Страница 175 из 186
Серьезный конкурент у радио зародился в 1930-е годы: Би-би-си начала и телевещание, впоследствии приостановленное войной.
Орудие убийства в рассказе «Человек, который любил игрушки» имеет косвенное отношение к телевидению и кино. Здесь у преступников замысел самый тонкий: убийство маскируется под самоубийство, а орудие найти практически невозможно. Взгляды полиции естественным образом прикованы к револьверу, из которого застрелился Льюис Энстоун, между тем как истинным орудием убийства, приспособлением, которое заставило его выстрелить себе в глаз, является игрушечный револьвер-«кинотеатр».
Любопытно, что во всех трех рассказах орудия убийства связаны со средствами коммуникации — одним из самых ярких достижений прогресса в XX веке.
А. БОРИСЕНКО, А. ЗАВОЗОВА
ДЕТЕКТИВ И ГРОМКИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ ВЕКА
С самого начала существования детективного жанра писатели использовали реальные преступления как основу для своих сюжетов — так поступали Эдгар По, Чарльз Диккенс, Уилки Коллинз. Криминалистика, в свою очередь, многим обязана детективной литературе: герои Эмиля Габорио начали снимать гипсовые слепки со следов задолго до того, как этот метод взяла на вооружение французская полиция, Конан Дойл стал считать отпечаток пальца надежным свидетельством раньше, чем английское правосудие.
Авторы Золотого века несколько меньше своих предшественников увлекались тонкостями полицейского расследования, однако и их воображение будоражили громкие преступления — особенно те, где преступника не удавалось найти или его вина оставалась недоказанной. Детективный клуб в 1936 г. издал два сборника: «Анатомия убийства» и «Еще раз анатомия убийства», в которых писатели размышляли над нераскрытыми преступлениями прошлого. Нетрудно заметить, что больше всего их привлекало супружеское убийство. Дороти Сэйерс цитирует адвоката, который говорил, что не нужно искать в таком преступлении дополнительный мотив — самого факта супружества вполне достаточно. Однако мисс Сэйерс тут же замечает, что автор детектива, в отличие от судей и присяжных, ищет не самое простое объяснение, а, наоборот, самое невероятное. Может быть, поэтому писатели часто скептически относились к вердиктам присяжных и предлагали изобретательные альтернативные версии.
Пожалуй, среди авторов, представленных в этой антологии, к судебной хронике чаще всего обращались Энтони Беркли и Джон Диксон Карр. В романе «Отравленный шоколад» Беркли использовал целых шесть реальных судебных дел. Реальными преступлениями интересовалась также и Дороти Сэйерс — в романе «Приложено к делу» она вполне сознательно делает героиню похожей на знаменитую Эдит Томпсон, приговоренную к смертной казни на одном из самых нашумевших процессов начала XX века. В романе Сэйерс молодая женщина расправляется с мужем руками любовника, причем действует хладнокровно и безжалостно. В реальной жизни все было не так просто. Эдит Томпсон, скучающая домохозяйка из Илфорда, вступила в любовную связь с молодым жильцом по имени Фредди Байуотерс. Она писала ему письма, где высказывала настоятельное желание избавиться от постылого супруга. В конце концов Фредди зарезал мужа Эдит. Но не существовало никаких доказательств, что она знала о готовящемся преступлении. «Эдит Томпсон повесили женщины Англии», — заявляет Энтони Беркли. Повесили за то, что она подрывала семейные устои, изменяла мужу и превосходила каждую из них женственностью. Это очень поэтичное объяснение, но мужчины тоже приложили руку к казни «илфордской Мессалины», как прозвали ее газеты. Заместитель генерального прокурора солгал присяжным, что в письме к любовнику Эдит назначила ему свидание на месте будущего убийства. Ничего подобного в письмах не было, а сами письма присяжным не предоставили из соображений благопристойности: в них упоминались такие скандальные вещи, как менструация и оргазм. Против Эдит сыграло и то обстоятельство, что Фредди был моложе ее на девять лет: ей было 29, ему — всего 20.
Обоих приговорили к смертной казни; после суда было собрано огромное количество подписей с требованием пересмотра дела. Тем не менее g января 1923 г. осужденных повесили. По всей видимости, Эдит Томпсон была беременна.
