В огне желания

Искать оружие пришлось долго, во всяком случае, так ей показалось. Наконец пальцы коснулись рукоятки, и Присцилла вцепилась в нее изо всех сил. В тот же момент она невольно расслабила руку, державшую вожжи, и выпустила правую веревку. Несколько мгновений казалось, что веревка запутается в колесе, но она, упав на землю, потянулась за фургоном. Вот-вот ставшая бесполезной вожжа зацепится за что-то, и тогда…

– Боже, Боже!.. – шептала Присцилла в полной растерянности, едва удерживаясь на передке, поскольку фургон швыряло из стороны в сторону.

Револьвер, зажатый в руке, казался такой непомерной тяжестью, что она едва приподняла его. Однако Присцилла все же направила дуло в небо и надавила на курок. Тот не поддавался, словно был единым целым с корпусом.

«Почему ничего не получается? – в отчаянии спрашивала себя девушка. – Неужели оружие пострадало при падении? Но оно не может быть столь ненадежным! Скорее уж, как и во всем, за что бы я ни принималась здесь, мне попросту не хватает знаний и сноровки.

Брендон, где же ты? Эти вопли, наверное, слышит вся округа!»

Цепляясь одной рукой за край сиденья и боясь оглянуться, Присцилла все же заставила себя украдкой посмотреть через плечо. И как раз вовремя. Полуголый индеец появился из-под свисающего края парусины.

И тут же с обеих сторон к фургону устремились раскрашенные дикари. Оглушенная неистовыми воплями, храпом лошадей и стуком копыт, Присцилла пронзительно закричала. Вскоре мулы замедлили бег и позволили всадникам оттеснить себя с дороги. Не вызывало сомнений, что упряжка вот-вот остановится. Индеец, запрыгнувший в фургон на полном ходу, был уже совсем рядом, когда Присцилла снова обернулась. Она увидела лицо, раскрашенное красным и черным, вдохнула отвратительный запах прогорклого жира и едва не потеряла сознание.

Однако каким-то чудом у нее хватило решимости снова вскинуть револьвер. Более того, девушка вдруг сообразила, что в первый раз попросту не взвела курок, и, сделав это, выстрелила. Лицо индейца взорвалось красным, и он рухнул куда-то за сундуки.

«Что я натворила?»

Даже не ужас, а какая-то черная тьма обрушилась на Присциллу. Казалось, щупальца извиваются вокруг окровавленного лица, а вернее, того, что от него оставалось. Девушка собрала все силы, чтобы отогнать видение, но оно лишь начало изменяться, превращаясь во что-то еще более жуткое. Словно гигантская воронка завертела Присциллу, угрожая увлечь ее в прошлое, которого она не хотела помнить.

Кровь и смерть.

Ужас потери.

Все это длилось лишь несколько мгновений, потом на нее навалилась темнота.

Внезапно твердая, как железо, жилистая меднокожая рука выхватила Присциллу из глубин, в которые она погружалась. Девушка услышала торжествующий возглас, потом треск рвущейся ткани, ощутила на груди чьи-то жадные ладони. Но у нес уже не было сил сопротивляться. Она почувствовала приступ дурноты и на этот раз с облегчением уступила беспамятству.

Когда раздался выстрел, Брендом, сидя на корточках, разглядывал многочисленные следы неподкованных лошадей. Он сразу понял, что означал этот слабый, отдаленный звук.

Словно невидимая пружина подбросила его в седло. Встревожено сдвинув брови и стиснув зубы до боли в скулах, Брендом осмотрел винтовку, притороченную к луке седла. Оружие было полностью готово к бою, но, даже зная это, Брендон еще раз проверил, гладко ли ходит затвор. Вслед за тем он пришпорил вороного, и тот рванулся с места.

Проклятие! Он все время что-то предчувствовал и опасался, что это путешествие плохо кончится. Но что было делать? Остаться и ждать в Корпус-Кристи? Нет, это невозможно. К тому же в городе не оказалось Эгана и его людей, и это внушало Брендону надежду, что дорога безопасна. Ведь этот бездушный человек никогда, однако, не жалел усилий, защищая то, что считал своей собственностью.

Что это за индейцы? Скорее всего команчи, их земли расположены ближе. Брендон взмолился о том, чтобы Присцилле удалось спастись, но не очень верил в это. Вороной конь птицей стлался над землей, прижав острые уши и вытянув шею.

