Страница 9 из 15
– Фантастическая идиотка! – восхищается Сима. – Ты же дискредитируешь идею! А если телефон прослушивается?.. Выходит, наша голодовка – чистый блеф?
– Оля! – кричит в трубку Татьяна. – Отзвони в ВТО Антонине Васильевне!.. Скажи, что мы с Левушкой отказываемся от Пицунды! Пусть отдадут путевки кому-нибудь другому!..
Вечером Левушка обходит посты. У центрального входа дежурят Тюрин и Андрей Иванович.
– Сейчас-то потише, – докладывает Тюрин. – А днем был ужас!.. Оцепление милиции… Толпа с лозунгами… Орут… Бьют стекла…
– А почему бьют стекла? – удивляется Левушка. – Ну да, они же не знают, что произошло! Надо объяснить людям нашу позицию…
– Наивный вы человек, – усмехается Андрей Иванович. – Вы никогда не сталкивались с таким явлением, как организованный праведный гнев трудящихся? Будьте уверены, им уже объяснили вашу позицию.
В одном из театральных переходов Левушку настораживает некий странный звук, похожий на стук молотка по металлу. Левушка озирается. Тоннель пуст. Левушка заглядывает в темный проем – тут находится лестница, ведущая на чердак.
– Эй! – кричит он в пугающую темноту. – Кто там?.. Советую не прятаться! Сейчас сюда соберутся все посты и вам не поздоровится!
– Соберутся они тебе, с-час! – слышится откуда-то сверху ворчливый голос, и через секунду из мрака появляется столяр Кондратьич. – Отсюда никуда не докричишься!.. Изоляция, как в Петропавловке!
– Кондратьич! – Левушка принимает строгий вид. – Ты чего это здесь? Знаешь, который час? Половина второго!
– Сигнализацию делаю! – снисходительно объясняет Кондратьич. – Чтоб через крышу никто не проник! Ступи-ка на лестницу!.. Ну ступи, ступи, не бойся!
Левушка ступает на лестничную клетку, и тоннель заполняет свирепая трель звонка.
– С ума сошел! – пугается Левушка. – Ты же весь театр подымешь! Нашел время экспериментировать! Выключи немедленно!
– Легко сказать «выключи»! – кручинится Кондратьич. – Я пока только систему включения отработал. А выключение – это второй этап.
…Левушка в своей гримуборной чистит зубы.
За ним с выражением немой укоризны маячит Боря Синюхаев.
– И не проси! – сурово отрезает Левушка. – Еще и суток не прошло, а им подавай свидание! Тут не пионерлагерь!
– Но и не Бухенвальд! – парирует Боря. – Что плохого в том, что люди хотят повидаться с родными? Это естественное желание!
– Но не в нашей ситуации! Просто так милиция их в театр не пропустит. Значит, снова нужно звонить по инстанциям, просить, унижаться…
– Почему унижаться? – Боря чувствует в Левушкиных аргументах слабину. – Не просить, а требовать! Свидание с родными – это наше святое право!
– Ладно, – сдается Левушка. – Только свидание не должно длиться более получаса. И на это время следует усилить посты.
…По театральным переходам движется шумная толпа родственников с сумками, свертками и авоськами. В актерском фойе их встречает такая же шумная толпа артистов. И снова слезы. Такое ощущение, что эта встреча происходит не в центре Москвы, а где-нибудь в читинском остроге…
– Ты совсем синяя! – тревожится Аллочкин муж, молодой бородач в джинсовом костюме. – Ты не обманываешь, вас действительно хорошо кормят?.. Ты сказала им, что у тебя гастрит?
– Толечка, не волнуйся! – Аллочка смотрит на мужа правдивыми и влюбленными глазами. – Кормят, как в «Арагви». Только никому об этом не говори, ладно?.. Все-таки официально у нас голодовка.
– Понимаю, – заговорщицки говорит бородатый Толечка и вынимает из сумки объемистый сверток. – В таком случае, вот!.. Это тебе от мамы. Тут пирожки с капустой. Съешь сама и передай товарищу.
– Толечка, спасибо, но… – мрачнеет Аллочка. – Я не возьму. У нас это не полагается, – и снова поднимает на мужа невозможно искренние глаза. – Ты не беспокойся, я тут жру, как слон!
