Страница 17 из 24
Несмотря на то что эти испытания, казалось бы, совершенно безвредны для организма человека, ученые, наблюдавшие за ходом испытаний, постоянно должны были связываться по радио с „космическим путешественником“, чтобы узнать о его самочувствии. И в большинстве случаев испытания прерывались по требованию человека, находившегося в камере».
Далее следует рассказ о том, как оставшихся в одиночестве и тишине охватывают галлюцинации. Один из числа очень подготовленных летчиков почувствовал головокружение, хотя камера не сдвинулась с места. Другому, менее опытному, привиделось среди приборов пульта управления странное изображение неведомых лиц. Когда «полет» подходил к финалу, одного пилота охватил панический ужас: на его глазах приборная доска начала «таять и капать на пол». Еще один жаловался на боль в глазах из-за расплывчатого изображения на экране телевизора, хотя экран был совершенно чист. Напрасно техник, наблюдавший за экраном через смотровую щель, пытался убедить пилота, что ничего не произошло, — тот потребовал немедленного «освобождения». А когда вышел из камеры, то сразу же обратился к врачу-окулисту. Выяснилось, что глаза в полном порядке. Уже будучи на «свободе», пилот сообщил еще одну «новость»: там, в камере, ему почудилось, что над ним смыкаются стены.
Одного из проходивших испытание экран довел до того, что через 22 часа он потребовал выключить телевизор, так как от него якобы исходил невыносимый жар. И как экспериментатор-врач не успокаивал, пилот добился, чтобы телевизор выключили. Когда это было сделано, человек почувствовал себя лучше. Не выдавал он беспокойства и после нового включения телевизора. А через три часа все повторилось. Теперь летчик уже «отыскал» и причину жары — он пытался показать «черное, прогоревшее место» на экране, чтобы его не посчитали сумасшедшим. Тут же, как и его коллеги, потребовал освобождения, так как дальше не мог терпеть такого мучения.
В заключение статья пишет: «Семь человек, специально отобранные для полета на космическом корабле „Меркурий“, доказали, что они смогут хорошо перенести пребывание в корабле в случае полета в космос. Однако все эти опыты только частично разрешают проблему космического одиночества.
Ни одному из вышеупомянутых летчиков „космического корабля“ не угрожала опасность. Их не беспокоили проблемы невесомости, а также то, работает ли двигатель ракеты или ракета падает в слоях атмосферы, подобно метеориту. Они знали, что в нескольких шагах за пределами кабины находятся, зорко следя за ними, их друзья. Однако даже опытные летчики сталкивались с явлениями галлюцинации».
И вывод:
«Когда первый американский самолет совершит полет в космос, работников медицины скорее всего будет интересовать физиологическое состояние человека, а не другие данные. Ни один ученый не может предсказать, как будет реагировать физиология человека на окружающее его космическое пространство».
Что можем сказать мы по поводу этого, столь категорического утверждения американского автора об ученых? Неверно всех людей науки объявлять беспомощными в решении так называемых медико-биологических проблем космических полетов. Не знаю, как американские врачи, работающие в области авиационной и космической медицины, но наши медики сказали на сей счет уже не одно веское слово, и наши «прогнозы», как подтвердили полеты Юрия Гагарина и Германа Титова, в основном оправдываются.
Поскольку перспектива космических полетов немыслима без продолжительного пребывания человека в космосе, не лишним будет более подробно остановиться на этом вопросе, исходя из опыта советских исследователей.
Длительная изоляция человека от внешнего мира действительно переносится нелегко. Немало выдержки требуется от того, кто, оказавшись в условиях тишины и одиночества, успешно справляется с этим экзаменом. И все-таки более всего важно при этом, чтобы человек твердо верил светлую цель выполняемого им дела. Тогда он не будет чувствовать себя духовно одиноким. Каждое испытание морально экзаменует и совершенствует будущих космонавтов, но, пожалуй, испытание в сурдокамере, — как ничто другое. Оно позволяет точно определить нервно-психологическую прочность человека, уровень его духовного потенциала.
