Страница 19 из 26
– Ваша милость, не извольте беспокоиться, всё будет сделано по совести…
– Смотри, я проверю. Если что – повешу первым тебя. И не пытайся сбежать, в Саксонии я тебя найду везде. Надо будет – повешу и тебя, поп, не посмотрю на сан. Так что предупреждаю обоих. Во-вторых, завтра я уезжаю в Дрезден. Фройляйн Ута едет со мной. Она вернётся также вместе со мной с новой грамотой от архиепископа, подтверждающей её разрешение на занятия целительством. Но если за время её отсутствия с этим домом и служанками случится что-то нехорошее… Староста, надеюсь, ты понял меня?
– Я понял вас, ваша милость, – униженно поклонился крестьянин.
– Поп, не слышу тебя. Ты понял меня?
Священник молчал, его лицо стремительно наливалось краской.
– Значит, не слышим… – с угрозой в голосе произнёс барон, – стало быть, придётся и мне заняться целительством, хоть разрешающей грамоты у меня и нет. – Карл, верёвку, живо!
В комнату шагнул Карл, его гигантская тень метнулась по стенам. В руках он держал грубую верёвку, завязывая на ней петлю. Лицо священника из красного мгновенно стало белым и рыхлым, как творог. «Не хватало ещё, чтобы его тут удар хватил», – с неудовольствием подумал Вольфгер.
– Я понял, господин… – пробормотал священник.
– Не слышу, – резко сказал Вольфгер, – громче!
– Я понял вас, господин барон! – с отчаянием в голосе повторил священник.
– Теперь слышу. Хорошо. Берите деньги и уходите. Ну?!
Священник и староста топтались у двери, боясь подойти к столу, где сидел страшный барон с лицом равнодушного убийцы.
Из тени выступила Ута, вытряхнула монеты из кошеля и попыталась вручить их священнику, но тот в ужасе отшатнулся от ведьмы. Ута усмехнулась, оттопырила пальцем карман кафтана старосты и высыпала монеты туда. Гости, толкаясь, выскочили за дверь.
– Ну, что же, – сказал Вольфгер, подавив зевок. – День начался не сказать, чтобы хорошо, а вот закончился неплохо… Отец Иона, наверное, уже третий сон досматривает, пора и мне…
– Пойдём, я покажу спальню, – сказала Ута, поднимаясь.
Спальня на втором этаже оказалась маленькой и очень уютной, кровать стояла в алькове, закрытом домоткаными занавесками.
Распятия не было и в спальне.
Пожелав Вольфгеру спокойной ночи, Ута ушла. Барон задвинул засов, разделся, и, укладываясь в узковатую постель, обнаружил у изголовья кувшин с клюквенным настоем. Улыбнувшись женской заботе, Вольфгер отхлебнул прямо через край терпкой прохладной жидкости, забрался под одеяло и быстро задремал.
Разбудил его несмелый стук в дверь.
Вольфгер вскочил, взял в руку кинжал, встал сбоку дверного проёма и откинул засов.
В дверях стояла заплаканная Ута в одной рубашке и босиком. Волосы её были распущены. В руке она держала свечу в оловянном подсвечнике.
– Прости, Вольфгер, – не поднимая глаз, пробормотала она, – я понимаю, это неприлично, но… я не могу заснуть! Мне страшно! Я боюсь спать одна! Я хотела позвать в спальню кого-нибудь из служанок, но… Позволь мне переночевать в твоей комнате! Я лягу на полу…
– Не извиняйся, – вздохнул Вольфгер, – ты сегодня перенесла то, что бывает не по плечу многим мужчинам… Иди, ложись в кровать, а я посижу рядом, пока ты не уснёшь.
Ута юркнула под одеяло, повернулась на бок и закрыла глаза. Прошло несколько минут, и она с жалобным криком откинулась на подушке.
– Опять то же самое! Столб, огнь, цепи… Стоит только закрыть глаза, как они появляются снова и снова! Я не могу спать! Что мне делать? Вольфгер, может, я схожу с ума?
– Нет, ты не сходишь с ума, – тихо и ласково ответил ей барон, – просто ты – маленькая и очень испуганная девочка. Давай-ка мы сделаем вот что… Посмотри сюда…
Вольфгер взял кинжал за лезвие и поднёс рукоять к лицу Уты.
