Страница 67 из 76
Осенью де Голль начал понемногу отвлекаться от своих грустных мыслей. В сентябре он ездил в Бонн. В октябре генерал отправился с официальным визитом в Турцию. Красоты Стамбула – роскошные залы гарема во дворце Топкапы, величественный собор Святой Софии, лазурно-голубые воды Босфора – так радовали глаз, хотя и не могли исцелить душу.
Президент не смог обрести прежнюю форму. Это отмечали и его близкие, и его соратники. В начале декабря в Рамбуйе после традиционной охоты гости собрались в большом зале замка на обед. Министр Раймон Трибуле смотрел на де Голля и думал: «Где же прежний Генерал, где его оживленная речь, эрудиция? Теперь он заставлял себя не потерять нить разговора, а взгляд его устремлялся за окно и терялся в печали зимнего пейзажа. Какой же он грустный»{604}.
В начале 1969 года жизнь де Голля оживило одно событие – вступление в США в должность президента Ричарда Никсона. Генерал был давно знаком с этим человеком, он ему нравился. И Никсон, в свою очередь, с большим уважением относился к де Голлю, считая его выдающимся государственным деятелем эпохи. Президент США вспоминал: «Первое, что я считал необходимым сделать, – это установить хорошие отношения с Францией и с де Голлем»{605}. И Никсон, действительно, в конце февраля 1969 года приехал в Париж. Генерал принял его и был очень рад, что теперь главой Белого дома стал человек, с которым легко и удобно будет вести диалог. В конце марта де Голль отправился в Соединенные Штаты на похороны Эйзенхауэра. После них он еще раз беседовал с Никсоном о развитии отношений между США и Францией.
Возобновление диалога с Америкой де Голль расценивал как важный момент французской политики. Однако беспокоило его совсем другое. Президент упорно думал о том, что он может предложить уже не Франции, а французам. Генерал считал теперь своим долгом обратиться к внутренней политике и тем самым оправдаться перед соотечественниками за невнимание к ним. Он задумал осуществить идею «ассоциации труда и капитала», разработанную голлистами еще во времена РПФ. Но одно дело идея, совсем другое – воплощение ее в жизнь.
Президент решил, что первым шагом на пути к «ассоциации» будут реформа сената и новое районирование страны. Первая предполагала лишение верхней палаты парламента законодательных функций. Второе – некоторое расширение местного самоуправления. Де Голль счел нужным объединить эти две проблемы в один законопроект и вынести его на суд французов – всеобщий референдум.
Проект был явно неудачным. В нем объединялись две плохо сочетаемые вещи. Простой человек вообще не мог понять, что все это означает, и уж тем более, как может повлиять на улучшение его жизни. Многие министры и соратники говорили президенту, что лучше всего отказаться от такой странной затеи. Но он и слушать никого не хотел. Законопроект по настоянию генерала вынесли на референдум, назначенный на 27 апреля 1969 года. Де Голль объявил во всеуслышание, что, если французы его не поддержат, он уйдет в отставку. Некоторые сразу назвали такое заявление президента политическим самоубийством.
В начале весны началась кампания по референдуму. Голосовать против законопроекта призвали лидеры левой оппозиции и бывший министр Валери Жискар д’Эстен, глава группы «независимых республиканцев». Опросы общественного мнения свидетельствовали о том, что большинство французов не склоняются одобрить проект.
Де Голль словно замер. Он говорил, что ему больше нечего предложить французам. Складывалось впечатление, что президент устал и просто не знал, что ему дальше делать со своей властью. Но тем не менее он надеялся до последнего и не хотел верить опросам{606}. 10 апреля в беседе с Мишелем Друа, транслировавшейся телевидением, генерал пытался объяснить согражданам суть законопроекта. 25 апреля президент выступил еще раз, призывая к положительному голосованию{607}. Но французы впервые сказали ему «нет». 27 апреля 1969 года 52,41 % голосовавших дали отрицательный ответ. Узнав о результатах, генерал с горечью произнес: «Меня ранили в мае, а теперь прикончили»{608}. 28 апреля де Голль опубликовал свое самое короткое коммюнике – «Я прекращаю мои функции президента республики. Это решение входит в силу сегодня в полдень»{609} – и навсегда покинул Елисейский дворец.
Так неожиданно и несколько нелепо завершилась политическая и государственная карьера «самого знаменитого из французов». Так он сам решил свою судьбу. Покидая президентский дворец, генерал сказал адъютанту Франсуа Флоику: «В сущности, я не должен огорчаться, что все закончилось именно таким образом. Иначе, какие у меня были бы перспективы на будущее? Только трудности. Они лишь ухудшали бы мнение обо мне как о персонаже, вылепленном Историей. А я бы напрасно истощал свои силы, потому что Франция в них больше не нуждается»{610}.
В конце пути
Что же осталось? Только Коломбэ и воспоминания. Де Голль сразу решил начать работать над мемуарами о своем президентстве. Но первые дни после референдума оказались мучительными. Как трудно было входить в другую жизнь, осознать в одночасье, что ты навсегда отошел от дел, и действительно ощутить себя «старым человеком, ожидающим вечного холода». Отвлечься помогали только свежая майская природа, ранние цветы, высаженные Ивонной в парке Буассери, и чтение. Генерал брал в руки старые стихотворные сборники. Но глаза сами отыскивали почему-то лишь грустные строки. Вот, например, Пеги. Де Голль выписал в свой дневник несколько строф:
Во Франции в начале мая уже открылась президентская кампания. Голлистская партия выдвинула Жоржа Помпиду. Генерал не хотел вмешиваться в происходящее. Он раз и навсегда решил, что никогда не будет никоим образом принимать участие в политической жизни страны. Де Голль захотел на время вообще покинуть Францию. По просьбе бывшего президента его личные адъютанты-секретари организовали ему поездку в Ирландию. Генерал никогда не был на этом острове, земле своих предков по материнской линии, и захотел ее посмотреть и заодно отвлечься от недавних печальных событий.
Путешествие де Голля по Ирландии длилось целых сорок дней. Его принял в Дублине президент страны Имон Де Валера. Он познакомился со многими людьми, в том числе своими дальними родственниками. С острова генерал отправил много писем. Он нашел в себе силы ответить всем тем, кто прислал ему послания по поводу ухода с поста президента. Его ответы были кратки и любезны. Но в письме к сестре де Голль все-таки дал и оценку происшедшему: «Случилось то, что должно было случиться. Французы в настоящее время в своем большинстве еще не стали таким народом, который в состоянии отстаивать утверждение Франции, за которое от их имени я боролся тридцать лет. Но то, что было сделано, сначала во время войны, а потом в течение последних одиннадцати лет, имеет такой размах, что только будущее его оценит. Тот посредственный период, в который теперь вступает наша страна, лишний раз докажет это»{612}.