История Эдит Томпсон легла в основу нескольких детективов и биографий, о ней сняли фильм, ее могилу до сих пор показывают туристам.
В книге «Еще раз анатомия убийства» Энтони Беркли разбирает другой судебный процесс, сюжет и действующие лица которого очень напоминали дело Эдит Томпсон. Это был суд 1935 г. над миссис Раттенбери и ее молодым любовником. По мнению Беркли, подсудимая избежала виселицы только благодаря тому, что все помнили о несправедливости, допущенной по отношению к Эдит. «Если бы миссис Томпсон не повесили, то миссис Раттенбери повесили бы наверняка».
Решение присяжных часто зависело не столько от фактов, сколько от эмоционального отношения к подсудимому. Это прекрасно понимает герой рассказа «Показания судьи»: «Гэмбл не раз участвовал в заседаниях уголовного суда как главный герой или же как заинтересованный зритель и прекрасно отдавал себе отчет в важности драматической паузы, каковую он и сделал, наклоняясь к барьеру трибуны и спокойно, торжествующе улыбаясь». В рассказе «Чайный лист» прокурор пытается воспользоваться «инстинктивным стремлением британских присяжных и британских судей к защите нравственности: они всегда готовы повесить человека, обвиняемого в убийстве, за аморальные отношения с противоположным полом». Кроме того, суд был своего рода представлением, куда охотно ходила публика. Особенно любили это развлечение женщины. «Разумеется, зал суда был полон женщин — расфуфыренных и надушенных — жен пэров, букмекеров и политиков» («Чайный лист»). Большое влияние на присяжных оказывало красноречие адвоката: «Хейзелдин всегда одерживает верх, или, по крайней мере, так кажется. А значит, на его стороне и симпатии присяжных». Очень возможно, что прототипом Хейзелдина послужил блестящий адвокат сэр Эдвард Маршалл Холл, который в двадцатые годы находился в расцвете своей карьеры. Но в начале XX века у артистичного барристера появился серьезный соперник — компетентный эксперт.
В рассказе «Чайный лист» эксперт — профессор Мозли — выступает на стороне защиты. Однако самый известный эксперт того времени прославился тем, что отправил многих обвиняемых на виселицу. Впервые молодой патологоанатом Бернард Спилсбери привлек к себе внимание в 1910 г., когда ему довелось сыграть решающую роль в громком судебном процессе. История Криппена — американца, жившего в Лондоне, — на первый взгляд была довольно обыкновенной: муж убил постылую жену, чтобы соединиться с любовницей. Однако в деле было много деталей, распаливших воображение публики.
Во-первых, судя по свидетельским показаниям, жена Криппена, бывшая певичка варьете, открыто изменяла мужу и всячески над ним издевалась. Роджер Шерингем (сыщик, придуманный Энтони Беркли) говорит в одном из романов, что если существовала на свете женщина, которая просто напрашивалась на то, чтобы ее убили, то это была Кора Криппен. Сам же Криппен был врачом-гомеопатом, безобидным и добросердечным человеком. На суде он держался мужественно, вину свою отрицал, изо всех сил выгораживал любовницу — словом, производил приятное впечатление. Во-вторых, парочка уже отплыла на корабле в Канаду (причем любовница Криппена была переодета мальчиком), и их задержали в порту прибытия благодаря радиосвязи с кораблем, что было первым случаем такого использования радиограммы. И в-третьих, против Криппена практически не было доказательств. Да, его жена исчезла неизвестно куда. Да, он привел в дом любовницу и отдал ей украшения жены. Да, под полом его квартиры удалось обнаружить фрагменты человеческих останков, но установить, что они принадлежали жене Криппена, не представлялось возможным (не было найдено ни головы, ни конечностей). Тут-то и вышел на сцену Бернард Спилсбери — он не только обнаружил в останках следы скополамина (сильнодействующего алкалоида), но и уверенно утверждал, что ему удалось идентифицировать шрамовую ткань в нижней части живота (в этом месте был шрам у покойной Коры Криппен). Это свидетельство оказалось решающим — Криппен был приговорен к смертной казни и повешен.