Под сенью неба — благостный мир звуков, красок, ароматов. Малахитовым пламенем полыхают под солнцем ели и сосны. Будто искры костра, сдувает ветер оранжево-лимонную листву берез и кленов. В овраге журчит ручей. Не умолкая щебечут птицы. Пахнет мятой и полынью. Хорошо дышится молодым, утренним настоем воздуха.
В это же самое время иным ощущает окружающий мир человек, находящийся в сурдокамере. Небольшая комната. Толстыми, звуконепроницаемыми стенами она отделена от внешнего мира. Сюда не проникает дневной свет, не доносится ни малейшего звука. Стол, кресло, телевизионная установка, пульт управления космическим кораблем, запас воды и пищи. Вот чем загружена «комната тишины».
Здесь производятся специальные испытания будущих космонавтов. Суть испытаний сводится к проверке переносимости каждым продолжительного действия тишины и одиночества и выполнению в этих условиях режима и большого комплекса заданий.
Памятно первое «боевое крещение». На открытие «космических путешествий» в сурдокамере пришла вся группа. Когда спросили, кто желает первым отправиться «в полет», ответа сразу не последовало. Хотя летчики наши и не из робкого десятка, однако здесь каждый ясно представлял себе трудности этого испытания. Надо было собраться с духом. Наконец, после некоторой паузы, вызвался доброволец. Им был Валерий.
— Разрешите мне? — решительно попросил капитан.
«Полет» был назначен на завтра. Ничего, конечно, опасного произойти не могло. Не за тридевять земель «улетал» Валерий, и зоркие экспериментаторы постоянно были рядом с ним. Однако все мы немножко волновались. Как поведет себя первый? От этого в немалой степени зависело поведение остальных.
Очень приятно было видеть «отлетающего» Валерия утром, когда он явился для «полета» совершенно спокойным и даже веселым. Пришел он с небольшим чемоданчиком и, улыбаясь, спросил:
— Можно с грузом? Ведь я на работу пришел.
Капитан оказался предусмотрительным. Он не хотел отрываться от привычных ему земных дел — не может не мастерить что-либо в свободную минуту. В чемоданчике были аккуратно уложены книги, некоторые инструменты, кусочки различных материалов, картон, бумага, карандаши.
Хотя космонавту предстояло шагнуть за обычный комнатный порог и за ним должна была закрыться обыкновенная, хотя и более толстая и тяжелая, чем обычно, дверь, провожали Валерия так, будто и правда он пускался в далекую, незнакомую дорогу.
В течение всего испытания за космонавтом при помощи новейших регистраторов велось постоянное наблюдение. Врачам открылся весь внутренний мир индивидуальных физиологических и психологических особенностей этого человека.
На первых порах Валерий вел себя не совсем обычно. Торопился, хотя спешить ему было некуда. Закончив с одним делом, он вставал, задумывался, как бы припоминая, что ему делать дальше. Брался за телеграфный ключ и, торопясь, выстукивал: «Температура воздуха… Давление… Влажность…» и другие данные, относившиеся к нему самому и к состоянию «жилья».
Первоначальная, несколько повышенная возбудимость сравнительно скоро улеглась. Космонавт освоился с обстановкой, и все, заданное по программе, стал делать спокойно, четко, уверенно. Режим выполнял точно. Внимательно следил за приборами, вовремя производил доклады по радио. Обнаружив, что испортилось одно из приспособлений, он принялся за починку и исправил его. Пригодились прихваченные «орудия труда». Во время отдыха от работы занимался любимым делом: мастерил, клеил, писал, чертил, рисовал.
В течение суток в камере по нескольку раз менялось давление, неожиданно для космонавта в камеру врывались то яркие световые вспышки, то резкие звуки. Валерий реагировал на все спокойно. Он разумно и своевременно принимал необходимые меры. Отличным у него был сон. Спал спокойно и глубоко, просыпался в точно в нужное время, быстро включался в заданную программой работу. Хотя в камере были только обычные часы и не было специального будильника, по тому, как четко соблюдал Валерий распорядок дня, экспериментаторы могли проверять свои часы.