Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 18

– Любите друг друга! – предлагает романтический вариант официантка, проходя мимо.

– Трахаетесь! – подает кто-то реплику из зала.

– Кувыркаетесь!

– Вступили в половую связь!

Саша наконец выговаривает:

– Вы… У вас что-то есть?

– Послушайте, если два человека зашли выпить кофе… – начинает Ефимов, но Варя его перебивает:

– Да, что-то есть. Рассказать, что именно?

– Не надо.

Саша возвращается к своему столику.

Через некоторое время Варя и Ефимов уходят, не глядя на него.

– Чудак ты, чудак… – вздыхает Арина.

– Помолчи.

Саша пьет чай. Отодвигает чашку. Открывает ноутбук.

Стучит по клавишам.

Входит Виктор с красивой женщиной. Они садятся за столик.

– Пошла, – говорит Саша.

– Не хочу, – противится Арина.

– Пошла, я сказал!

Арина встает и неохотно идет к Виктору и женщине.

– Отличный эпизод! – слышится чей-то голос.

88

Это говорит Савчук.

Мелецкий и Лика кивают.

Саша кисло улыбается.

– Женщина видит мужчину с другой и понимает, как она к нему относится, это и по жизни правильно, и по кино эффектно, – продолжает нахваливать Савчук. – Ты, Саша, будто и не рад. Тебе говорят приятные вещи, а ты что, недоволен?

– Я доволен. Просто удивляюсь, что в жизни и в сериале могут быть совпадения.

– На то и талант, чтобы они были! – поднимает палец Мелецкий.

– И никаких колес обозрения, никакой блевотины, – говорит Лика, с одной стороны, как бы тоже хваля, а с другой – ненавязчиво напоминая о Сашиных косяках. Держит в тонусе – опытный редактор!

– Но финал провальный! – говорит Савчук.

– Это да, – говорит Мелецкий.

– К сожалению, – говорит Лика.

– Если Виктор признается, что у него с посторонней женщиной отношения, сюжет опять сворачивает куда-то в сторону. Никаких отношений нет! – диктует Савчук. – Просто женщина должна сработать, как, – он щелкает пальцами, вспоминая слово. – Ну, в химических реакциях…

– Катализатор? – пробует угадать Лика, учившаяся в школе в двадцать первом веке и скачивавшая, как все, рефераты из интернета.

– Нет!

– Лакмусовая бумажка, – вспоминает Мелецкий, успевший поучиться в стариной советской или постсоветской школе, поэтому имеющий более глубокие познания по всем предметам.

– Да! Как лакмусовая бумажка – проявляет настоящие отношения! И начинается любовь!

– А женщина? – спрашивает Саша.

– Какая женщина?

– Та, с которой пришел Виктор. Может, это его жена, которая вернулась и его любит?

– В заявке этого нет, – тут же реагирует Лика.

– Ну и что? Если бы Лев Толстой написал в заявке, что Анна Каренина и Вронский будут жить счастливо и умрут в один день, а потом понял бы, что по логике она должна погибнуть, вы бы ему текст завернули?

– А что, я бы завернула, – улыбается непробиваемая Лика.



– А я бы нет, – возражает Мелецкий. – Под колеса – это как раз то, что надо.

– Мы тут не про Толстого, – напоминает Савчук. – Если бы эта бывшая жена давала новый интересный поворот – черт с ней! Но она убивает сюжет!

– Я просто понял, – задумчиво говорит Саша, – что никогда такого не бывает, чтобы чья-то любовь по кому-то не ударила.

– Она и ударяет. По ее мужу, – говорит Савчук. – Короче, Саша, финал эпизода: герой и героиня понимают свои отношения. Первая настоящая искра настоящей любви. И пишем дальше, можем еще успеть.

– Нет, – говорит Саша. – Я не смогу. Альберт Григорьевич, я больше вообще не хочу этим заниматься. Эти вымышленные герои и вымышленные отношения – они съедают мой мозг. Они съедают мою жизнь. Я хочу думать о настоящем, о своем, о том, что мне интересно.

Мелецкий говорит с неожиданной дипломатичностью (когда надо – умеет), с теплотой, с человечинкой:

– Саша, это и есть настоящее, твое, мы же видим! Ты просто немного устал.

