, научающую воистину красиво мыслить, в первую очередь приходит на ум дзэнская традиция коанов. Коан, как ты знаешь, это емкое и на первый взгляд бессмысленное утверждение Учителя Дзэн, способствующее познанию этого учения учеником. Но, что называется, как приходит, так и уходит – мы с Семен Семенычем люди западного мировоззрения, хоть и не без восточных, а значит, и буддийских корней (по крайней мере, я). Однако же, согласись, дорогой мой читатель, нам с тобой не пристало сидеть под сенью сакуры, размышляя над тем, что кто-то (пусть даже очень авторитетный) сказал, будто бы «Будда – это три цзиня хлопка». В этом случае мы бы уподобились человеку, который, не желая ударить в грязь лицом, комическим образом пытается выполнить совершенно не свойственную себе роль, например сделать какое-то эстетическое заключение по предмету, который ему не известен.
Более близким из рассматриваемых предшественников нам может показаться древний грек. Сократ, насколько мне помнится, разлегся уже не под сакурой, а в сени тенистого платана, соблазняя собой юного Федра, прошу прощения, своим интеллектом… Но минули, к сожалению, те времена, когда мифическое мировоззрение человека позволяло столь многое. Современный человек – «человек принципа», хотя сам с трудом представляет себе, что это такое – этот его загадочный «принцип». Впрочем, он верит в него искренне и, мало того, настаивает на том, что раз «он (этот принцип) есть» (как будто он видел принципы гуляющими летним днем в парке), значит (?), «его следует придерживаться». Но я отвлекся. Итак, в наш индивидуалистичный, интровертированный век, век, когда в голове каждого царит какая-то немыслимая система принципов, не конгруэнтная аналогичной системе другого, техника диалога неприемлема. Один из наших соотечественников – Владимир Соловьев – попробовал возродить платоновскую традицию, но безуспешно (я имею в виду его «Три разговора», которые он написал, стилизируясь под Платона).
Опыт Ходжи Насреддина для целей такого рода книги, дорогой читатель, к сожалению, также недостаточен, хотя и весьма поучителен. Нам с детства известен анекдот про пьяницу, который ищет медяк, потерянный на соседней улице, в луже под фонарем на этой, «потому что здесь светлее», но далеко не все знают, что это старая суфийская история. И такова незавидная участь большинства творений этой древней философской традиции – остаться в истории, но не свершить желаемого. А дело в том, что эти истории, к сожалению, как сказал бы желающий показаться умным философ (кстати, вы никогда не задумывались, почему большинство поздних философов пытались казаться умными, а Сократ прикидывался незнайкой?), «закрыто – системны» – в них поставлена точка, и именно эта точка есть та преграда, которая не пускает нас в мир мысли автора. Окольный же ее путь – путь этой мысли – уже к нашему сознаванию – неоправданно долог.