Страница 65 из 76
Генерала случившееся нисколько не смутило. Он, похоже, даже остался доволен тем, что «разжег огонь» в Северной Америке. Президент был абсолютно убежден в собственной правоте. В коммюнике, опубликованном после заседания кабинета министров, специально посвященного визиту президента в Квебек, говорилось: «Генерал де Голль стал свидетелем невероятного французского рвения по пути всего следования. Он понял, что французским канадцам не обеспечили свободы, равенства и братства. Он имел возможность оценить их стремление быть хозяевами собственного прогресса»{585}.
Страсти понемногу улеглись. Президент Франции отдохнул и в сентябре отправился с еще одним официальным визитом – на сей раз в Польшу. Де Голль давно выступал за развитие дружественных отношений своей страны с государствами Восточной Европы. После поездки генерала в СССР в 1966 году и поворота к политике разрядки его планы стали воплощаться в жизнь. Президент сам для начала выбрал Польшу. Это была самая католическая страна Восточной Европы. Он служил в ней после Первой мировой войны и хотел посмотреть, какая же она сейчас. Де Голль провел на польской земле неделю, вел переговоры с руководителями государства, выступил в сейме, проехал Варшаву, Краков, Катовице, Гданьск и Гдыню.
1967 год подходил к концу. Президент Франции считал его удачным. В декабре он писал сыну: «В Париже ничего нового. Политический, социальный и экономический год для нашей страны спокойно завершается»{586}. Так, наверное, оно и было. Но уже через несколько месяцев стало ясно, что Франция – дремлющий вулкан, который неожиданно проснулся и стал действовать.
1968 год
С середины 1960-х годов во Франции все громче стали заявлять о себе студенты. Их насчитывалось уже более 600 тысяч человек. В своем большинстве это были учащиеся государственных университетов, доступ в которые оставался открытым практически для любого молодого человека, имеющего аттестат о среднем образовании. Однако сложная система экзаменов приводила к тому, что лишь треть зачисленных на первый курс оканчивала университеты. Многим студентам такая ситуация не нравилась. В их среде начали складываться так называемые гошистские[55] группировки, находившиеся под влиянием идей анархизма, троцкизма и маоизма. Представители этих самопровозглашенных объединений призывали к бунту против устаревшей системы французского высшего образования.
Гошистское движение быстро ширилось. Студенты все более открыто выступали с требованиями предоставить им право участвовать в решении вопросов, касавшихся условий их жизни в университетских кампусах, а также содержания, форм и методов обучения. Они заявляли, что необходимо «отрицать» и «оспаривать» традиционные устои французского общества, и выдвинули лозунг «запрещено запрещать».
От слов учащиеся постепенно перешли к делу. Гошисты стали срывать занятия. 15 января 1968 года в университетском пригороде Парижа Нантер студенты спровоцировали стычки с полицией. На это событие никто не обратил особого внимания. Главной темой разговоров по всей Франции были предстоящие X Зимние олимпийские игры в Гренобле. 6 февраля де Голль присутствовал на их торжественном открытии. Правда, президенту грандиозный спортивный праздник не доставил удовольствия. Генерал был опечален гибелью в Средиземном море французской подводной лодки «Минерва». Она исчезла с радаров 27 января. Группа аквалангистов во главе с известным океанографом Жаком-Ивом Кусто не смогла отыскать даже ее следов.
8 февраля де Голль отправился в Тулон, где участвовал в траурной церемонии по погибшим морякам и морским офицерам. Там президент зашел на борт другой подводной лодки – «Эвридики», совершившей погружение. В тот же день генерал уехал в Париж. В знак траура он в течение месяца носил на левой руке черную ленту.
