Страница 7 из 166
В марте 1890 года Чунцин по англо-китайскому договору стал открытым международным портом, и сюда устремились иностранцы: миссионеры и торговцы. Селились они в основном за городской чертой, на окрестных холмах к югу от Янцзы. В начале XX века здесь проживало 59 миссионеров из разных стран. В городе имелись несколько учебных заведений нового типа, банки, множество торговых лавок со всевозможным, в том числе зарубежным, товаром и госпиталь, принадлежавший американцам. Современная промышленность, впрочем, отсутствовала.
Отличительной особенностью полумиллионного города было невероятное количество кули, занимавшихся водоснабжением населения из-за отсутствия водопровода. Как пишет один из очевидцев, «шесть тысяч кули обеспечивали [городское] благосостояние, перетаскивая на себе воду, необходимую предприятиям и жителям»43. Они шли беспрерывной вереницей, как муравьи, неся на плечах коромысла с двумя бадьями и ступая грубыми подошвами по каменным ступеням, ведшим от берегов Янцзы и Цзялинцзяна наверх в город. «От городских ворот к длинным и деловым улицам ведут каменные ступени различной высоты, — читаем мы в описании Чунцина, составленном в начале прошлого века двумя миссионерами. — …Улицы почти всегда мокрые от воды, разливаемой ее разносчиками… Большинство улиц узкие и грязные, и запах в них — ужасающий. Их прокладывали без всякого плана, поэтому город имеет несимметричную форму и в нем нелегко ориентироваться… [В особенности если ты бредешь] между прижавшимися друг к другу домами в 90 или 100-градусную жару по Фаренгейту [33–38 градусов по Цельсию]… Зимой часто сыро и уныло, зато весной и осенью стоит прекрасная погода… Храмов насчитывается великое множество как внутри, так и вне городских стен, равно как и торговых лавок, в которых продают свечи, бумагу и благовония, используемые при религиозных обрядах»44.
Кули жили на побережье, за городскими воротами, в грязных хибарах. Когда реки разливались (а это происходило каждую весну), вода смывала их жалкие постройки и тысячи бездомных людей заполняли городские улицы. Здесь, на каменных мостовых, они неделями пережидали наводнение, после чего возвращались назад. Цены на городское жилье были им не по карману.
Гуляя по городу, Дэн с товарищами не могли, конечно, не замечать социальной несправедливости, но в то время страдания простого народа их волновали мало. Гораздо меньше, чем глобальные вопросы национального возрождения Китая, который и после смерти Юань Шикая в июне 1916 года испытывал унижение как со стороны Японии, так и со стороны других держав, контролировавших Поднебесную и в политическом, и в экономическом отношениях. Смерть Юань Шикая даже ухудшила обстановку в стране. Сильный политик и крупный военачальник, Юань держал генералов, возглавлявших провинциальные и уездные правительства, в строгой узде. Но за полгода до его кончины в Юньнани, Гуанси и Гуйчжоу, то есть в провинциях, расположенных вблизи Сычуани, вспыхнули мятежи и местные милитаристы-олигархи объявили об отделении. Подавить восставших Юань не успел, и сепаратистское движение охватило и прочие провинции. Центральное пекинское правительство не смогло навести порядок, и Поднебесная распалась на ряд автономных территорий, во главе которых стояли военные губернаторы. Началась кровопролитная гражданская война. Западные державы, заинтересованные в сбыте оружия и в получении от местных китайских милитаристов дополнительных экономических льгот, поощряли это. Раздробленной оказалась и сама провинция Сычуань. Ее правительство полностью развалилось, различные районы перешли во власть милитаристских клик, столкновения между которыми не прекращались45.
