Дочь викинга

Руна выхватила нож, и на этот раз ей никто не помешал.

«Вас больше, – хотела прорычать она, – но прежде чем вы убьете меня, я заберу стольких из вас с собой в царство смерти, сколько получится!» Но вместо этого из ее горла донеслись какие-то гортанные звуки. Ответом ей был смех.

Шероховатая кора дерева врезалась Руне в плечи.

Тир шагнул ей навстречу. Это его ноги она приняла за корни дерева. Тир, человек, убивший ее отца. Человек, который хотел убить и ее. И вновь Руна почувствовала прикосновение ледяных вод моря, от которых перехватывало дыхание, вновь услышала свист летящих в нее стрел…

Руна видела, как Тир схватился за кинжал, висевший у него на поясе – маленький, как и ее нож, и такой же острый. Но он не обнажил оружия.

– Должно быть, Один любит тебя, – насмешливо произнес Тир.

Девушка не понимала, о чем он говорит. Может быть, она разучилась понимать чужую речь?

– Да, любит тебя, как собственную дочь, – повторил Тир. – Сейчас в Нормандии столько разбойников! А скольких разбойников удалось поймать Роллону! Он ведь стал теперь спасителем франков. Однако тебе удалось укрыться от его отрядов. – Мужчина подступил ближе к ней. Руна подняла нож. – Не бойся, – рассмеялся он. – Я больше не собираюсь убивать тебя, Руна. Мои люди не причинят тебе вреда.

«Это не твои люди, – подумалось ей. – Это люди моего отца».

Тем не менее она не узнавала никого из них. И не верила Тиру.

Но, по крайней мере, сам он остановился на достаточно большом расстоянии от нее, и только его взгляд касался ее тела.

Сейчас у Руны была возможность присмотреться к нему внимательнее. Она поняла, что Тир одет с еще большим щегольством, чем во время их предыдущей встречи. Посреди леса такой наряд казался совсем уж неуместным: пестрая туника, меховая накидка, блестевшая от вплетенных в мех нитей, яркая повязка на лбу, удерживавшая непокорные локоны. Волосы Тира казались зеленоватыми в лучах солнца, пробивавшихся сквозь кроны деревьев. На шее он носил жемчужное ожерелье… и амулет, принадлежавший когда-то Рунольфру, отцу Руны.

С губ девушки вновь сорвалось рычание – а ведь она хотела закричать.

– Нужно было назвать тебя не дочерью Одина, а волчицей. – Взгляд Тира упал на ее накидку. – Или ты не знаешь, что тебя так называют?

До этого Руна вообще не знала, что ее тут как-то называют. Да, никто не называл ее здесь по имени, ни ветер, шелестевший в ветвях, ни птицы, ни лесные тропы.

– Как бы то ни было, ты выжила, – продолжил Тир. – Ты пережила не только мое нападение, но и зиму в Нормандии. И поверь мне, я ценю это. И я больше не хочу думать о том, что ты должна была умереть вместе с Рунольфром. Какое это имеет значение? Какое теперь имеет значение, кто кого убил и почему?

«Ну, это имеет значение для меня! – подумала Руна. – Для меня это важно! Я об этом не забыла!»

Но она ничего не сказала, лихорадочно раздумывая над тем, как скрыться от этой банды. Девушка могла бы подтянуться на ветке… и пнуть того, кто стоял к ней слишком близко… а потом перепрыгнуть на соседнее дерево, соскочить на землю и побежать…

Но даже если этот план сработает, даже если она скроется от них сегодня, завтра они ее найдут.

Руна, стиснув зубы, замерла на месте.

– Ты пользуешься славой в здешних краях, знаешь ли. Крестьяне со страхом говорят о «волчице», убившей некоторых из них. Конечно, говорят здесь и обо мне, и тогда в их речах не меньше страха. Но, в отличие от меня, ты справилась со всем самостоятельно, и я говорю это без зависти. Я знаю, как ловко ты орудуешь ножом, как быстро лазишь по деревьям, какая ты выносливая. Ты не замечала, что наши дороги иногда пересекались и я следил за тобой?

– Может, мне показать тебе, что я и вправду хорошо управляюсь с ножом? – фыркнула Руна, покрепче перехватывая оружие.

– Ха! Если ты убьешь меня, то и сама погибнешь, а от этого не будет толку ни тебе, ни мне. Опусти нож и выслушай меня, Волчица.

