Страница 6 из 139
Только тогда, когда определенная психологическая школа откроет действительно новые и ценные главы для пролетарской педагогики, для психонотирования[57] социалистического производства (психотехника) для более продуктивного революционного овладения психикой трудящихся масс (психология политико-просветительной работы), — только тогда будет иметь эта школа право претендовать на полную «канонизацию» ее марксизмом. Пока же спор школ ведется в одной лишь философско-теоретической плоскости, это — половина спора, большая половина, правда, но это еще не весь спор.
Если непосредственно близкий к человеку вопрос о психике почти не вышел еще из стадии отвлеченной дискуссии, значительно сложнее, конечно, обстоит с более широкой, исходной общей проблемой — о сущности жизни. Дискуссия в этой области, конечно, имеет гораздо меньше непосредственной связи с практикой, чем психологический спор.
Если марксизирующаяся психология по пути анализа общих позиций останавливается иногда и на разногласиях в методике исследования, тем самым, вламываясь в первичные вопросы практики, — марксистский спор лебистов с антилебистами протекает пока в плоскости безразличия к методике исследования. Одними и теми же способами, в сходных условиях наблюдаются явления жизни, но по-разному теоретически истолковываются. Это пока стопроцентно философский спор. Он не коснулся еще ни одного из вопросов боевой биологической практики, имеющей непосредственно социальное значение.
Такие социально боевые вопросы биологии, как проблема наследственности, область социально-биологической профилактики, ближайшие этапы психофизиологии человека, — эти вопросы «механически-диалектическим» спором не затронуты и разрешаются в особой, самостоятельной дискуссии, протекающей вполне независимо от войны по вопросам общей биологии. Как лебисты, так и антилебисты могут хотя бы по вопросу о наследственности неожиданно для себя оказаться в одном лагере, при сохранении в то же время непримиримых разногласий в понимании основной механики жизненного процесса.
Дискуссия о наследственности, однако, тоже не блещет социально-практическим, конкретным классовым материалом, несмотря на, казалось бы[58], необычайную непосредственно-классовую заостренность основных вопросов наследственности. Дискуссия оперирует научными фондами, накопленными в ботанике и зоологии, и очень мало уделяет внимания человеку. Специфизм человеческой социальной среды учтен дискуссией в ничтожной степени, наследственные закономерности растительного и прочего животного царства механически и почти целиком привешиваются к человеку.
Этот «научный» автоматизм в мышлении отдельных работников, числящих себя марксистами, приводит подчас в содрогание. Безразличие, слепая, догматическая вера, с которой они переносят на человека реакционнейшие евгенические формулы, взрощенные ботаникой и зоологией, говорят, по меньшей мере, о псевдомарксистской близорукости. Попробовали бы они применить эти формулы к вопросам действительной, пролетарско-классовой практики, — истина обнаружилась бы без особого труда. Но в том-то и дело, что не пробуют; «дискуссия пока отвлеченная», поэтому она и остается на 99 % ботанико-зоологической.
Этой «внеклассовой» стадией дискуссии объясняется, между прочим, и замечательный курьез: дружеское пребывание на левом фланге теорий наследственности таких ученых, которые резко враждебны друг другу в вопросах классовой политики, и обратно, мирное сожитие на правом «наследственном» фронте коммуниста рядом с махровым социальным реакционером. Эта странная, противоестественная дружба подтверждает, что классовая подпочва спора еще далеко не раскрылась.
Но, возразят нам, не все же научные дискуссии имеют классовое значение. Мало ли разногласий у «спецов» в области инженерно-технических вопросов, нельзя же считать непосредственно-классовым спором полемику о том, какой системой отопления или каким типом котла надо пользоваться в заводской практике.
Отвечу, что подобный вопрос действительно не является предметом общемарксистской дискуссии; он представляет собой кусок узко технической практики, не затрагивающей общеидеологических позиций. Однако оговорюсь, что нередко даже инженерно-технические вопросы могут вовлечь в общую дискуссию, взять хотя бы проблему тейлоризации или фордизма.
«Инженерный» вопрос, как наладить технику использования машины, — в частности, той части машины, которая заменяется человеческим телом, телом рабочего, — превращается, однако, в остро классовый вопрос: в вопрос об отношении к социальной ценности рабочего тела. Капитализм, выколачивающий прибавочную стоимость, фордизирует производство в направлении максимального биологического и творческого истощения тела рабочего, — мы же будем настойчиво искать синтеза технической и биолого-творческой экономии, так как рабочий у нас не объект эксплуатации, а субъект социалистического производства, представляющий самостоятельную социальную ценность кроме производственного его использования.
«Технический» спор оказывается, как видим, остро классовым, и вряд ли марксизм откажется от энергичнейшего участия в этой благороднейшей исторической дискуссии по вопросу о защите главного психофизиологического фонда человечества. Спор о технике переключится на рельсы теоретического понимания механизмов и динамики человеческой психофизиологии, — психофизиологии вообще, — из частного, специального станет общим, социальным, классовым.
Те же дискуссии, о которых речь шла выше, еще ближе к непосредственным интересам класса; вот почему так остро нужна скорейшая их «практизация».
Значит ли это, что мы против необходимости теоретических, отвлеченных дискуссий? Нет, как раз наоборот. Теоретическая дискуссия всегда и первоочередно необходима, в начальной стадии проработки проблемы она совершенно обязательна. Вопрос лишь тогда получит действительно общее освещение, если рассмотрению его будет дано основное направление, если по пути его развертывания будут заранее расставлены исходные целевые вехи, иначе это не спор о целом, а суетня по пустякам: «гора», которая обязательно породит мышь.
Поэтому первичная стадия заострения кардинальных научных проблем — это всегда теоретико-отвлеченная стадия; именно здесь ей честь и место.
Но, наметив исходные вехи, разрешив вопрос об основной установке, вопрос должен из плоскости теории и рядом с теоретической его проработкой врезаться также в самую гущу практики, должен обильно напитаться практикой, чтобы, налившись новой силой, подкрепить, с одной стороны, основную теоретическую позицию, — с другой стороны, чтобы максимально, послужить, затем, самой, этой, практике, так как в конечной службе классовой практике и заключается всегда весь смысл спора. Без этого своевременного практицирования дискуссия грозит выродиться в жвачку.
К счастью, дирижером всякой дискуссии в конечном счете является сама социальная практика, которая своим вмешательством подрезает избыточно разросшиеся ветви спора, либо же при искривлении основных путей его переводит корни спора на другую почву. Так, Октябрьской революцией был преодолен «философский кризис» марксизма, были проверены и углублены на практическом эксперименте основные общие теоретические позиции марксизма. Практикой послеоктябрьского строительства проверяются и другие, как первые, так и вторые в исторической очереди проблемы марксизма.
В частности, вопрос о биологической структуре человека, о психофизиологии человека в основном проверяется практикой советского социального воспитания.
Победившая Октябрьская революция принялась за строительство социалистического общества. Одной из первых проблем социалистического рабочего плана явился вопрос о создании нового, социалистического человека.
Вопросы о воспитании этого нового человека стали с первых же послеоктябрьских лет классово боевыми, остро боевыми. Новые производственные отношения, новые соотношения социальных групп, новый быт, новая мораль, искусство, суд, — все это взывало о новом человеке, выдвигало срочный классовый заказ — продумать наилучшую методику воспитания социалистического человека.
57
«Психонот» — научная организация психических процессов, нужных для трудовой практики.
58
Как увидим ниже.