Страница 57 из 121
На этом его карьера в партии эсеров не закончилась. В мае 1903 г. начальник Киевского охранного отделения Спиридович сумел арестовать Герша Гершуни, руководителя Боевой организации эсеров. После его ареста Боевую организацию возглавил Евно Азеф. Таким образом, сложилась поистине чудовищная ситуация, когда главным руководителем террора был секретный агент полиции. Боевая организация являлась автономной структурой. Она руководствовалась общими директивами партии, но была полностью самостоятельна в своей деятельности. На членов Боевой организации возлагался так называемый «центральный террор», то есть подготовка покушений на высших сановников. Численность Боевой организации не превышала 15 – 20 человек. Помимо боевиков в организацию входили «техники», имевшие дело со взрывчатыми веществами. В российской глубинке ждали своего часа женщины, готовые принять облик светских дам или кухарок, привезти бомбу в шляпной коробке или нанять квартиру для явки.
Среди эсеровской молодежи всегда было достаточно желающих уйти в террор. Весьма характерный эпизод описан в воспоминаниях А.И. Керенского. В декабре 1905 г. он, молодой, преуспевающий адвокат весьма радикальных взглядов, «пришел к выводу о неизбежности индивидуального террора». Несмотря на недавнюю женитьбу, рождение ребенка и успешно складывавшуюся адвокатскую карьеру, он решил войти в ряды террористов. Знакомый эсер обещал связаться с заграничным центром и сообщить ответ. В итоге, как вспоминал Керенский, ответ был отрицательным, «поскольку я не имел опыта революционной борьбы и поэтому на меня трудно положиться». Много лет спустя, уже будучи премьер-министром, Керенский спросил отказавшего ему эсера: как ему удалось в столь краткое время получить ответ от заграничного центра его партии. «А я и не обращался за границу. В то время в городе как раз находился Азеф, лично он и отклонил вашу просьбу». Керенский заключил: «Вот так и выяснилось, что полицейский агент, находившийся в руководстве партии, намеренно отпугивал от революционной деятельности людей, которые были готовы пожертвовать собой во имя дела».
На самом деле Азеф всегда объяснял добровольцам, что в их помощи не нуждаются. В том случае, если кандидат в Боевую организацию продолжал настаивать, с ним продолжали разговор. Лишь самые упорные имели шанс приобщиться к террору. Кроме того, Азефу не нужны были нервные, экспансивные натуры вроде молодого адвоката Керенского. Среди боевиков, кроме Бориса Савинкова, не было ярких личностей. В Боевой организации господствовала суровая дисциплина, боевики выглядели как серая солдатская масса: «Манеры, костюм, даже лица казались однородными». Но при этом среди членов Боевой организации культивировался «кавалергардский дух». Боевики считали себя элитой и свысока поглядывали на эсеров, не связанных с террором. Будучи хорошим психологом, Азеф не упускал случая пожаловаться боевикам на то, что члены ЦК партии эсеров, не высовывавшие носа из заграничных убежищ, осмеливаются критиковать людей, которые ежеминутно рискуют жизнью в России. Неудивительно, что боевики были недоброжелательно настроены к лидерам партии и признавали авторитет только своего руководителя.
Между тем Азеф, которому безоговорочно доверяли его подручные, сдавал их полиции, когда они становились не нужны ему. Десятки товарищей по партии попали из-за него на виселицу или на каторгу. Сведения, предоставленные полиции Азефом, помогли предотвратить покушения на иркутского генерал-губернатора гарфа Кутайсова, бакинского губернатора князя Накашидзе, нижегородского губернатора барона Унтербергера, министра юстиции И.Г. Щегловитова, великого князя Николая Николаевича. Услуги Азефа очень ценились. Он начал с жалованья пятьдесят рублей в месяц, а под конец своей карьеры получал тысячу рублей.
Но одновременно с этим человек, которому казна платила жалованье больше, чем директору Департамента полиции, являлся организатором убийства министра внутренних дел Плеве и великого князя Сергея Александровича, а также целого ряда других убийств и покушений. Двойная игра Азефа неизбежно вытекала из того положения, в котором он оказался. Его полицейское начальство требовало от него информацию, которую мог знать только человек, входивший в состав эсеровского руководства. Таким образом, его постоянно подталкивали в самый центр событий, связанных с террором. Положение главы Боевой организации было идеальным с точки зрения полноты получаемой информации. Но глава Боевой организации должен был время от времени подтверждать свой партийный авторитет организацией успешных террористических актов.
