Страница 10 из 76
Относительно экипировки и вооружения слонов существует много сведений, порой весьма экзотических. Поначалу защитного «обмундирования» четвероногим гигантам не полагалось, но зато их тела могли богато украшать металлическими побрякушками и пурпурными (ярко-красными) попонами, поскольку считалось, что именно этот цвет приводил слонов в возбуждение. Позднее – во II в. до н.э. (возможно и раньше) – для защиты животного от стрел и копий его спину и бока стали покрывать доспехами (бронзовыми), либо неким подобием «чешуи» из медных щитов. Не исключено, что это могла быть и просто кожаная попона, на которую были нашиты металлические пластины, либо на слонов надевали длинную кольчугу, подбитую изнутри хлопком, поскольку технология изготовления таких панцирей была уже давно хорошо отработана. В то же время боевого слона отнюдь не всегда покрывали защитным доспехом. Все могло определяться боевой обстановкой (ситуацией) и поставленной перед ним боевой задачей. Зато точно известно, что на бивни слонов надевали металлические наконечники (ножи) или к ним привязывали копья. К груди животных могли прикрепляться колья, окованные металлом, что лишь усиливало их пробивную мощь против вражеских боевых линий; в частности так могли поступать карфагеняне, которые всегда стремились использовать боевых слонов.
До сих пор идут жаркие споры по поводу количества воинов («танкистов»), сидевших на слоне во время боя, причем речь идет о слонах без боевых башен («боевых рубок»). Обычно исследователи сходятся на цифре 4: погонщик, пара-тройка разнообразно вооруженных воинов – двое ведут огонь по сторонам и один – назад. Копейщик защищал слона сбоку и сзади, не давая пехоте подобраться к его ногам и брюху, а лучник и дротикометатель вели обстрел врага с высоты двухэтажного дома. Как правило, это традиционный набор воинов для экипажа «машины боевой» на заре ее применения, т.е. сугубо среди индусов, или до того, как с ней познакомился Александр Македонский и она стала достоянием эллинов.
Историки никак не могут решить, кто защитил тело слона доспехом, кто повесил колокол для звукового устрашения, кто «украсил» могучий лоб животного медным налобником с красивым плюмажем и металлическим «рогом». Наконец, кто именно «оснастил» его спину небольшой башенкой (легким деревянным каркасом, обтянутым кожей) с несколькими разнообразно вооруженными воинами внутри. Принято считать, что именно появление этой «боевой рубки» – своего рода «танковой башни» – на спине слона, по сути дела превратило четвероногого гиганта в некое подобие «живого танка» с «танкистами» внутри. То ли это дело рук полулегендарного Селевка, то ли – знаменитого эпирского царя-полководца Пирра. Впрочем, не все согласны с тем, что подобная модификация боевого слона – дело рук какого-то одного человека, а не результат коллективного творчества пытливого ума «военспецов» 40-летней эпохи войн диадохов, когда именно массированное применение «четвероногой бронетехники» стало особо популярно на полях сражений.
У нас нет веских доказательств в пользу сложившегося в литературе мнения о наличии если не настоящих боевых башен, то хотя бы их прототипов виде легких жердевых конструкций (небольших легких «корзин») на индийских слонах в знаменитой битве при Гидаспе между Александром Макдонским и индийским царем Пором. Не экипировал своих слонов башнями Александр Македонский и позднее: у него на слоне сидели лишь погонщик и гоплит, с очень длинной (от 4 до 6 м) сариссой. По крайней мере, так полагают некоторые исследователи, в частности российский антиковед-элефантовед А.В. Банников. Кое-кто, например, д.и.н. А.К. Нефедкин, не исключает, что впервые на спины слонов водрузил боевые башни – деревянный каркас, обтянутый кожей и усиленный щитами – кто-то из военных инженеров знаменитого диадоха Антигона Одноглазого. Тем самым была повышена эффективность и разнообразие применения этих гигантов на поле боя: башня (со стенками, ок. 160 см) придавала воинам большую устойчивость, столь необходимую для стрельбы, а также защищала экипаж от неприятельских метательных снарядов и избавляла от щита и другого защитного снаряжения, мешавшего стрельбе. Как результат, Антигон дважды смог победить другого диадоха, Эвмена, при Паретакене и Габиене, несмотря на то что оба раза у него было вдвое меньше слонов – 65 против 125, но его «танки» были лучше экипированы и вооружены.
