Сальватор

– Да! Они получат то, что заслужат.

– Как это: то, что заслужат?

– Очень просто! Им захотелось посмотреть на беспорядки, пусть же они испытают на себе все последствия своего любопытства.

– Им захотелось посмотреть на беспорядки? – переспросил господин Жакаль.

– Да, – ответил Сальватор.

– Значит, они знали, что будут волнения? Выходит, ваши друзья были в курсе того, что должно будет произойти?

– Да, они были полностью об этом осведомлены, дорогой мсье Жакаль. Самые бывалые моряки не смогли бы предугадать приближение бури с большей точностью, чем мои друзья учуяли приближение бунта.

– Правда?

– Несомненно. Признайтесь, дорогой мсье Жакаль, что надо быть совершенным глупцом, чтобы не понять, что происходит.

– Ну хорошо! И что же, по-вашему, происходит? – спросил господин Жакаль, водружая очки на нос.

– А вы сами не знаете?

– Абсолютно.

– Тогда спросите вон у того господина, которого сейчас арестовывают вот там.

– Где это? – спросил господин Жакаль, не потрудившись даже поднять на лоб очки, что ясно показывало, что он, так же, как и Сальватор, прекрасно видел, что арест действительно имел место. – Какого еще господина?

– Ах да, я и забыл, – сказал Сальватор. – У вас ведь такое плохое зрение, что этого вы увидеть никак не можете. И все же попытайтесь… Посмотрите, вон там, в двух шагах от монаха.

– Да, действительно, вроде бы я вижу кого-то в белом.

– О, небо! – воскликнул Сальватор. – Но ведь это же аббат Доминик, друг бедняги Коломбана. А я-то полагал, что он находится в Бретани в замке Пеноель.

– Он там, действительно, был, – сказал господин Жакаль. – Но сегодня утром вернулся в Париж.

– Сегодня утром? Благодарю вас за ценные сведения, мсье Жакаль, – с улыбкой произнес Сальватор. – Ну, а рядом с ним, видите?..

– А! Честное слово, вижу! И правда, арестовали какого-то человека. Мне от всего сердца жаль этого гражданина.

– Так вы его не знаете?

– Нет.

– А тех, кто его арестовывает?

– У меня такое слабое зрение… И потом, мне кажется, что их там очень много.

– Меня интересуют те двое, которые держат его за шиворот.

– Да, да, мне знакомы эти молодцы. Но только, где же это я их видел? Вот в чем вопрос.

– Так и не вспомнили?

– Честное слово, нет.

– Может быть, хотите, чтобы я вам подсказал?

– Вы доставили бы мне этим большое удовольствие.

– Значит, так: одного из них, того, что пониже, вы видели в тот момент, когда он отправлялся на каторгу, а другого, что повыше ростом, когда он с каторги возвращался.

– Да! Да! Да!

– Теперь вспомнили?

– Да я ведь знаю их, как облупленных: это мои служащие. Но, черт побери, что они там делают?

– Полагаю, что выполняют ваше задание, дорогой мсье Жакаль.

– Тьфу! – сказал господин Жакаль. – А может быть, они работают по своей собственной инициативе. Знаете, с ними иногда случается и такое.

– Э, глядите-ка, и впрямь, – сказал Сальватор. – Один из них срезает цепочку со своего пленника!

– А я вам что говорил… Ах, дорогой мсье Сальватор, в полиции работает много нечестных людей!

– Кому вы это рассказываете, мсье Жакаль?

И, вероятно, не желая, чтобы его дальше видели в обществе господина Жакаля, Сальватор отступил на шаг и попрощался.

– Мне доставило большое удовольствие встретиться с вами, мсье Сальватор, – сказал начальник полиции и быстрыми шагами направился в другую сторону. Туда, где Жибасье и Карманьоль пытались произвести арест господина Сарранти.

Мы говорим пытались потому, что, хотя двое полицейских и держали господина Сарранти за ворот, тот отнюдь не считал себя арестованным.

Сначала он попытался отговориться.

На слова «Именем короля, вы арестованы!», сказанные ему одновременно в оба уха Карманьолем и Жибасье, он ответил громко:

– Вы арестовываете меня? За что же?

– Не надо скандала! – сказал ему на это Жибасье. – Мы вас знаем.

– Вы меня знаете? – воскликнул Сарранти, взглянув поочередно на обоих полицейских.

