Страница 58 из 66
И Мистигри, казалось, печально повторял за нею:
— Чудесное время! Счастливое время!
— Зато здесь, в Париже, очень холодно и люди здесь злые, — продолжала Пиппиона, — здесь нет для тебя вкусного молока, а для меня ржаного хлеба с запахом орехового масла. А эти ужасные длинные и грязные улицы, по которым мы вынуждены бродить! О, эта ужасная страна, ужасная страна! Бедный мой Мистигри!
В мяукании кота тоже как бы слышалось:
— Ужасная страна!
— Послушай, Мистигри, — шепотом продолжала Пиппиона, — на днях я видела прекрасный сон. Мне снилось, что я богата и лежу в огромной шелковой постели. На одеяле, на полу, по всей комнате, разбросаны чудесные игрушки. И ты, бедняжка Мистигри, тоже был там рядом со мной. Твоя черная шерсть блестела, а на шее красовалась красная ленточка. Я держала тебя в руках, а затем мы оба заснули и я была так счастлива, да, я была так счастлива.
Пиппиона и Мистигри очень любили друг друга. Мистигри был ее единственным другом, единственной игрушкой и единственным поверенным всех ее горестей и печалей.
Пиппиона тем временем снова заснула, а Мистигри свернулся клубком рядом с ней.
Внезапно за дверью послышался звонкий и свежий голос, на лестнице раздались легкие быстрые шаги, дверь отворилась и в каморку вошла Урсула.
В одной руке у нее была грелка, а в другой — чашка горячего молока.
Войдя, Урсула, немедленно зажгла тусклую лампу.
— Ну как, малышка, как ты провела этот день? — весело спросила она у Пиппионы. — Выпей-ка молочка, только не так быстро. Ну как, нравится? Достаточно, остальное прибережем для Мистигри. Б-р-р! Да здесь стоит страшный холод. Сейчас я затоплю очаг.
Говоря все это, Урсула быстро сновала по комнате, а Пиппиона, сжав руки на груди, смотрела на нее взглядом, полным восторженной радости и преклонения.
Прыгая по каморке, Мистигри терся носом о платье очаровательной сестры милосердия.
Вскоре Урсула заметила, что бедняжка Пиппиона внезапно побледнела еще больше обычного. Испуганно посмотрев на дверь, девочка прошептала:
— А вот и он.
Старые ступеньки трещали и стонали под тяжелыми неуверенными шагами.
Домой возвращался хозяин каморки сеньор Чинелла.
— Он опять пьян! — пробормотала Пиппиона, дрожа всем телом, — и опять будет меня бить!
— Нет, нет, дитя мое, не бойся, он не станет тебя бить, — ободрила ее Урсула, — я не оставлю тебя одну, вот увидишь.
Дверь отворилась и на пороге показался Чинелла, но он был не один. Следом за ним в каморку вошел хорошо одетый господин в синем фраке с золотыми пуговицами и в жемчужно-серых брюках. В руке у него была изящная трость с золотым набалдашником.
Это был наш старый знакомый доктор Туанон.
— Это больная, не так ли? — любезно осведомился доктор.
— Да, — коротко ответил Чинелла.
Мозг его был одурманен алкоголем, а язык заплетался. Итальянец страшно напился, стараясь придать себе мужества для совершения низкого дела.
— Отлично, — заметил доктор, — сейчас увидим, как у нас дела.
С этими словами он подошел к кровати, у которой стояла Урсула, и очень удивился, заметив новое лицо.
— Доктор Озам не сможет прийти ни сегодня, ни завтра, — счел необходимым пояснить он, — и прислал меня вместо себя.
Объяснение выглядело вполне естественным и Урсула с поклоном отошла в сторону, уступая место врачу.
Последовала душераздирающая сцена.
Больную раздели до пояса и ее истощенное тельце затрепетало от ледяного воздуха, наполнявшего жалкую каморку.
Не говоря ни слова, доктор занялся осмотром Пиппионы, лишь время от времени сокрушенно покачивая головой.
Чинелла опустил голову на грудь и задремал стоя.
Наконец доктор разрешил Пиппионе одеться и заявил беззаботным тоном, каким обычно говорят в таких случаях врачи, что у нее нет ничего страшного.
Затем он отвел Урсулу в сторонку и тихо спросил у нее:
— Вы, должно быть, сиделка?
— Нет, — отвечала Урсула, — эти люди слишком бедны и не могут позволить себе нанять сиделку. Но я с радостью помогаю им, чем могу.
