Страница 22 из 60
Саша купил сервелата, сыра с большой дыркой и копченую курицу. Но главная его покупка привела Пса в безудержное веселье.
— Зачем нам рулька?
— Студень будем варить. Очень люблю. Часов пять, шесть и готово. Потом в холодильник. Я и горчички взял. И приправы. С бодуна первое дело.
— Ладно. Ты только потом вари. Не сейчас. Вонять же будет.
— Разве рулька воняет? Рулька это… рулька.
— Тяжело тебе придется в скором времени. Там, куда мы поедем, другая, несколько еда.
— В Ленинграде?
— Ты креветки будешь?
— Консервированные?
— Нет, брат. Настоящие.
Пес сковородку оливковым маслом полил и креветки из пакета, только что купленного, выложил. В один слой. Потом еще и еще. То, что получилось, выложил в кастрюльку, выдавил сверху половину лимона, закрыл крышкой.
— Сегодня отдыхаем.
Саша пил не стесняясь, не хмелел, ел талантливо, потом как-то сразу сник, прилег на диван в комнате за стенкой, уснул очень быстро.
Ночью Пес проснулся. В отличие от Саши он спал на всем чистом, растекаясь в относительной этой безопасности благодарной какой-то лужей. Там, в Каргополе не было у него покоя. Родина его отошедшая, озеро, рифмующееся с плачем, прилюдная безвозвратная гульба, больница для убогих и встреча с отцом-клириком, отцом, имя которого он даже и не спросил, благословение на невозможное путешествие, побег с предсмертного одра. И не было это случайным.
Он умылся холодной водой, вытерся тяжелым полотенцем, вышел на балкон. В домах напротив горел свет в нескольких окнах, во дворе, рядом с песочницей, добивала ночь компания подростков. Добивала шумно. И он решился. Молитвослов имелся у него здесь и Новый Завет, как инструментарий той самой работы. Вот они. Лежит в ящике стола и иконка «Скоропослушницы».
Он принес из комнаты фонарик. Здесь на балконе было свежо. Табуретка деревянная, валик поролоновый под затылок и опереться на кирпичную стену. Что там сейчас? Будем считать, что утро.
После утреннего урока стал читать «Евангелие от Матфея». Примерно через час задремал, книжечки выпали из рук, он очнулся, вернулся в комнату, разделся, лег и спал без сновидений до восьми.
…Когда очнулся утром, Саша уже навел порядок на кухне, пахло кофе и жареной колбасой.
— Сегодня на Невский? Лавра, Казанский, Адмиралтейский…
— Не Адмиралтейский, а Адмиралтейство. Флотом оттуда управляли.
— Во как! А сейчас откуда управляют?
— А сейчас флота нет. Управляют его ликвидацией прямо из кабинета премьер-министра.
— Ты такого не говори.
— Я тебе еще и не такое скажу. Паспорт неси.
— Зачем?
— Документ один на тебя выправить. Полезный.
— А Невский?
— А на Невский, брат, не сегодня. Без паспорта на Невский нельзя. Там менты злые. Так. Болотников Александр Иванович. Пятьдесят восьмого года рождения. Безработный.
— Как безработный… Ты меня нанял, я и работаю. Вот яичницу ем. Ты пиво будешь?
— Потом и не сейчас.
Пес ушел в комнату, достал трубку мобильника с книжной полки, пакетик с «сим-картой», активировал ее. Позвонил, не называя никого по имени, сказал контрольную фразу, послушал, покивал головой.
— Через два часа на платформе. О кей! — назначил кому-то встречу.
Посмотрел на Сашу.
— Значит так. Остаешься пока за хозяина. Из дома не выходить, на звонки не отвечать.
— А ты?
— А я на встречу.
— Ты бандит все-таки!
— Ошибаешься, брат. Я просто палач.
— Киллер?
— Обижаешь. Я палач.
— Это ты меня обижаешь. Включил дурку и радуешься…
— Да ладно тебе. Я — бизнесмен на отдыхе. Про спор хозяйствующих субъектов, слыхал? Все в рамках закона. Расскажу потом.
— Мне что сейчас делать?
— Пей, закусывай. Я скоро.