– Этот кинжал – наше родовое оружие, оно переходит от отца к старшему сыну, это очень старая сталь, на ней заговор от злых чар. Я воткну этот кинжал в изголовье кровати, вот так, и он будет отгонять ночные кошмары, а я буду держать тебя за руку…
Вольфгер знал, что прояви он сейчас хоть немного настойчивости, и он получит всё, что мужчина может получить от женщины, но это казалось ему недостойным, всё равно как отнять монету из рождественского пирога у ребёнка. Поэтому он осторожно взял Уту за руку и поцеловал в запястье, где билась синяя жилка. Девушка подсунула его руку себе под щеку, сонно улыбнулась и сразу же задышала глубоко и ровно.
Глава 4
18 октября 1524 г.
День св. Аббана Мурневинского, св. Абрахама Бедного, св. Винсента, Сабины и Христита, св. Гаудиосуса Африканского, св. Десидерия Ауксерского, св. Капитолины, св. Наматия, св. Одрана из Лона, св. Флорентия, св. Фрумента, св. Элисбаана.
На следующий день уехать не удалось. Ута заявила, что ей необходимо время для сборов. Карл, похоже, поразил в самое сердце Вилду, молоденькая служанка не отходила от него ни на шаг, и как только заходил разговор об отъезде, у неё на глаза наворачивались слёзы. Вольфгеру тоже не хотелось покидать уютный дом, поэтому под тем предлогом, что лошадям нужно дать как следует отдохнуть, решили задержаться ещё на день. Только отец Иона горел желанием выехать как можно скорее, но его удалось уговорить, соблазнив пивом, которое в доме Уты было превосходным.
Отец Иона посетил сельский храм и, не обнаружив на иконе Святого семейства кровавых слёз, немного успокоился.
Вольфгер наслаждался тишиной и домашним уютом, священник и староста не появлялись.
Иногда в его комнату заходил Кот, долго и внимательно рассматривал барона, но погладить себя не давал и вообще вольностей со стороны человека, всяких там «кис-кис», не признавал – фыркал и начинал демонстративно вылизываться, усевшись посреди комнаты. Вольфгер тайком перекрестил кота, надеясь, что он во что-нибудь превратится, но ничего не произошло, таинственный помощник Уты на крестное знамение не обратил никакого внимания.
Всё хорошее когда-нибудь кончается, и, отдохнув день, выросший отряд выехал за ворота дома Уты, сопровождаемый рыданиями служанок.
Ута, одетая в мужской костюм для верховой езды, в фетровой шапочке с пером, ловко сидела в седле своей небольшой лошадки. Она взяла с собой охотничий лук и колчан со стрелами, а на пояс повесила кинжал. Вольфгер опасался, что Ута, как любая уважающая себя женщина, потащит с собой кучу барахла, но дело ограничилось одним небольшим мешком, который Ута приторочила к седлу. Кот отправился вместе с ней. Часть пути он проводил, сидя на лошади перед хозяйкой, а когда надоедало, спрыгивал с седла и отправлялся исследовать придорожные заросли, но как-то умудрился ни разу не отстать. Ута совершенно не беспокоилась по поводу того, что её Кот может потеряться или стать добычей хищных зверей. Наверное, это было невозможно.
Вообще, Ута оказалась очень приятной спутницей – спокойной, непугливой и на удивление выносливой. Она не боялась чёрной работы и сразу взяла на себя приготовление еды на всех. Посуду решили мыть всё-таки по очереди.
Первый день пути прошёл без приключений, погода была сумрачной, но сухой и тёплой, ехали не быстро, несколько раз делали привалы, но, учитывая, что теперь с ними едет дама, ночевать решили по возможности на постоялых дворах. Карл сообщил, что он как раз знает один такой по дороге, и к концу дня они до этого постоялого двора доберутся, если его ещё не сожгли благодарные селяне за пристрастие хозяина к торговле прокисшим пивом.
Постоялый двор оказался на старом месте, и с тех пор, как его в последний раз видел Карл, казалось, совершенно не изменился – был таким же убогим, низким и закопчённым.
– Комнат для проезжающих тут отродясь не было, – сообщил оборотень, – будем спать на сеновале, да оно и лучше, там кусачих насекомых нет, а будет холодно – в сено зароемся.
Карл отправился устраивать на ночь лошадей, а Вольфгер, отец Иона и Ута вошли в общий зал, чтобы заказать ужин.