Оптимальное количество бойцов в башне могло колебаться от 2 до 4, в иных случаях они начинали мешать друг другу. В то же время количество этих «башенных» бойцов во многом могло определяться физическими возможностями самого слона. Принято считать, что слон мог нести на себе максимально до 540 кг, чтобы свободно передвигаться по полю боя. Примечательно, что примерно столько могла весить башня с 5 – 6 воинами. Раненые слоны всячески стремились избавиться от носимой ими «боевой рубки», переворачиваясь и перекатываясь через спину. Наличие или отсутствие башни на спине слона определялось той или иной тактической задачей, которую он и его «коллеги по цеху» должны были выполнить на поле сражения. Так, если слонам вменялось прорвать строй врага, то башни были бы им лишь помехой: они сковывали их движения, раскачивались во время «рывка» на врага из стороны в сторону, воины внутри башен были малопригодны для боя. Точно так же башни лишь мешали бы слонам, брошенным штурмовать вражеские полевые укрепления, в частности рвы и валы. Зато когда надо было удерживать занятую позицию, они могли быть весьма эффективны благодаря воинам в башне, которые могли с пользой применять свое оружие сверху вниз. В этом случае в башне могло быть помещено максимальное число солдат, которое мог поднять слон, – 5 – 6, если не более. В то же время если слоны сталкивались со слонами, то им следовало быть максимально мобильными и башни (если они устанавливались на спинах «слонов-единоборцев») должны были быть весьма компактными (1,5 × 1,5 м), т.е. на 2 – 3 человек. Особо крупные башни (на 10 бойцов) могли использоваться на спинах слонов, когда армия осаждала города и нужно было уничтожить защитников, стоявших на стенах.
В то же время до сих пор ученые спорят о наличии боевых башен именно у карфагенских слонов. И хотя полностью исключать этого нельзя (в частности, когда тактическая задача слонов на поле боя носила оборонительный характер либо при осаде крепостей), но доподлинных доказательств этого у нас нет. Тем более что сама карфагенская тактика на поле боя не способствовала широкому применению башен на спинах слонов. Слон для карфагенян был сродни современному танку – ему надлежало прорывать вражеский строй, а так же штурмовать лагерь. В данном случае башни только мешали бы «живым танкам» выполнять поставленную им задачу, когда от них требовалась максимальная скорость и маневренность. Более того, карфагенским слонам не приходилось вступать в единоборство со слонами неприятеля (у того их обычно не было) и не нужно было взаимодействовать с легковооруженными отрядами. Правда, ближе к концу 2-й Пунической войны (к концу III в. до н.э.) ситуация поменялась. Количество слонов в карфагенских войнах сильно уменьшилось, и их полководцы пересмотрели тактику своей элефантерии. Из-за необходимости увеличить боевую мощь каждой отдельной «боевой машины» карфагеняне стали устанавливать на их спинах башни. Но численность их экипажей могла варьироваться в зависимости от возраста и физических возможностей слонов: у молодых слонов их могло быть немного, а у взрослых – больше.
Таким образом, можно полагать, что элефантерия могла подразделяться, как кавалерия и пехота, на легкую, среднюю, тяжелую и даже сверхтяжелую, когда все зависело от мощи слона, его вооружения и численности боевых экипажей, в том числе в башнях.
…Кстати, принято считать, что в основном у солдат, помещенных в башню на спине слона, было метательное оружие (дротик, праща и лук либо некие зажигательные снаряды), причем предпочтение могло отдаваться первым двум, так как их всегда можно было бросать наугад в стоящих внизу плотной толпой врагов. В иных случаях это могли быть длинные копья, в том числе наподобие многометровых македонских сарисс. Но наличие последних вызывает у некоторых ученых, в частности у д.и.н. А.К. Нефедкина, вполне обоснованные сомнения из-за их «экономичности» в ходе боя, чья огромная длина требовала от воина не только недюжинной силы, но и определенной статичности, что впрочем, является предметом дискуссии.