– Да, вас зовут Дюбрей, – произнес Карманьоль.

Мы помним, что господин Сарранти написал своему сыну, что в Париж он прибыл под фамилией Дюбрея и что господин Жакаль рекомендовал полицейским арестовать этого упорного заговорщика именно под этой фамилией, чтобы не придавать аресту политической окраски.

Увидев, что его отца арестовывают, Доминик, влекомый первым душевным порывом, бросился к родителю.

Но господин Сарранти сделал ему знак остановиться.

– Не вмешивайтесь в это дело, мсье, – сказал он монаху. – Произошла какая-то ошибка, и я уверен, что завтра я буду выпущен на свободу.

Монах подчинился этим словам, в которых был приказ, и отступил назад.

– Разумеется, так оно и будет, – сказал Жибасье. – Если мы ошиблись, завтра вас выпустят.

– Вначале скажите мне, – произнес Сарранти, – по чьему приказу меня арестовывают.

– Вы арестованы на основании ордера на арест некоего мсье Дюбрея, на которого вы настолько похожи, что я не могу не исполнить свой долг и не задержать вас до выяснения вашей личности.

– И почему же вы, так опасаясь скандала, арестовываете меня именно здесь, а не в другом месте?

– Да потому, что мы арестовываем людей там, где мы их встречаем! – сказал на это Карманьоль.

– Не говоря уже о том, что мы охотимся за вами начиная с сегодняшнего утра, – добавил Жибасье.

– Как это с утра?

– Да, – сказал Карманьоль, – с тех пор, как вы ушли из гостиницы.

– Из какой гостиницы? – спросил Сарранти.

– Из гостиницы на площади Сент-Андре-дез-Арк, – ответил Жибасье.

При этих словах в мозгу Сарранти словно сверкнула молния догадки. Ему показалось, что он уже где-то видел лицо, слышал голос Жибасье.

Ему тут же вспомнилось его путешествие, венгр, фельдъегерь, ямщик… Все это было словно в тумане, но настолько явственно, что он инстинктивно понял: сомнений быть не могло.

– Негодяй! – вскричал корсиканец, побледнев, как полотно, и сунув руку под одежду.

Жибасье увидел, как сверкнуло лезвие кинжала, и, возможно, смерть настигла бы его столь же стремительно, как гром следует за молнией, если бы Карманьоль, вовремя заметивший и понявший движение пленника, не схватился обеими руками за руку, державшую оружие.

Почувствовав, что зажат этими двумя людьми, Сарранти, собрав все силы, которые может только придать человеку его воля в решающий момент, сумел освободить руку и метнулся с кинжалом в руке в плотную толпу людей.

– С дороги! – крикнул он. – С дороги!

Но Жибасье и Карманьоль уже бросились за ним следом и успели условным сигналом позвать на помощь своих коллег.

В мгновение ока вокруг Сарранти образовалось непреодолимое кольцо. Двадцать дубинок поднялись над головами, и он, несомненно, моментально пал бы, как бык на бойне под молотами забойщиков скота, если бы вдруг не раздался чей-то голос:

– Живым! Брать только живым!

Полицейские немедленно узнали голос господина Жакаля и, зная, что на них смотрит начальник, набросились на господина Сарранти.

Образовалась ужасная свалка. Один человек какое-то мгновение отбивался от двадцати, потом упал на колено, а вскоре пропал из виду…

Увидев, что отец его упал, Доминик рванулся к нему на помощь, но в этот самый момент ревущая от ужаса толпа хлынула, как поток, вдоль по улице и разделила отца и сына.

Чтобы не быть унесенным людским потоком, монах ухватился за решетку дворца. Когда же толпа промчалась мимо, господина Сарранти и людей, с которыми он бился, уже не было…

Глава IX

Официальные газеты

Мы привели всего несколько сценок, которые разыгрывала полиция господина Делаво 30 марта благословенного года 1827.

Почему произошел этот скандал? В чем была причина этого странного надругательства над останками благородного герцога?

Это было известно каждому.

Правительство не могло простить господину де Ларошфуко-Лианкуру искренности его политических взглядов. Чтобы один из Ларошфуко принадлежал к оппозиции, да еще и голосовал с нею заодно!.. По правде говоря, это было оскорбление короля, и правительство просто обязано было наказать герцога за это.