Остальные его слова слились в неразборчивое бормотание. Слишком долго Руна не слышала человеческой речи. Ей трудно было понять смысл произнесенных слов. Волчица… Ее и вправду так называли?

Голос Тира доносился словно издалека. Руне казалось, что одновременно она слышит другой голос, голос Азрун, рассказывающей ей предания. Предания о Фенрире, волке, который принесет миру погибель и разрушение. Предания об Эгиле, великом воине, доплывшем до самой Англии, – Эгил был магом, в бою он мог оборачиваться волком. Предания о берсерках, героях, наделенных нечеловеческой силой, – берсерки иногда могли принимать форму волка, и тогда они выли, как дикие звери.

Руна никогда не вспоминала этих историй, кутаясь в волчью шкуру, она думала лишь о том, как ей тепло и как ей жаль тех волчат.

– Итак, – произнес тем временем Тир. – Что ты думаешь об этом?

Руна удивленно уставилась на него – она не поняла ни слова из того, что он ей сказал.

– Что? – хрипло пробормотала она.

– Я знаю, ты мне не доверяешь, – сказал Тир. – Но ты нужна мне. Мне нужна твоя помощь. Что ты думаешь о моем предложении?

Воцарилась тишина. Тир больше не смеялся. Его взгляд застыл, лицо оставалось серьезным, но вот было ли его выражение искренним, Руна не знала. Она не понимала, как он может нуждаться в ее помощи, да еще и предлагать ей что-то взамен.

– Ты убил моего отца, а я должна помочь тебе?

На этот раз Руна узнала собственный голос.

– В первую очередь ты поможешь самой себе. – Тир оставался серьезным.

Его люди не шевелились. Это были грубые парни, их потрепала суровая жизнь. Да, они были опасны и все же казались Руне родными. Ее с этими мужчинами объединяло одно – желание выжить, а также уверенность в том, что главное в жизни – это не греть лицо на солнышке, не возлежать в объятиях любимой, не наслаждаться отличным куском мяса. Главное в жизни – не оказаться первым. Первым, кого сразил меч врага. Первым, кто упал на землю, истекая кровью. Первым, кто умер от голода или от холода. Первым, кто погиб от лихорадки, с которой уже не смогло справиться изможденное тело.

Тир начал нервно расхаживать туда-сюда возле дерева, поскальзываясь на заболоченной земле. Когда он вновь повернулся к Руне, в его взгляде сквозило безумие.

– Я повторю тебе, как ты можешь помочь мне, а я тебе, – сказал он.

Тир поведал ей о небольшом селении в пограничной области между землями северян и франков. Это селение называлось Сен-Кдер-сюр-Эпт. Оно располагалось на старом римском тракте, соединявшем Лан и Руан. Неподалеку мерно текли воды Эпта. Но это место было примечательно не только близостью к тракту и реке. Там находилась часовня – одно из сооружений, которые христиане воздвигали во славу своего распятого божества. В этой часовне много сотен лет назад жил святой по имени Клар, человек, посвятивший свою жизнь служению распятому божеству. Большую часть времени он проводил в одиночестве, но иногда к нему приходили паломники – люди набожные и богобоязненные. Принимал святой Клар и грешников. Он уговаривал их изменить свою жизнь. Одна знатная дама настолько обозлилась оттого, что святой Клар посмел ей перечить, что натравила на него убийц. Они отрубили ему голову – но не заставили замолчать. Отрубленная голова заговорила. После смерти Клар подарил прощение своим убийцам – правда, Тир не знал, простил ли святой ту самую даму, которая подослала их. Зато он знал, что святой Клар – не первый и не последний святой мученик на этих землях.

– Распятый бог слаб, он бездействует, наблюдая за тем, как его служителей пытают, режут, жгут, топят, вешают. Этот слабак предпочитает восседать на облачке, вместо того чтобы как-то повлиять на происходящее. Он не только слаб, но и занудлив, – разглагольствовал Тир. – Не то что наш Один, ведущий людей в бой. Благодаря Одину люди убивают друг друга и в Валгалле всегда полно воинов! Он не станет сидеть на небесах. Один не думает, что уловки – подлость, битвы слишком кровавы, а жертвы излишни. Один готов увидеть конец этого мира. – Тир расхохотался и наконец-то замолчал.