Но Савчука интересует деловая сторона вопроса.

– Ты хочешь сойти с проекта? Отказаться? – прямо спрашивает он.

– Да. Я ненавижу этот сериал уже в начале, что же будет дальше? Я ненавижу этих героев.

– Которых вы сами и предложили! – делает выпад Лика.

– Мало ли. Голова большая, в нее чего только не влетает. То и плохо, Лика, – говорит Саша девушке с такой доверительностью, что глаза ее становятся напряженными – словно пьяный мужик в метро говорит ей комплименты и навязывает знакомство. Впрочем, она в метро давно не ездит. Кто-то ей машинку купил. – То и плохо, – говорит Саша, – что лезут именно эти герои. А настоящие уже тут, – он стучит себя по голове, – не выживают. Им там пусто и холодно. Они не хотят жить там, где нужно все время помнить про защиту от дурака. Жить и оглядываться на продюсеров, редакторов, формат, рейтинги! Они не хотят, чтобы им постоянно затыкали рот: длинный диалог, много слов, короче, короче, короче, это ты, Витя, все время мне тарабанишь: много слов – не кино! – будто ты и в самом деле понимаешь, что такое кино! Да блин, когда до тебя дойдет, что не бывает длинных и коротких диалогов, есть плохие, а есть хорошие! Независимо от размера! – Саша говорит вдохновенно, будто излагает свое кредо, забыв, что он-то как раз мечтает создать кино без диалогов и вообще без слов.

Мелецкий приятно улыбается, его это ничуть не задевает. Он и не такое видел и слышал от авторов.

– Все понимаю, – говорит Савчук, на самом деле не понимая и не собираясь понимать. – Но у нас договор. У тебя обязательства.

– Нет, Альберт Григорьевич, у нас договор только на заявку, я ее написал, ее приняли.

– В самом деле? – обращается Савчук к Мелецкому.

– Мы сами решили, что будем составлять поэтапные договоры, а не на всё сразу. Подстраховались.

– Да уж, подстраховались! И он подстраховался. И договора нет, и денег не платили, имеет полное право не работать!

– А не надо жадничать! – не удерживается Саша от мстительной реплики.

Но произносит ее не злорадно, а легко и весело. И даже словно жалея своих оплошавших деловых партнеров.

– Учти, Саша, – холодно говорит Савчук, – это чревато последствиями. Ты можешь больше не получить работу. Наш мир тесен, твоя слава автора, который бросает проекты, разлетится быстро. Рискуешь выпасть из процесса – навсегда. Понимаешь?

– Я только об этом и мечтаю, – отвечает Саша. – Выпасть из процесса.

89

Выйдя на улицу, он громко говорит, пугая прохожих:

– Свободен наконец! Свободен наконец! Слава тебе, Боже, я свободен наконец!

( Титр: «Надпись на надгробии Мартина Лютера Кинга». )

90

Саша едет в машине.

У него видения.

91

Ефимов показывает Варе интерьер какого-то особняка. Заводит в спальню. Просит оценить кровать. Варя кивает: да, кровать хороша. Ефимов обнимает ее, целует, укладывает, начинает раздевать…

Ефимов привозит Варю к причалу на роскошном автомобиле. Она вступает на борт роскошной яхты. Ефимов показывает ей роскошную каюту. Обнимает, целует, начинает раздевать…

Варя показывает Ефимову свои эскизы. Тот с огорчением качает головой: не то. Варя обнимает его, целует, начинает целовать….

По ночной дороге едет машина, вдруг начинает вилять, останавливается. Варя выскакивает, бежит по полю. Ефимов гонится за нею. Сбивает с ног, ударяет кулаком, начинает раздевать…

92

Саша задумался на светофоре. Сзади сигнал. Саша выскакивает и кричит:

– Чего дудишь, а? Куда торопишься? Умер у тебя кто-нибудь? Родился? На распродажу торопишься? Тебе ведь некуда спешить на самом деле! Тебя никто не ждет, ты никому не нужен! И сдохнешь один в гараже рядом со своим ржавым «мерседесом», понял?

Из автомобиля выходит парень с бейсбольной битой в руке.

Саша усмехается: