Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 71 из 76



Баязид к тому времени уже явно потерял свою знаменитую стремительность и отреагировал на вторжение Тамерлана в Сирию слишком поздно. Пока Тамерлан отсутствовал, султан даже не попытался вернуть слабо защищенный Сивас. Судя по всему он впервые столкнулся с равным соперником, был ошеломлен и не готов к войне с ним. Тем более что в ту пору его физическое состояние и умственные способности были уже изрядно подорваны тягой к пьянству и разгульной жизни. Так, рассказывали, что перед решающим столкновением его войска несколько дней якобы занимались тем, что гоняли для охотничьей забавы своего повелителя зверей по окрестностям. Привычно высокая дисциплина османского войска значительно упала; многонациональная армия (четверть войска Баязида составляли ордынские наемники, также было множество христиан, в том числе сербское войско князя Стефана) была изнурена стоявшей в то лето жарой и долгим переходом, а также задержкой с выплатой жалования. Баязид со свойственным ему упрямством, переоценивая свои силы, намеревался сразиться с Тамерланом в лобовом столкновении, хотя его полководцы призывали укрыться в горах, чтобы дать солдатам отдохнуть и выбрать позицию для обороны против превосходящих сил противника.

Турецкая армия оказалась измучена не только дальним переходом и жарой, но и отсутствием запасов воды. А вот расчетливый и многоопытный Тамерлан сумел ловким маневром не только отрезать турок от Египта, Сирии и Багдада, где они хотели вести войну, но и через Кесарию зайти в тыл Баязиду, пополнить запасы зерна под Анкарой и даже перегородить плотиной речку, снабжавшую водой город. Вода для средневековой армии была не менее важна, чем бензин – для современной. Вступать в большое сражение с десятками тысяч солдат и лошадей, если рядом не было даже речушки, было несерьезно. Более того, Тимур расположил свое войско между ослабевшими силами Баязида и крепостью, которая, по идее, должна была служить бастионом османской обороны. Опоздавшему турецкому султану пришлось противостоять на невыгодных для него позициях – их заблаговременно занял хитроумный враг.

Присланным для переговоров турецким послам эмир высокомерно отказал в мире, продемонстрировав им ради устрашения парад своего громадного войска во всем его блеске и грозном великолепии. Особо впечатляли многочисленная разнообразная конница и. конечно, «живые танки» – боевые слоны, чья роль в бою, в первую очередь, была производить психологическое, деморализующее впечатление. Вид огромной армии и публичная клятва командиров Тимура не оставить ни одного кустика в землях Баязида привели послов в гнетущее настроение, а через них и турецкие войска. Тем более что Баязид сумел выставить против Тимура лишь вдвое меньшую армию. Великий визирь настоятельно советовал государю сражения не давать, но тот прислушался к точке зрения правителей своих европейских владений.

Опасаясь открытого сражения, где преимущество было бы у несметной конницы врага, султан расположил свои войска в горно-лесистой местности Центральной Анатолии севернее города Ангоры (ныне Анкара). Здесь он мог в полной мере рассчитывать на свою превосходную пехоту. Эмир осадил Ангору и хитроумными маневрами выманил войско султана с лесистых гор на широкую равнину, удобную для действий его главной ударной силы – огромных масс вышколенной кавалерии. Оказавшись на пути движения турецких войск, он начал готовиться к битве.

Кстати сказать, по некоторым данным, лазутчики Тамерлана, засланные в лагерь Баязида, принесли важное сообщение. По их рассказам, в турецком войске, состоявшем из турок, сербов, боснийцев и ордынцев, давно не получали жалованья. В его рядах много недовольных, особенно среди анатолийских беев (князьков), совсем недавно оказавшихся под властью турецкого султана, и наемных ордынцев (впрочем, большинство историков предпочитает называть их «татарами»). Тимур через лазутчиков предложил им выплатить положенное за службу у Баязида, если они перейдут на его сторону. Если беи взяли время на раздумья, то ордынцы согласились в начале сражения перейти на сторону Тимура, если тот выплатит вперед султанские долги. Рассказывали, что Тамерлан денег не пожалел.

Глава 6

Последняя битва «Покорителя Вселенной»

В 9 ч 20 (28) июля 1402 г. в Чубукабадской долине северо-восточнее Ангоры (ныне Анкара) между двумя самыми знаменитыми восточными полководцами той поры – османским султаном Баязидом I Молниеносным и среднеазиатским эмиром Тимуром – началась решающая битва – одна из самых грандиозных (по численности сражавшихся и по историческим последствиям) в истории человечества.



Войску эмира (от 140 – 160 до 250 – 350 тыс.) с вывезенными из Индии 32 боевыми слонами противостояла армия турок (от 70 до 120 – 200 тысяч?!). Такой сильный разброс в численности противников позволяет предполагать, что они скорее всего преувеличены, но воинов эмира при любом раскладе все же было намного больше. Но в любом случае число участников битвы было очень велико.

