Страница 19 из 256
Мы выпиваем. Я краснею от вина и счастья. У меня будет столь вожделенный Джэнис рейтинг. Как будто бодхисатва спустился с небес, чтобы меня не выгнали с работы. Мысленно я говорю спасибо Марти за его щедрость. Кулаап наклоняется ближе к экрану, наблюдая за мерцающим контентом. Открывает еще одно окошко, начинает читать. Хмурится.
— А что за хрень ты пишешь?
Я отшатываюсь от неожиданности и пожимаю плечами, спохватившись:
— О правительстве, в основном. Иногда о защите окружающей среды.
— Например?
— Прямо сейчас я работаю над репортажем о глобальном потеплении и Генри Дэвиде Торо.
— А мы разве не решили эту проблему?
Я в замешательстве:
— Какую проблему?
Лимузин поворачивает на Голливудский бульвар, нас толкает друг к другу, а мотоциклисты с камерами окружают машину, словно рыбная стая. Они непрерывно щелкают затворами, снимая. Сквозь тонированное стекло папарацци кажутся светлячками, вспышками еще меньшими, чем мои истории в водовороте.
— В смысле, разве это уже не прошлое? — Она пригубила шампанское. — Даже Америка сейчас сокращает выброс отходов. Все знают, вот в этом проблема. — Кулаап хлопает по подлокотнику. — Налог на выбросы углекислого газа с моего лимузина, например, утроились, даже несмотря на гибридный двигатель. Все соглашаются, что вот это проблема. И мы ее решаем. О чем тут писать-то?
Она — американка и вобрала в себя их хорошие черты: оптимизм, желание идти вперед, создавать собственное будущее. И все плохие: странное невежество, нежелание верить, что можно себя вести не только, как дети.
— Нет. Ничего не решено. Все становится хуже. Хуже с каждым днем. А те изменения, которые мы делаем, производят малый эффект. Может, они слишком малы, а может, уже слишком поздно. Все становится хуже.
Она пожимает плечами:
— Ну, я о таком не читала.
Мне стоит больших усилий не показать своего раздражения. Я указываю на экран:
— Естественно, ты о таком не читала. Посмотри на рейтинг моей рассылки. Люди жаждут радостных историй. Забавных. Не таких, как пишу я. И поэтому мы все создаем то, что хочешь читать ты, то есть ничто.
— И все-таки…
— Нет, — я резко машу рукой. — Мы, новостники, очень умные мартышки. За твои прекрасные глаза и пару кликов мы сделаем то, что ты хочешь. Создадим хорошие новости, которые ты сможешь использовать, продать. Новости «золотой триады». Расскажем, как лучше заниматься сексом, лучше есть, лучше выглядеть, стать счастливее, или как медитировать — ведь это так просвещает. — Я непроизвольно кривлюсь. — Хочешь узнать о технике медитаций во время прогулки или о Дабле ДиПи? Мы обеспечим.
Она начинает смеяться.
— Почему ты смеешься надо мной? — злюсь я. — Я не шучу!
Она машет рукой:
— Знаю, знаю, но ты сейчас упомянул Дабла… А, не бери в голову.
Я замолкаю. Хочу продолжить, рассказать о своих переживаниях, но слишком смущен из-за утраты самообладания. Я потерял лицо. Не привык быть таким. Привык контролировать эмоции, но теперь стал американцем, таким же инфантильным и вспыльчивым, как Джэнис. И Кулаап смеется надо мной.
Я пытаюсь держать себя в руках:
— Думаю, мне пора домой. Кажется, наше свидание окончено.
Она улыбается и трогает меня за плечо:
— Не надо так.
Часть меня кричит, что я — полный идиот, а отказываться от такой возможности безрассудно и глупо. Но есть что-то еще, что-то насчет лихорадочного перелистывания сайтов, подсчета кликов и дохода с реклам. Оно кажется мне нечистым. Словно отец сидит сейчас с нами в машине и осуждает. Спрашивает, разве ради кликов направлял он статьи о пропавших друзьях в газеты.
Неожиданно для себя я слышу собственный голос:
— Я хочу выйти. Мне не хочется поднимать рейтинг так.
— Но…
Я смотрю на нее:
— Я хочу выйти. Сейчас.
— Прямо здесь? — Она сердится, а потом пожимает плечами. — Как хочешь.
— Да. Спасибо.