Пес передал в Девяткино паспорт Саши и один из своих, вынутых из тайника под паркетом, молодому человеку неопределенной наружности. Срочное оформление всех документов, включая Сашин заграничный паспорт с греческой визой в течение двух суток, стоило ему тысячу евро. Теперь он будет некоторое время жить под именем Андрея Юрьевича Анисимова, родившегося в городе Иркутске, пятьдесят два года назад. С Болотниковым все же было легче. Он, как и был собой, так и остался. На рынке, что рядом со станцией, Пес купил две удочки, всевозможную снасть и червя калифорнийского в достаточном количестве, для коего приобрел дорогой, красивый контейнер. В городе до отъезда ему появляться было не желательно.
…До санатория СКА — пятнадцать минут на «маршрутке». Потом еще с пол километра под горку, КПП, через который персонажей с удочками пропускают беспрепятственно. Там пирс полурухнувший, садись на левую оконечность, забрасывай и жди. Через минуту на крючке ерш с палец, или «матрос». Или плотва, грамм в тридцать. Просидишь весь день, попадешь на подлещика. А вообще отсюда таких «зверей» таскали, прямо из-под ног. Довелось и Псу. Не первый раз он здесь пережидает смутные времена. Сегодня пасмурно, оттого нет купальщиков. Ловят рано утром и после двух.
— И это все? — спрашивает Саша часа через два.
— Это конечно не Лаче и не Онега. Не Ладога. Но главное сейчас не результат, как ты понимаешь.
Рыбу складывали в пятилитровый баллон из-под воды «Охтинская», найденный в кустах. Если срезать верх, то вполне достойно. Сидишь рядом и смотришь, как бедолаги мелкие в баллоне носятся или уже всплывают брюхом кверху. Плотва — рыба нежная. Наконец терпение Саши заканчивается, и он отправляется искать счастье: вначале на пирсе, потом по бережку. Пес ложится на спину и закрывает глаза. Совсем как недавно, у озера, только другого. Вот этого-то и не было у него полжизни. Озеро, кукан, ершик, облака. Наверное, это и есть Родина.
Раскачивается пирс. Это Саша идет назад, тащит окуня товарного вида.
— Ну. Так еще можно жить. А ты спишь, что ли?
— Так. Лежу себе, никого не трогаю.
Болотников принес с собой фарт. Притащил-таки. Подошла крупная густера, и ловили ее долго, пока не надоело.
— Я жрать хочу, — заявил Саша.
— Хочешь, так пошли. Наверху кафе есть. И не одно. Снимем пробу.
— Зачем же кафе? А рыба?
— Ты еще про рульку вспомни.
— А чего про нее вспоминать? Она варится.
— То есть как?
— На медленном огне. У меня все рассчитано.
— Ты газ, что ли оставил включенным?
— А чего такого? Мы всегда так делаем.
— Убью…
Теперь он понял, почему Саша возвращался в квартиру, когда они уже спустились по лестнице и оценивали температуру, влажность и направление ветра. Гаденыш…
«Маршрутка» птицей домчала их до квартиры на улице Победы. В квартире пахло супом. Следов пожара не наблюдалось.
— Упрела, брат. Можно студить.
— А как же не подгорело?
— А камешки на что?
— Какие камешки?
— Гальки мелконькой на дно кладешь. Она бродит, циркулирует. Никакого подгорелова. Чистый навар…
Пес сам выбрал судьбу и попутчика. Пока Саша хлопотал со своим варевом, вынимал кости, приправлял и разливал в миски и тарелки, Пес читал на балконе вечерний урок. День сегодня задался, можно было поблагодарить Создателя.
Рыбу чистили вдвоем, уха удалась. Под нее выпили бутылку водки. Значительного ухудшения здоровья за собой Пес не обнаружил. Это придало его дальнейшему существованию некоторый оптимизм.
Ночью ему снова стало нехорошо. Он принял прохладную ванну, чаю попил, стопку нацедил и пригубил только. Место для общения с высшими сферами оказалось выбранным на балконе удачно. Фонарик найти оказалось затруднительно. Делся куда-то. Тогда он прошел на свое «намоленное» место, сел, прислонился затылком к кирпичу заветному, стал читать по памяти, все что знал и не забыл. Понемногу отпустило, прохладой предутренней пахнуло, он задремал, очнулся и вернулся в квартиру. Упал лицом вниз на диван и забылся…
Утром он обнаружил на кухне удивительный порядок и идеальную чистоту. Саша большую сковороду картошки приготовил, с луком и колбасной стружкой. Даже остатки креветок и греческого салата опять явились на стол.