В связи с завершением в ноябре 1918 года Первой мировой войны резко осложнилось и международное положение Китая. В начале мая 1919 года стало известно, что на проходившей в Париже конференции держав-победительниц, где вырабатывались условия мирного договора с Германией, потерпевшей в войне поражение, крупнейшие члены Антанты отказались удовлетворить требования китайской делегации — вернуть Китаю захваченную японцами в начале войны германскую колонию: порт Циндао и соседнюю бухту Цзяочжоу, расположенные на южном побережье Шаньдунского полуострова (Восточный Китай). Китайцы мотивировали свои требования тем, что означенные районы — исконно китайская территория. Однако японцы хотели оставить эту бывшую германскую колонию за собой. У них был весомый аргумент: покойный Юань Шикай обещал им, что после окончания войны в Европе вопрос о Цзяочжоу будет целиком решаться японцами46. Не желая конфликтовать с Японией, Англия, Франция и Италия, связанные с ней тайными соглашениями, отдали Циндао и Цзяочжоу Стране восходящего солнца.
В результате Китай потрясло грандиозное антияпонское движение. Начали его 4 мая 1919 года пекинские студенты, организовавшие массовые демонстрации. Их немедленно поддержали патриотически настроенные граждане во всех городах страны, в том числе в Чунцине. Здесь тоже большинство студентов вышли на улицы. Они стали раздавать листовки, призывая народ бойкотировать японские товары. Многие рыскали по торговым лавкам и, найдя японский товар, конфисковывали его, а потом публично сжигали. Группы учащихся день и ночь патрулировали Янцзы и Цзялинцзян, не разрешая судам, перевозившим японские грузы, пришвартовываться к берегу. Особенно масштабной была демонстрация 3 июня, когда свой протест одновременно выразили студенты двадцати городских учебных заведений (по разным данным, демонстрантов насчитывалось от полутора до трех тысяч человек)47.
Вместе со всеми в движении «4 мая» принял участие и Дэн. Два дня и ночь напролет он и другие студенты подготовительной школы шумно митинговали перед казармами чунцинского гарнизона, требуя от офицеров и солдат их поддержать. Вернувшись же в школу, торжественно разожгли костер на плацу перед главным входом и бросили в него всё, что было у них самих японского: сшитую в Японии одежду, коробки с зубным порошком и деревянные тазики для умывания. Ощущение гордости и собственной политической значимости долго не покидало их48.
Волнения в Чунцине, как и во всей стране, не утихали вплоть до 28 июня 1919 года, когда в Китае, было получено известие о том, что члены китайской делегации отказались поставить свои подписи под несправедливым Версальским договором держав Антанты с Германией.
Участие в патриотическом движении подогрело интерес Дэна к политике. Наряду с другими студентами он стал с интересом читать новые для него революционно-демократические издания — пекинскую газету «Чэньбао» («Утро») и популярный в то время среди молодых либералов журнал «Синь циннянь» («Новая молодежь»)49. Последний сначала издавался в Пекине, а затем в Шанхае одним из лидеров движения «4 мая» профессором Чэнь Дусю.
Между тем занятия подошли к концу. В середине июля 1920 года Дэн сдал экзамены. Правда, не блестяще, так как французский язык, считавшийся в школе главным предметом, не очень ему давался. Тем не менее его признали годным к учебе и работе во Франции, но две трети стоимости дороги потребовали оплатить из собственного кармана. В отличие, например, от его дяди Шаошэна, которому по результатам экзаменов вручили 300 юаней, необходимых для поездки.
Но Дэн не унывал. За деньгами он поехал домой, так как знал, что их ему даст отец, мечтавший, как мы помним, о том, чтобы его любимый старший сын получил блестящее образование. В то время папаша Вэньмин уже опять жил в Пайфане (власть в уезде сменилась, и его враг Чжан стал неопасен). Он, разумеется, дал сыну нужную сумму, несмотря на то что дела семьи обстояли из рук вон плохо. Для этого ему пришлось продать часть пахотной земли и даже занять деньги в семействе тестя и тещи. Перед дедом и бабушкой Дэна, а также его дядей по материнской линии он расписал радужные перспективы, которые открывала для их внука и племянника поездка за границу. По его словам выходило, что, получив иностранное образование, Дэн неминуемо разбогатеет и сможет заботиться не только об отце с матерью, но и о других ближайших родственниках50.