Кулаап говорит водителю остановиться. Мы молчим от неловкости, не знаем, что сказать.
— Я пришлю костюм обратно.
Она грустно улыбается:
— Не стоит. Это подарок.
Я чувствую себя еще хуже, униженным еще больше, отказываясь от ее щедрости, но все равно вылезаю из лимузина. Вокруг меня трещат фотокамеры. Пятнадцать минут славы, тот самый момент, когда каждый фанат Кулаап смотрит только на меня. Полыхают вспышки.
Я отправляюсь домой, а папарацци выкрикивают вопросы.
Через пятнадцать минут я действительно остаюсь в одиночестве. Думаю вызвать такси, но потом отдаю предпочтение ночи. Решаю пройтись по городу, который никогда никуда не придет. На углу покупаю кукурузную лепешку с сыром и несколько мексиканских лотерейных билетов, мне нравятся лазерные изображения масок Дня Мертвых. Этот праздник всегда мне напоминает о том, что я, как буддист, не должен забывать: все мы, в конце концов, станем трупами.
Покупаю три билета, на одном выигрываю сто долларов, которые могу получить в любом киоске «ТелМекс». Хороший знак. Даже если удача от меня ушла вместе с работой, а Кулаап оказалась не такой уж бодхисатвой, я все равно чувствую себя счастливчиком. Словно отец идет рядом со мной по прохладным улицам Лос-Анджелеса, мы снова вместе, у меня лепешка и билет, у него сигарета «А Дэнг» и спокойная улыбка игрока. Каким-то образом я чувствую, что он меня благословляет.
Потому отправляюсь не домой, а на работу.
У меня высокие рейтинги. Даже сейчас, глубоко ночью, часть фанатов Кулаап читает о шашечных бабочках и некомпетентности американского правительства. В моей стране эти истории просто не существовали бы. Их бы моментально прикончила цензура. А тут они сияют зеленым, пульсируют пропорционально количеству пользовательских просмотров. Одинокое создание, мерцающее среди мощных вспышек сообщения о новом процессоре «Интел», рецептов маложирных блюд, фотографий прикольных котов и эпизодов реалити-шоу «Антарктика: Остаться в живых». Поток цвета и света прекрасен.
В центре водоворота сияет зеленое солнце Дабла — оно распухло еще больше. Похоже, ДиПи что-то сделал. Может, сдается сейчас, или убивает заложников, может, фанаты выстроили живую стену, чтобы защитить кумира. Моя история помирает, как только внимание пользователей смещается.
Я еще какое-то время наблюдаю за водоворотом, потом иду к своему столу и делаю телефонный звонок. Отвечает человек с всклокоченными волосами, потирающий опухшее со сна лицо. Я извиняюсь за столь поздний час, а потом засыпаю его вопросами, записывая интервью.
Он глупо выглядит и у него откровенно дикие глаза. Всю свою жизнь мой нынешний собеседник провел, как Торо, размышляя о лесном монахе и следуя по аккуратно проложенным тропам мыслителя там, где остались леса, ходя среди берез, кленов и васильков. Он — дурак, но зато честный.
— Я не могу найти ни одного, — рассказывает человек. — Торо видел тысячи в это время года, их было так много, что он даже не смотрел на них. Хорошо, что вы позвонили. Я хотел разослать пресс-релизы, но… — Он пожимает плечами. — Рад, что вы решили рассказать об этом, иначе вся проблема останется всего лишь уделом энтузиастов.
Я улыбаюсь, киваю и записываю искренние слова странного дикого создания, от которого большинство просто отмахнется. Он не фотогеничен, его фразы путанные и сбивчивые. Он не подготовил текст о том, что видел. Идет сплошной жаргон натуралистов и биологов. Со временем я смогу найти другого, кого-то, кто выглядит привлекательно и может хорошо говорить, но сейчас у меня только один волосатый человек, растрепанный и безрассудный, сошедший с ума от страсти по цветку, которого больше нет.
Работаю всю ночь, полирую историю. Когда в восемь часов утра коллеги вваливаются в зал, все почти готово. Я не успеваю сообщить об этом Джэнис, а она уже подходит ко мне. Трогает за одежду, улыбается:
— Милый костюм. — Потом придвигает стул и садится рядом. — Мы все видели тебя вместе с Кулаап. Твой рейтинг пошел вверх. — Кивает на дисплей. — Описываешь вечер?