— Сиделка здесь просто необходима, — серьезно заметил доктор, — и мы завтра же подыщем подходящую женщину для этой бедняжки. Но сегодня ночью, конечно…
— О, — поспешно прервала его Урсула, — сегодня ночью я посижу с ней.
— Прекрасно, дитя мое. А сейчас мне придется уйти, мне надо навестить еще нескольких пациентов! В аптеку вам ходить не надо. Я сам закажу все необходимое и вам принесут сюда эти лекарства.
— Не могли бы вы предупредить моих родственников, сударь? — спросила Урсула.
— С радостью. А как их зовут?
— Жоссе, господин доктор. Мою тетушку зовут госпожа Жоссе.
— Отлично. Я попрошу госпожу Жоссе прислать вам сюда ужин. До свидания, милая сиделка.
— А ну-ка, Чинелла, старая ты пивная бочка! Посвети-ка мне на лестнице, да не спи на ходу! — крикнул доктор, выходя из комнаты.
Чинелла пошел вслед за ним под предлогом сходить в аптеку за лекарством.
В эту ночь дома он больше не появлялся, а лекарство принес сын аптекаря.
— А теперь, — сказала Урсула Пиппионе, приведя все в комнате в порядок, — выпей-ка ложку лекарства и ложись спать! Делай, что тебе говорят, или я рассержусь. Посмотри только на Мистигри, он, хоть и не болен, но уже давно спит.
— Какая же вы добрая, Урсула! — вздохнула Пиппиона.
— О, я знаю, чего ты хочешь! Ты говоришь мне комплименты, чтобы я разрешила тебе не спать и еще немного поболтала с тобой! Но на этот раз ничего у тебя не выйдет. Через час тебе надо будет снова принять лекарство, вот тогда мы с тобой и побеседуем. А сейчас закрой глазки и спи!
Пиппиона послушно прикрыла глаза, но украдкой продолжала смотреть на Урсулу сквозь свои длинные шелковистые ресницы, а та тем временем положила себе на колени Мистигри и стала нарезать хлеб и мясо, готовя ему вкусный ужин.
Урсула не догадывалась, что помимо больной, за ее занятиями наблюдал еще один человек.
Чинелла стоял в коридоре у самой двери и, наклонившись, подглядывал в замочную скважину.
На этот раз он поднялся по лестнице бесшумно, предусмотрительно сняв перед этим обувь.
ГЛАВА XXIX
Две кареты
В половине одиннадцатого раздался бой часов на церкви Св. Евстафия.
На углу улицы Рамбутье показался экипаж, запряженный одной лошадью, который остановился в нескольких шагах от кафе «Синий тюрбан».
Из экипажа вышел Лежижан, к которому тут же присоединился кучер, ловко спрыгнувший с козел. Оба они говорили шепотом. Лежижан, похоже, инструктировал своего спутника, а тот в ответ почтительно кивал головой.
После этого кучер снова влез на козлы, а Лежижан сделал несколько шагов в направлении кафе. Подойдя к застекленной двери, он заглянул внутрь.
Госпожа Жоссе явно ждала его появления, ибо тут же кивнула Лежижану. Она была в дорожном платье, в руке у нее был небольшой чемоданчик, судя по всему, она готовилась покинуть своего дорогого муженька.
Тем временем на углу улицы Рамбутье и улицы Сен-Дени разыгралась другая сцена. Там только что остановилась темная карета, кучер которой поспешно спрыгнул на землю и тихо заговорил со своим пассажиром, одетым в серую блузу рабочего. Пассажир указал кучеру на чердачное окошко одного из домов на противоположной стороне улицы.
— Сейчас я войду туда и посмотрю, что делается в доме. Из окна снимаемой мною комнаты хорошо видно все, что происходит в каморке у Чинеллы. В нужный момент в окне загорится свет.
— А затем я тронусь по улице и крикну Жакмену: «Ваш экипаж, сударь»? — спросил возница, которым был не кто иной, как Клеман.
— Да, а потом ты как можно скорее поедешь туда, куда я тебе сказал.
— Отлично, я все понял.
— А теперь я проверю, занял ли Жакмен свой пост.
Жозеф отошел от Клемана и, перейдя улицу, направился в сторону рынка.
Черная тень, прислонившаяся к стене дома, отделилась от каменной кладки и сделала несколько шагов ему навстречу.