Страница 40 из 66
— Кажется, мадемуазель Киприенне здесь не очень весело, — заметила графиня Монте-Кристо со своей обычной доброй улыбкой, — мы для нее слишком стары, а она слишком разумна, чтобы получать удовольствие от общества этих детей.
Я сделала попытку возразить ей и тут она указала на детскую книжку с картинками, которую я держала в руках в тот момент.
— Нарисованные цветы прекрасны, но они лишены жизни и аромата. Вы любите цветы, мадемуазель Киприенна, не так ли?
— Очень люблю, сударыня.
— Тогда позвольте предложить вам спутницу, — заявила графиня, подзывая к нам маленькую светловолосую девочку. — Сели, не согласишься ли ты прогуляться по оранжерее вместе с мадемуазель Киприенной? — спросила она у малышки.
— Да, с удовольствием, — ответила та, поднимая на меня свои большие глаза и доверчиво протягивая мне пухленькую ручку, — пойдемте же, мадемуазель, — весело добавила она.
Тут я обернулась, чтобы предупредить матушку и с удивлением увидела, что в глазах у нее стоят слезы. Матушка ласково кивнула мне и я последовала за Сели.
Случайно обернувшись назад, я заметила, что вышивка выскользнула у матушки из рук и она, тайком схватив руку графини Монте-Кристо, плача целует ее.
Я внимательно посмотрела на свою хорошенькую спутницу. Она была резва, как птичка, и изящна, как лилия. Длинные белокурые локоны падали ей на плечи и временами она встряхивала ими с веселым смехом.
Мы подошли к дверям оранжереи.
— Должно быть, твоя мама очень любит тебя, малышка Сели, — невольно заметила я.
Лицо девочки стало печальным.
— Не знаю, — отвечала она, — мне так говорили, но я думаю, что если бы мама любила меня, то хоть изредка навещала бы свою дочь. Мне не нужна другая мама, кроме мамы Элен.
— А кто такая мама Элен?
— Мама Элен? Но это же графиня Монте-Кристо!
Бедное дитя! Оно невольно напомнило мне о моем собственном одиночестве в монастыре в Б…
— Так значит ты любишь только маму Элен? — спросила я снова.
— О нет, — отвечала Сели, — я люблю и других людей. Например, я люблю дядю Жозе и Розу, а также вас, потому что мама велела мне это, хотя в ее просьбе не было никакой необходимости.
— Тогда ты не откажешься поцеловать меня?
— С огромным удовольствием, — радостно воскликнула она.
Бросившись мне на шею с поистине детским восторгом, она чуть не задушила меня объятиями и поцелуями, а затем подхватила какой-то прут и, как безумная, устремилась снова на террасу.
Я молча смотрела ей вслед.
— Еще одна загадка! — сказала я себе, — но эта, по крайней мере, ничем мне не угрожает. Вот еще одно существо, которое я смогу полюбить.
Когда малышка скрылась за поворотом аллеи, я вошла в оранжерею.
Цветы, целое море цветов и грозди винограда, золотистого, как солнце, и розового, как утренняя заря.
Я шла среди этой чудной красоты, как во сне.
На одной из скамеек сидел виконт. Поднявшись, он робко приветствовал меня. Я совершенно уверена, что он тут же удалился бы прочь по первому моему слову, но в голове у меня было совсем другое.
— Вы хотели видеть меня, и вот я здесь, — произнесла я, протягивая ему руку для поцелуя, которую он осторожно взял за кончики пальцев, но тут же выпустил, так и не осмелившись прижаться к ней губами.
— Благодарю вас, — только и сказал он, не в силах вымолвить больше ни слова, но взгляд его говорил о многом.
— Сделанный мною шаг доказывает мою уверенность в вашей преданности, которую я принимаю, — сказала я, — но должна признаться, что окружающая вас таинственность несколько пугает меня.
Замолчав, я почувствовала, что невольно краснею.
— Я связан определенными обязательствами, — просто ответил виконт, — и моя тайна не принадлежит мне, однако, я не утаю от вас ничего, касающегося лично меня.
— Да, у вас действительно много тайн, к числу которых относится и тайна в атласном платье, выехавшая вчера на прогулку в Булонский лес, — саркастически заметила я.
Посмотрев на меня с непритворным удивлением, виконт неожиданно улыбнулся доброй и чуть трогательной улыбкой.
— Так это причиняет вам беспокойство? — вскричал он. — Но это же женщина с разбитым сердцем, ее не может любить никто — ни я, ни кто-либо другой.