Неизвестно, сколько бы времени продолжалась двойная жизнь Азефа, если бы он не был известен В.Л. Бурцеву, литератору и настоящему охотнику за провокаторами в революционной среде. Бурцев не являлся членом эсеровской партии, но как старый народоволец, прошедший ссылки и тюрьмы, он был близок к эсерам по своим политическим взглядам. Имея собственных осведомителей в полицейских кругах и кропотливо сопоставляя разрозненные факты, Бурцев раскрыл ряд тайных агентов. Он вспоминал, что толчком к расследованию дела Азефа послужило случайное обстоятельство. Как-то летом 1906 г. Бурцев столкнулся с Азефом на петербургской улице. Он знал, какое положение занимает Азеф в партии эсеров, и задался простым вопросом: «Если я издали увидел Азефа и так легко узнал его, то как же сыщики, которые, конечно, знают его в лицо, могут его не узнать, когда он так открыто бывает в Петербурге?»[247]
Однако авторитет Азефа был настолько непререкаем, что мысли Бурцева поначалу пошли самым причудливым путем. Он решил, что полиция не хочет задерживать Азефа, потому что в его окружение удалось внедрить агента. Бурцев даже через третьих лиц предупредил Азефа об опасности. Но постепенно, шаг за шагом, он продолжал расследование. Бурцев укреплялся в мысли, что среди видных эсеров есть полицейский агент. Он установил даже его агентурную кличку – Раскин, не знал только, кто прячется под этим псевдонимом. И вот наступил момент, когда Бурцева как громом поразила мысль, что Раскин и Азеф – это одно и то же лицо. «Я нередко должен был невольно признаться самому себе, что чем больше я отмахивался от обвинения Азефа, тем оно делалось для меня все более и более вероятным».
В августе 1908 г. Бурцев сообщил о своих подозрениях лидерам партии эсеров. В Париже был назначен третейский суд. Лидеры партии были уверены, что суд, составленный из авторитетных деятелей революционного движения, полностью обелит Азефа. Главный идеолог партии В.М. Чернов говорил: «Бурцев будет раздавлен. Ему придется каяться на суде». Особенно горячо отстаивали Азефа члены Боевой организации. Один из боевиков заявлял, что не поверит даже агентурному донесению, написанному рукой Азефа. Другие грозили перестрелять всех судей, если они заденут честь руководителя Боевой организации. Обвинение казалось в лучшем случае глупым заблуждением, в худшем – намеренной попыткой полиции скомпрометировать одного из вождей партии.
Бурцев понимал, что, если суд признает обвинения несостоятельными, ему останется только пустить себе пулю в лоб. И тогда он пошел ва-банк, решив получить подтверждение своим подозрениям не у кого иного, как у бывшего директора Департамента полиции А.А. Лопухина. Он был вынужден покинуть пост директора в феврале 1905 г., поскольку не сумел обеспечить безопасность великого князя Сергея Александровича. Бурцев рассчитывал, что отставной чиновник, узнав подоплеку этого террористического акта, скажет ему правду. Он подгадал так, чтобы встретиться с Лопухиным в купе скорого поезда Париж – Берлин. Бурцев изложил улики, которые ему удалось раздобыть. По всем канонам полицейской службы Лопухин не должен был ни единым словом выдавать секретного агента. Но Бурцев сообщал поразительные факты, свидетельствующие о двойной игре Азефа. Бывший директор Департамента полиции услышал, что его тайный осведомитель являлся главой Боевой организации и подготовил ряд террористических актов, в том числе против великого князя Сергея Александровича – убийство, из-за которого Лопухин был вынужден распрощаться с карьерой. Бурцев вспоминал: «Лопухин был крайне взволнован. Тоном человека, который слышит невероятные вещи и должен верить им, он стал задавать мне вопросы. Я знал, что Лопухин, достаточно знакомый с моей личностью, не мог сомневаться ни в моих словах, ни в словах Савинкова и других товарищей, на которых я ссылался. Тем не менее он, видимо, с трудом усваивал то, о чем я говорил»[248]. Потрясенный картиной предательства, Лопухин наконец признал, что Азеф сотрудничал с полицией.
247
Бурцев В.Л. В погоне за провокаторами. М., 1989. С. 68.
248
Бурцев В.Л. Указ. соч. С. 122.