Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 92

Он и Мае обменялись взглядами. Едва заметная усмешка тронула губы Хардинга, ибо он прекрасно понял намерение хозяина: «Делайте с ним все, что хотите, но только не у нее на глазах».

– Как скажете, босс, мое дело маленькое. Присцилла с облегчением вздохнула, когда Брендона подсадили на спину лошади. Плечи его поникли, он повесил голову, но все же держался. Вскоре все три всадника исчезли из виду, скрывшись за гребнем холма. Стюарт повернулся к Присцилле и улыбнулся.

– Наверное, нам следовало поехать с ними, – нерешительно начала она, и Стюарта покоробило, что девчонка проявляет такое участие к судьбе какого-то бродяги. – Думаю, суд состоится очень скоро. Я могу быть свидетелем…

На этот раз он с трудом удержался, чтобы не влепить ей пощечину.

– Почему ты так беспокоишься о нем, Присцилла? Допустим, его оправдают. Ну и что? Какую жизнь ты вела бы с ним?

– Наши отношения здесь совершенно ни при чем. Траск спас мне жизнь, и я обязана отплатить ему добром.

Вид у нее при этом был такой, словно она готова хоть пешком следовать за ковбоем. Костяшки пальцев, сжимающих одеяло, побелели. Не сдержав раздражения, Стюарт рванул ее за руку:

– Одевайся!

Вначале ему показалось, будто она не вполне осознает происходящее. Стюарт опасался истерики или обморока, однако Присцилла овладела собой и даже вздернула подбородок.

– Отвернись, пожалуйста!

– Нет уж, дорогая моя, я не собираюсь отворачиваться, когда одевается моя законная жена. Тебя ничуть не смущало, что твоими голыми ногами любуется дюжина мужчин, а уж с Траском валялась в кустах как шлюха… – Он замолчал и глубоко вздохнул. – Пойми, Присцилла, ты не его жена, а моя. Это он должен отворачиваться в таких случаях, он и все остальные, а не я. Я проявляю к тебе терпение, памятуя о том, через что ты прошла, но возьмись же за ум!

Присцилла выслушала отповедь молча, впившись ногтями в ладони, чтобы не закричать. Она заслужила, заслужила все это!

Оставалось только проиграть с достоинством. Девушка расправила плечи, проглотила комок в горле и выпустила из рук одеяло. Не глядя на Стюарта, она прошла к обломку плитняка, на котором были сложены ее вещи, и начала одеваться. Руки ее дрожали.

«Брендом! То, что происходит, ужасно, ужасно! Почему ты не рассказал мне все? Возможно, мы придумали бы что-нибудь… а теперь – что с тобой будет?»

Перед ее мысленным взором возникло замкнутое и словно чужое лицо, погруженный в себя взгляд. Неужели это лицо того, кого она знала? Может, ей только казалось, что она знает его? Или просто хотелось верить ему? А он? О чем думал Брендон тогда, отгородившись от нее невидимой стеной? И о чем думает сейчас?

Украдкой она покосилась на Стюарта. Тот не смотрел на нее, напротив, вглядывался в даль. На скулах его играли желваки. Несмотря на внешнее спокойствие, он был взбешен. Что ж, Стюарт имел на это право, Присцилла не винила его. Он не зря гневается на нее, однако не осыпает упреками, а готов взять обратно в качестве законной жены!

Ей следовало бы чувствовать к нему благодарность и душевное расположение, но грудь ее стеснилась от нестерпимой боли. Не Стюарта Эгана хотела в мужья Присцилла, несмотря на его поразительное великодушие. Она хотела в мужья бродягу и убийцу по имени Брендон Траск. Хотела даже после того, как он обманул ее и склонил к плотскому греху.

Почему все в жизни так устроено? Ей не следовало доверяться ему, не следовало любить его.

Не следовало. Но она любила, даже теперь. Присцилла подавила желание броситься на голую землю, предаться отчаянию и утопить горе в слезах. В затуманенном сознании растерянной, смущенной и обескураженной девушки мелькали вопросы, не имеющие ответов. Ее преследовали мечты, которым не суждено было сбыться. Она никогда еще не испытывала такого одиночества, даже после смерти тети Мэдди. С той минуты, как Присцилла сошла с парохода в Галвестоне, впервые ступив на землю Техаса, мир словно перевернулся с ног на голову. Уже тогда она была перепугана, однако надеялась, что все образуется и безмятежная жизнь не за горами. Сколько же всего случилось с тех пор! Она видела, как люди убивают друг друга; ехала много дней по дикой, почти необитаемой местности, глотая пыль и изнывая от жары; испытала гнусные домогательства и едва не была изнасилована индейцами. Но все это не подкосило ее, нет. Она жива, невредима, в здравом уме и твердой памяти. И даже любит!