Нахмурившись, он печально добавил:
— Мадемуазель де Пьюзо, я предложил вам свои услуги и вы любезно согласились принять их. Услуги эти уже оплачены столь дорогой ценой, о которой я не смел и мечтать, ведь я отлично знаю и вы тоже должны узнать, что наивысшей наградой для меня является разрешение служить вам. Прячущемуся в траве насекомому позволено смотреть на звезды на небе и наслаждаться их великолепием. Однако с его стороны было бы чистым безумием расправить крылышки и воскликнуть:
— Я поднимусь в небо выше орла, я долечу до звезд!
И если случайно на это бедное маленькое создание упадет милостивый луч света звезды, разве не его долгом будет тогда сказать:
— Ты ошиблась, звезда! Я не орел, я лишь жалкий червяк!
Помолчав немного, он взволнованно продолжал:
— Вот что я хотел сказать вам, мадемуазель де Пьюзо. Тайна, которую я не могу открыть вам, ибо она принадлежит не только мне, дала мне видимость богатства, а также имя, на самом деле мне не принадлежащее. Вы считаете меня дворянином, а я всего лишь брошенный крестьянский сын. Вы думаете, что я богат, но даже этот факт не принадлежит мне. Вам кажется, что я имею большое влияние, но все это влияние исходит от того лица, чьим слугой и послушным орудием я являюсь; даже предложенная вам защита — лишь часть доверенной мне миссии, а поэтому примите эту помощь, не думая, что обязаны мне больше, чем лакею, подающему вам плащ после бала. В действительности я не больше, чем слуга. Я точно так же подчиняюсь приказам и счастлив, когда они совпадают с моим желанием.
Внимательно посмотрев на него, я тихо сказала:
— Так вы с радостью сделали бы это по своей воле? Вы хотите отдать мне все, не получив взамен ничего? Ничего, даже благодарности моего бедного сердца? Но ведь это не смирение, а гордость! Почему вы стараетесь умалить свои заслуги в моих глазах? Нет, дон Жозе, я доверяю вам и требую от вас еще большего доверия. Вы сказали: «Доверьтесь мне и будете спасены».
И вот я пришла, протянув вам руку со словами: «Я верю вам, спасите меня!» Говорю вам теперь совершенно определенно: я не хочу спасения ни от кого, кроме вас! Предложенное вами покровительство вовсе не унижает меня, напротив, оно поднимает меня в собственных глазах, поскольку я теперь знаю, что в основе его лежит не только жалость. Я готова опереться на вашу руку с величайшим доверием. Тот неизвестный, кто, по вашим словам, отдает вам приказы, внушает мне невольный страх; мне ничего от него не надо, зато от вас я готова принять все.
Виконт был очень бледен, на лбу у него выступили крупные капли пота, а руки дрожали нервной дрожью.
— Ах, Киприенна, — вскричал он дрожащим от волнения голосом, — если бы вы только знали, каким восторгом наполнили бы ваши слова мое сердце, если бы я только осмелился понять их. Но нет, этого не может быть. Между нами лежит непреодолимая пропасть: мое рождение и моя бедность. Мне остается лишь единственное счастье — защищать и оберегать вас. Как только работа моя будет закончена, а судьба ваша обеспечена, виконт де ла Крус перестанет существовать. Я сброшу чужое имя и чужие одежды. Я исчезну, унося с собой, подобно вечному сокровищу счастья, сознание того, что какое-то время был вам полезен. И вы тоже сохраните в своем сердце воспоминание о виконте де ла Крус, даже не зная, кто я такой на самом деле, чем занят и под каким небом живу. И это, помимо сознания того, что вы счастливы, будет единственной наградой, которую я заслужу.
В глазах у меня стояли слезы. Это были слезы печали.
Взяв меня за руку, он продолжал более мягким тоном:
— Подумайте, Киприенна, вы так красивы, знатны и богаты! Ваши неизвестные друзья, чьим скромным орудием я являюсь, с вашей помощью, несомненно, отговорят вашего отца от его теперешних намерений. Храните же этот тройной дар красоты, знатности и богатства. Рано или поздно вы повстречаете на жизненном пути человека, равного вам во всех отношениях, и обретете тогда заслуженное счастье. Что же касается меня, то тогда я буду уже далеко отсюда, но вы сохраните обо мне доброе воспоминание как о брате, как о любящем вас друге, чья судьба — жить в печальном одиночестве.