– …Да не тычь ты мне свое яблоко! – с нарочитой суровостью одергивает сына Федяева. – Ты же знаешь, я их терпеть не могу! Как твое сольфеджио? Только не врать, Шурик!..
– Нормально! – хрумкает яблоком Шурик, узкий, бледный, ушастый отрок, похожий на умную летучую мышь. – Учу, как обещал… Мам, а правда, что вы против советской власти?
– Чепуха! – яростно говорит Федяева. – И ты не должен повторять вслух эту чушь! Эти мерзкие сплетни распространяют злые и глупые люди! Кто тебе это сказал?
– Вера Ивановна! – Шурик увлеченно грызет яблоко. – А еще она сказала, что я не имею права на бесплатное обучение, потому что моя мать махровая антисоветчица. А я ей сказал, что она сволочь!
– Как ты посмел! – Федяева закатывает сыну звонкий подзатыльник. – Вера Ивановна – прекрасная учительница, пожилая женщина, заслуженный человек! Сегодня же извинись, понял?
…Левушкина мама поразительно похожа на сына: такая же круглолицая, толстая, одышливая, в глазах – зеленая искра романтического непо-коя. Единственно, чего ей недостает для полного сходства с Левушкой – это яркого блюдца лысины, венчающего облик нашего героя.
– Левушка, я не засну всю ночь, если ты не съешь хотя бы кусочек кулебяки. Тебе необходимо есть, у тебя плохое сердце, и жена совершенно за тобой не следит! Вот такой малюсенький кусочек – разве это принципиально?
– Ну какая кулебяка, мама? – морщится Лева. – Мы же объявили голодовку. Это была моя инициатива. Ты дезавуируешь меня как лидера!
– Юрий Михайлович сказал, – мама неожиданно склоняется к Левушкиному уху, – что тебе грозит тюрьма… Но он готов тебя защитить, если ты снимешь свои дурацкие требования…
– Ты разговариваешь с этим подонком? – отшатывается Левушка. – За моей спиной? Я запрещаю тебе вести с ним переговоры! Ты слышишь, запрещаю!
– Глупенький! – плачет мама. – Юрий Михайлович – интеллигентнейший человек… Он хочет тебе добра! Я презираю твоих друзей! Они тебя не понимают. Они же не люди – артисты!
…В стороне от гомонящей толпы сидит углубившаяся в чтение Гвоздилова. Завистливо потолкавшись среди чужих родственников, к ней подсаживается так никем и не востребованная Ниночка.
– А вы почему в одиночестве, Елена Константиновна? Учтите, больше свиданий не будет! Лев Александрович категорически против!
– Все мои в отъезде, – оторвавшись от книги, говорит Гвоздилова. – Старики на даче, муж в командировке. Слава Богу, догадалась, взяла с собой «Новый мир».
– А у меня и вовсе никого! – жалуется Ниночка. – Родители в Челябинске. Я же иногородняя. А как вы переносите голодовку? Ничего?.. Я – ужасно!
— Я– тоже! – простодушно отзывается Гвоздилова. – Еще один день – и съем собственную кофту… Вообще, долговременные подвиги не для меня. Меня надо сразу кидать на амбразуру, а то я опомнюсь – и всех продам!
– Сказать по правде, – набирается храбрости Ниночка, – я очень удивилась, когда вы остались… У вас все-таки особенное положение, кино, успех… Зачем вам эта голодовка?
– Сама не знаю, – усмехается Гвоздилова. – Человек познается по глупым поступкам. Замужество, деньги, карьера – это стереотипы биографии. А вот глупый поступок – он всегда только твой!..
Бессонный Лева обходит ночные посты. На сей раз у центрального входа дежурят Боря Синюхаев и Игорь Гордынский.
– Ну что на западном фронте? – интересуется Левушка. – Надеюсь, без перемен?.. Хотя если без перемен – это тоже скучно!
– Нам скучать не дают, – отзывается Гордынский. – Сегодня двоих шуганули. Пытались пролезть через бутафорский цех!
– Чего они добиваются? – удивляется Левушка. – Мы же их предупредили, что если они попытаются воздействовать на нас силой…
– Плевать они хотели на наши предупреждения, – усмехается Боря. – Слышишь, что на улице делается?.. А ведь уже первый час ночи!