Теперь, узнав, что человек, которому она доверилась, разыскивается за убийство, Присцилла поняла, что у этой любви нет будущего. Награду в тысячу долларов не назначают, если к тому нет серьезных оснований. И этому человеку она отдала себя так охотно и самозабвенно!

Вот в этом-то и состоит ее грех, самый серьезный из тех, что она когда-либо совершала…

Чем дольше размышляла Присцилла, тем сильнее пронизывала ее дрожь. Ей с трудом удалось завязать на талии нижнюю юбку (ту самую, расшитую алыми цветами) и натянуть платье. Она тщетно пыталась застегнуть пуговки на спине, когда рука Стюарта мягко коснулась ее.

– Я помогу, дорогая. – Он застегнул платье и повернул Присциллу лицом к себе. – Ты чудо как хороша, Присцилла. Нетрудно понять, почему даже такой бродяга, как Траск, приложил массу усилий, чтобы соблазнить тебя. Я тоже не святой и неравнодушен к женским прелестям, однако мне не хотелось бы всю жизнь кормить ублюдка этого проходимца. Придется немного потерпеть – только до того дня, когда будет ясно, что он не оставил тебе подарка. Потом я продолжу то, что он начал.

Присцилла ничего не ответила, ибо была слишком потрясена и растерянна. Да и выбора все равно не оставалось. У нее не было ни денег, ни дома, ни друзей, которые могли бы приютить ее. И даже будь у нее где-то пристанище, она не решилась бы вернуться.

Присцилле оставалось только жить со Стюартом. Так же, как и раньше.

Потрясенная, оцепеневшая и усталая до изнеможения, она последовала за Стюартом к кроткой на вид лошадке, привязанной к дереву рядом с могучим жеребцом. Стюарт подсадил ее в седло, слегка усмехнувшись, когда она одернула подол.

Вскочив па своего жеребца и одной рукой сдерживая горячее животное, он повел лошадь Присциллы в поводу туда, где собрались ожидавшие его люди.

– Разве мы не вернемся на ранчо? – спросила Присцилла, как только ее затуманенное сознание отметило, что они направляются в сторону от «Тройного Р».

Голос ее предательски задрожал.

– Нет, не вернемся, – спокойно ответил Стюарт. – В Натчезе у меня кое-какие дела, требующие неотложного решения. До Корпус-Кристи совсем близко, а оттуда мы сразу направимся дальше, пароходом.

Они продолжали путь в молчании. Стюарт полагал, что Присцилла не возражает против этого или ей все равно, однако она просто не могла говорить из-за стеснения в груди. Перед ней словно клубилась тьма. Мир сузился настолько, что она видела лишь голову своей лошади и всадника впереди. Ей так хотелось погрузиться в беспамятство и забыться, что она едва не соскользнула с седла, но все же преодолела надвигающийся обморок.

Он не увидит ее такой слабой, ни за что не увидит! Присцилла не желала, чтобы Стюарт заметил ее боль. Эта боль разрывала ей душу, невыносимо сжимала сердце.

Однако девушка прикусила губу, изо всех сил вцепилась в седло и дала себе слово вынести все, не теряя сознания.

Очнувшись, Брендон сразу ощутил боль. Болело все: тело, получившее не меньше десятка пинков, разбитые и вспухшие губы, заплывший глаз. Он был весь в царапинах, порезах и ссадинах, местами кровь запеклась на спине и груди. Во рту тоже был вкус крови, а в ушах так сильно звенело, что он едва слышал другие звуки.

Проклятые ублюдки хорошо над ним поработали. Очевидно, им велели увести его подальше от Присциллы, но через пару миль они остановились, бесцеремонно сдернули его с седла и били до тех пор, пока он не потерял сознание.

Заметив, что Брендон шевелится, зашевелились и его мучители.

– Давай, Траск, двигайся, – приказал широколицый костистый человек, которого называли Масом. – Кости тебе не ломали, чтобы сдать шерифу в целости.