Весной жизнь президента Франции проходила в обычном русле. Он занимался вопросами международной политики, принимал в Елисейском дворце глав иностранных государств, давал аудиенции. Тем временем ситуация в Нантере становилась напряженной. Студенты срывали занятия, объявляли о своем намерении устроить «культурную революцию». В апреле 1968 года в парижском пригороде начались настоящие беспорядки. Их возглавил известный гошист, выходец из Германии Даниэль Кон-Бендит. Он и его сторонники призывали ликвидировать «классовый университет» и даже свергнуть правительство, все время нарывались на стычки с полицией.
Президент республики и премьер-министр уже были вынуждены обратить внимание на происходящее. Де Голль в это время занимался организацией мирных переговоров между США и Северным Вьетнамом. Он гордился тем, что стороны дали согласие встретиться в Париже. По поводу студенческих волнений генерал просто сказал Помпиду: «Выпутывайтесь»{587}.
Глава кабинета, видимо, посчитал, что «выпутаться» еще успеет. У него давно была запланировала десятидневная поездка в Иран и Афганистан, и 2 мая он уехал. А декан факультета в Нантере объявил о прекращении занятий и исключении Кон-Бендита. В ответ на это студенческие волнения уже переместились в центр столицы, в Сорбонну и окружающий ее Латинский квартал. Учащиеся организовали митинг протеста. 4 мая руководители старейшего университета Европы вызвали полицию. Сорбонну закрыли, многих гошистов задержали.
Такие действия лишь еще более распалили обстановку. Многие студенческие союзы объявили забастовку. Занятия и в высших и в средних учебных заведениях прекратились. Учащиеся вышли на улицы. С 7 по 10 мая беспорядки охватили весь Латинский квартал. Студенты били витрины, поджигали машины, валили деревья и решетки. В ночь с 10 на 11 мая они выстроили в центре Парижа баррикады.
Де Голля такая ситуация поначалу только раздражала. Президент говорил о происходящем: «Они заявляют, что бастуют, но ведь они – не производители… Это трагикомедия, взрыв общества изобилия… На самом деле они хотят только наслаждаться, прожигать жизнь и сеять хаос»{588}. Генерал считал, что необходимо реагировать жестко. 8 мая президент твердо сказал: «Нельзя допускать, чтобы на улице царил беспорядок! Это невозможно! Надо заканчивать с насилием!» Потом добавил: «Вначале делают предупреждение, потом стреляют в воздух, один раз, второй, а если это не действует, то – по ногам»{589}. Президент, конечно, погорячился. Вряд ли он готов был применить такие меры. Однако полиция действовала и дубинками, и слезоточивым газом. Только за ночь с 10 на 11 мая несколько сот студентов ранили и столько же арестовали. А Франция, так беззаветно любимая президентом, уже походила на реку, вышедшую из берегов.
11 мая вернувшийся из зарубежной поездки Помпиду решил смягчить обстановку и открыть Сорбонну. Студенты тут же заняли ее. Мало того, 13 мая профсоюзы в знак солидарности со студентами объявили о всеобщей забастовке, которая очень быстро охватила всю страну. Президент должен был отправиться с официальным визитом в Румынию. Он колебался, но все же 14 мая уехал. Генерал решил, что, в конце концов, «наведение порядка – дело правительства, а не главы государства»{590}. Своим министрам де Голль нравоучительно объявил: «Если мы будем расстилаться перед ними, значит, Государства больше нет. Власть не отступает, иначе она потеряна»{591}.
Возможно, президент надеялся, что все как-то образуется. Но за те пять дней, что он отсутствовал, ситуация стала еще хуже. 15 мая студенты заняли театр «Одеон». А к 20-му бастовали уже более десяти миллионов человек. Закрылись почти все учреждения, банки и учебные заведения. Прекратили действовать транспорт, радио и телевидение. Рабочие и служащие повсеместно занимали предприятия, проводили манифестации под лозунгами «Десяти лет достаточно», «Де Голль, до свидания». Однако профсоюзы не стали полностью солидаризироваться со студентами. Воспользовавшись их взрывом, они сочли момент самым удобным, чтобы выдвинуть собственные требования, которые главным образом сводились к повышению зарплаты.