Между прочим, не секрет, что в армии Тамерлана широко использовались боевые знамена, в частности с изображением трех колец. По мнению некоторых историков, три кольца символизировали Землю, Воду и Небо. В то же время знаменитый русский художник, знаток Востока Святослав Рерих полагает, что Тимур мог заимствовать этот символ у тибетцев, у которых три кольца означали Прошлое, Настоящее и Будущее. На некоторых миниатюрах войска Тимура изображены с красными знаменами. Во время индийского похода использовалось черное знамя с серебряным драконом. Перед своим последним походом – на Китай – Тамерлан приказал изобразить на знаменах золотого дракона. Одна из легенд гласит, что перед битвой при Анкаре Тимур и Баязид Молниеносный обменялись ехидными репликами по поводу вражеских знамен. Баязид, смотря на знамя Тимура, произнес: «Какая наглость думать, что тебе принадлежит весь мир!» В ответ Тимур, показывая на знамя турка, произнес: «Еще большая наглость думать, что тебе принадлежит луна».

Султан построил боевой порядок тылом к горам, оставив пути к отступлению на правом фланге. Турки сделали ставку на свою отличную пехоту – янычар. Стремясь усилить центр боевого построения – здесь на возвышении, расположились янычары, а за ними в низине – тяжелая кавалерия сипахов – султан ослабил фланги. Слева, прикрывая дорогу на Анкару, встали насильно привлеченные на службу османам сербы князя Стефана Лазаревича. На правом фланге под общим началом третьего сына Баязида Сулеймана и великого визиря расположились 18-тысячные конные отряды ненадежных анатолийских беев и наемная ордынская конница.

Вся армия Тимура выстроилась на равнине в три линии. При этом первая из них сама состояла из еще трех подлиний: авангарда в рассыпном строю, вывезенных из Индии «живых танков» – грозных (по крайней мере, внешне) боевых слонов и главного авангарда, но плотно построенного. Во второй линии были сконцентрированы огромные массы конницы полумесяцем вперед, середина которого была почти что полой. Последним встал мощный конный резерв из 30 отборных туменов (полков) – своего рода неприкосновенный запас эмира. Стремясь охватить слабые фланги врага, блестящий тактик Тимур специально сосредоточил всю свою ударную мощь на крылья. В любом случае везде силам Баязида противостояли численно превосходящие их силы Тамерлана.

Между прочим, если верить летописцам, то отдельные конные отряды Тимура могли быть одеты во все красное, черное, желтое или белое. Что это – своего рода «униформа» или контрастная экипировка, позволявшая полководцу отслеживать маневры своих частей на поле боя?

Бой завязала легкая конница, а затем авангард правого крыла эмирской армии безуспешно атаковал сербов – одно из наиболее стойких и дисциплинированных подразделений султанского воинства. Тимур бросил в бой часть своего правого крыла, но сербы продолжали упорно сопротивляться: прижать их к горам и полностью уничтожить никак не удавалось. Это с уважением признал даже сам Тимур, высказавшийся: «А эти оборвыши бьются, как львы!» А вот авангард левого крыла под началом сына Тимура Шахруха сразу добился успеха: «простимулированные» наемники-ордынцы, как и обещали, перешли на сторону противника, тем самым ослабив силы султана почти на четверть. После этого предательского демарша исход битвы стал склоняться в пользу Тамерлана. Великому визирю и Сулейману, командовавшим этим продажным флангом султанской армии, пришлось начать по бездорожью отступление в горы, что привело к сумятице и потерям. Его братья Мухаммед (Мехмед) и Иса со своими отрядами тоже подались назад: первый – на северо-восток, а второй – на юг. Пользуясь моментом, Тимур тут же усилил натиск на сербский фланг Баязида, введя в бой все свое правое крыло. Он пытался отрезать сербов от главных сил, но тем удалось прорваться и соединиться с янычарами в центре. Дожимая врага на его слабых флангах, Тимур бросил в последнюю атаку свой резерв. «Победу дает девятая атака!» – любил наставлять он своих сыновей и эмиров (генералов). Отряды анатолийских беев не стали больше искушать судьбу и предпочли перейти на сторону того, кто показал себя более искусным (и щедрым) в руководстве боем. (По другим данным, анатолийские беи поступили так сразу же после предательства ордынцев.) Поняв, что битва проиграна, сербы последовали примеру Великого визиря с Сулейманом и начали отступать в том же направлении, поскольку дорога позволяла им это делать более или менее организованно. Сипахи тоже не стали дожидаться у моря погоды и кинулись спасаться, благо были верхом. Преимущество тимуридов стало подавляющим и они окружили главные силы турок, сконцентрированные на возвышенности. Все янычары сражались яростно, но были порублены в жестокой сече. Стефан Лазаревич предложил Баязиду Молниеносному спасаться, пока еще не поздно и можно попытаться оторваться от неприятеля, как это уже проделали Великий визирь с Сулейманом, но султан гордо отказался и отчаянно бился с саблей в руке до темноты. Лишь в сумерках османский владыка попытался с горсткой телохранителей прорваться сквозь вражеские ряды, но его конь пал и он попал в плен к Махмуд-хану. Последний доставил его с сыном Мусой к Тамерлану, еще в разгар битвы уединившемуся для своей любимой игры в шахматы.