Страница 16 из 35
Наказывать нехорошо, но можно…
А, вообще, наказывать – можно?
Был такой случай. Коммунар Иванов украл у другого коммунара радиоприемник. На общем собрании было решено: Иванова – исключить. Выгнать из коммуны. Вплоть до того, что спустить с лестницы. Антон Семенович возражал и пытался разубедить коммунаров, но разубедить не смог.
Бюро комсомольского коллектива
Дальше продолжает он сам:
«Позвонил в НКВД и сообщил, что есть такое постановление общего собрания – выгнать, и выгнать символически таким-то образом. Они мне ответили, что этого постановления не утвердят и что я должен добиться отмены его.
Я обладал очень большим авторитетом у коммунаров и мог добиться, чего хотел, иногда очень трудных вещей. Тут я ничего не мог сделать – они меня лишили слова в первый раз за всю жизнь коммуны.
– Антон Семенович, мы вас лишаем слова».
«На другой день несколько видных чекистов приехали в коммуну. Их встретили так:
– Вы чего приехали? Защищать Иванова?
– Нет, добиться справедливости».
Чекисты убеждали коммунаров: «А куда Иванов пойдет? На улицу? Неужели вы не можете его перевоспитать? Вас же 456 человек, а он один».
Коммунары чекистам отвечали: «Пусть Иванов пропадет! Конечно, мы можем с ним справиться, но чтобы мы могли справляться с такими, как Иванов, его надо выгнать».
Спор шел весь вечер. Иванова выгнали. Дети настояли на своем. Взрослые отступили. Это – как?
Насчет наказаний Антон Семенович высказывался весьма витиевато. «Наказание не такое большое благо» – говорил он. Значит, все-таки благо. Но – небольшое. Еще он говорил, что «наказывать можно», но «хороший педагог не наказывает». То есть наказание – поражение. И еще он говорил: «Там, где нужно наказать, там педагог не имеет право не наказывать». То есть наказывать – долг.
Если все прояснить, получится так: наказывать – плохо, но жизнь заставляет. То есть в очередной раз жизнь заставляет применять то, в чем педагогика сомневается.
В коммуне было принято так: наказанию подлежат не только воспитанники, но и воспитатели. Если, разумеется, провинились.
Антон Макаренко:
«У меня был Иван Петрович Городич. Это было еще в колонии имени Горького. Он что-то не так сделал в походе. Он дежурил по колонии. Я разозлился. Спрашиваю:
– Кто дежурный? Пять часов ареста!
– Есть пять часов ареста.
Слышу голос Ивана Петровича, педагога. Мне даже холодно немножко стало. Он снял с себя пояс, отдал дежурному, пришел ко мне в кабинет:
– Я прибыл под арест.
Я сначала хотел было сказать ему „брось“. А потом думаю: „Ладно, садись“. И он просидел под арестом пять часов. Ребята заглядывают в кабинет – Иван Петрович сидит под арестом.
Когда кончился арест, он вышел на улицу. Ну, думаю, что-то будет. Слышу гомерический хохот. Ребята его качают.
– За что?
– За то, что сел под арест и не спорил».
С одной стороны, наказание воспитателя на глазах у воспитанников – не педагогика. А с другой стороны, – неожиданный, поразительный эффект. Сработало чувство равной, а не двоякой справедливости. Виноват – признай. И ответь. Если признал и ответил взрослый человек и воспитатель, то они, дети, готовы последовать его примеру – охотно, если не радостно.
Антон Семенович больше ценил близость друг к другу и равноправие воспитателей и воспитанников, чем высокий авторитет одних перед другими. А «признанная» педагогика – как? Она не так демократична, она более аристократична.
Настрадался Антон Семенович от наробразовских чиновников, обвинявших его в «аракчеевщине», в «военщине» и называвших его правила «жандармскими». Но не думал, не гадал он, что через десятилетия, уже в другой России, найдутся у него среди коллег еще более непримиримые противники.
В начале 2010 года в Харькове вышла книга «Педагогические апокрифы. Этюды о В. А. Сухомлинском». Составитель – академик Ольга Васильевна Сухомлинская, дочь педагога. Автор признает, что в молодые годы Сухомлинский был сторонником Макаренко, но позднее «отошел от некоторых его постулатов». Но открыто, в прессе Сухомлинский никогда не выступал против Макаренко. «Это была скорее внутренняя научная дискуссия». Оно и сразу ясно: тут дело не в Сухомлинском, а в Сухомлинской.