Очень быстро Брендон оказался на гребне холма, потом пронесся по дну узкой лощины, а оттуда было рукой подать до того места, где стреляли. Увидев, что происходит, Брендон похолодел.

Все было кончено. Оставалось лишь выяснить, где Присцилла и что с ней. Брендон осторожно подобрался ближе, спрятался за кустарником, привязал вороного и бесшумно двинулся к месту происшествия. Фургон лежал на боку, однако не потому, что перевернулся на ходу, как Брендон подумал вначале, скорее его намеренно опрокинули. Все его содержимое, кроме сундуков Присциллы, перекочевало на спины выпряженных мулов. Наряды девушки не интересовали индейцев. Впрочем, один из них все-таки продел руки в рукава чудесного розового платья, когда-то так восхитившего Брендона, и оно развевалось на индейце как мантия. Все прочее было разбросано по прерии и втоптано в пыль копытами мустангов.

Брендон заметил все это, отыскивая глазами Присциллу, но так и не нашел ее. Страх за девушку все сильнее сжимал его сердце. Наконец внимание Брендона привлекло что-то белое, едва заметное в зарослях мескита. Он начал подбираться ближе и вскоре увидел, что это и впрямь Присцилла, распростертая на земле посреди поляны. Она была без платья, но все еще в нижней юбке, которую пытался задрать повыше здоровенный индеец, раскрашенный чем-то синим. Девушка изо всех сил отбивалась, хотя и тщетно. К счастью, устраиваясь между ее ног, дикарь прижал к земле край нижней юбки девушки.

– Потерпи, малышка… – прошептал Брендон, словно Присцилла могла его слышать. – Мне нужно полминуты, не больше.

Перехватив винтовку поудобнее, он пополз к нескольким валунам. Не слишком высокие, они все же годились как укрытие при массированной атаке, которая, несомненно, последует за первым же его выстрелом. Вскоре Брендон уже пристроил винтовку между двумя валунами, для верности прицела. Промахнуться он не имел права. Коснувшись курка, Брендон бессознательно усмехнулся. Это была горькая и мрачная усмешка. Он подумал, что восемь пуль не так уж мало, если не промахнуться ни разу.

Широкая спина индейца была ему хорошо видна. Брендон взял левее и выше, прямо в сердце, и спустил курок. Несмотря на гортанные крики индейцев, выстрел прозвучал оглушительно. Когда кяманчи рухнул на Присциллу всей тяжестью, она закричала и забилась, отталкивая его. Брендон передернул затвор, снова прицелился и вторым выстрелом уложил еще одного дикаря, оказавшегося к нему ближе других.

Дальше начался ад кромешный. Индейцы залегли и начали отстреливаться, в основном из луков. Лишь из нескольких точек раздавались мушкетные выстрелы, но и без того почти над самой головой Брендона то и дело свистели стрелы. На этот раз он выжидал дольше и выстрелил, когда один из кяманчей поднялся, намереваясь перебежать ближе. Выстрел сразил его наповал. Из-за фургона показалась рука с револьвером – Брендон узнал в нем оружие, оставленное Присцилле, – послышалась гортанная команда. Тотчас все как один индейцы вскочили и бросились к лошадям.

Теперь, когда стало ясно, что нападающий всего один, они пришли в ярость и совершенно забыли об осторожности. Индейцы разделились, решив окружить валуны с двух сторон. Брендону удалось уложить еще двоих, но уже через несколько секунд рядом оказалось сразу трое. К счастью, они налетели с разных сторон и, нетерпеливо желая расправиться с ним, столкнулись друг с другом. Одного он сшиб с лошади прикладом, второго снял выстрелом, едва не получив удар томагавком по черепу. Поняв, что от следующего уклониться не успеет, Брендон вцепился в оленью кожу штанов и стащил всадника на землю.

Отчаянно лягаясь, индеец выбил ружье из рук Брендона, и они схватились врукопашную. В запале Брендон едва ощутил, как лезвие распарывает его руку выше локтя, но сделал рывок и защемил как клещами руку с ножом. Его противник, ничуть не уступавший Брендону в росте и силе, вцепился ему в запястье. Какое-то время они раскачивались, в четыре руки сжимая нож. Потом что-то мелькнуло на грани видения. Заметив движение, Брендон невероятным усилием развернул противника в ту сторону. Индеец принял на себя удар томагавка, предназначенный для него.