В каждой фразе выказывая свою ненависть к социализму и советской власти, Ольга Сухомлинская вместе с социализмом вдогонку мстит и Макаренко. Она сразу же его «расстреливает» первым же «выстрелом»: «Антон Макаренко был марксистом в педагогике». Как это понимать? В чем его марксизм? А в том, что он считал: «только коллектив может воспитать личность».
В. А. Сухомлинский с детьми
Ольга Сухомлинская пытается кому-то доказать, что ее отец, известный педагог В. А. Сухомлинский, Герой Социалистического Труда, отмеченный всеми мыслимыми в те годы наградами и званиями, «в суровых реалиях социализма» был гоним советской властью, подвергался травле, преследовался и так далее. И противопоставляет его Макаренко. В чем же они разошлись?
Будто бы пока славословили Макаренко, жизнь шла вперед и «на первый план стал выходить человек». И далее – коммуна Макаренко «не оставляла наименьших шансов для развития личности. Коллектив полностью ее поглотил». А в школе Сухомлинского «эти методы не пошли». И цитата: «Сфера личности ученика должна быть независимой, автономной, в которую никто не имеет права вмешиваться. Тем более коллектив. На первом плане не „мы“, а „я“». С этим ясно. Хотя стоит упомянуть, что Сухомлинский не отвергал «власть коллектива над личностью», при условии, что она – человечна.
Второе обвинение: Макаренко воспринимал только мажор. Он не любил тех, кто скулит и ноет. И ссылка на Сухомлинского: «Ребенок в разные периоды имеет право на минор».
Третье обвинение. С некоторых пор будто бы Сухомлинский «взялся за гуманизацию воспитания ребенка в суровых реалиях социализма». Гуманизация состояла в том, что Сухомлинский высказал свое предостережение: «Нормальное воспитание не должно знать наказаний». Наконец, последнее, категоричное: «Детей можно воспитывать только добром, только лаской, без наказаний». С поправкой на то, что «многие учителя не умеют еще воспитывать без наказаний, а в Павлышской школе – умеют».
Я не знаю, стал ли бы Антон Семенович спорить с Сухомлинским. А тем более с его дочерью. Может быть, и не стал бы. А я стану. Тем более что это просто: надо ссылаться не на дочь, а на отца.
Василий Сухомлинский, из «Писем сыну»: «Помни, что наша Родина – первое в мире социалистическое государство. Она открыла человечеству путь к коммунизму. Помни, что наша Родина дала миру великого Ленина».
Василий Сухомлинский: «Нет более прекрасных, величественных идей, чем идея коммунизма».
Василий Сухомлинский: «Школа должна воспитывать убежденных борцов за коммунизм».
Василий Сухомлинский: «Коммунизм – в самом человеке, в его счастье».
Что было, то было – говорил. Правда, некто Г. Глейзер взялся объяснить и «оправдать» Сухомлинского. Сначала он «посочувствовал» известному педагогу, которому пришлось жить и работать «в условиях лицемерия, ханжества, морального разложения, в условиях насквозь прогнившего строя». А потом – «чтобы выжить, а тем более творить» – предположил в нем «определенную гибкость» и «умение приспосабливаться». И не заметил, как в пылу славословия приписал и самого Сухомлинского к лицемерам и двурушникам…
Да, у Сухомлинского были научные оппоненты и откровенные противники. А у кого из известных людей их не было? В газетах появлялись «злые» статьи, и Василий Александрович воспринимал их очень остро. Наверное, он мог заподозрить, что это – гонения «сверху». Однако «сверху» сыпались награды и звания, подавались знаки признания и почтения. Как не раз это бывало, высокая власть не могла в каждом отдельном случае рассудить спорящих и, для верности, держалась одной линии – не обязательно верной. Но сказать, что советская власть «не любила» педагога Сухомлинского, – сомнительно. Наверное, она не любила его так сильно, чтобы всегда и везде бросаться на его защиту, но так она относилась ко всем без исключения.