Страница 22 из 180
— Одна из пташек Подарги сидит на дереве в двух милях отсюда. Она потребовала у Нгашу Тангиса привести к ней меня. Сама она не может этого сделать, ее разодрала бы стая воронов.
— Вперед!
Орлица сидела на нижней ветке одинокого дерева, сжав когти вокруг тонкого насеста, согнувшегося под ее весом. Ее зеленые перья покрывала засохшая красно-черная кровь, а один глаз был вырван. Другим же она грозно глядела на медвежий народ, державшийся на почтительном расстоянии.
— Я — Аглая. Я давно тебя знаю, Кикаха-обманщик. И я видела тебя, о Вольф, когда ты был гостем большекрылой Подарги, моей сестры и царицы. Именно она отправила нас на поиски дриады Хрисеиды, гворлов и рога Властелина. Но только я одна видела, как они вошли в Лес Деревьев со Многими Тенями по другую сторону равнины. Я налетела на них, надеясь застать врасплох и захватить рог, но они увидели меня и встретили стеной из ножей, о которую я могла пораниться. Поэтому я снова взлетела так высоко, что они не могли меня видеть. Но я, дальнозоркая попрательница небес, могла их видеть.
— Они надменны, даже умирая, — тихо сказал по-английски Вольфу Кикаха, — и не без оснований.
Орлица выпила воды, предложенной Кикахой, и продолжала:
— Когда наступила ночь, они разбили лагерь на опушке рощи. Я спустилась на дерево, под которым спала дриада, укрывшись плащом из оленьей шкуры. На плаще была засохшая кровь, полагаю, человека, убитого гворлами. Они свежевали его, готовясь зажарить над своими кострами. Я опустилась на землю с противоположной стороны дерева. Я надеялась поговорить с дриадой, даже попытаться помочь ей бежать, но сидевший рядом с ней гворл услышал шум моих крыльев. Он выглянул из-за дерева, и это было его ошибкой, потому что мои когти вцепились ему в глаза. Гворл выронил нож и попытался отодрать меня от своего лица. Он этого добился, но вместе с моими когтями вырвал и оба глаза. Я предложила дриаде бежать, но когда она встала, плащ упал, и я увидела, что руки и ноги у нее связаны. Я ушла в кусты, оставив гворла выть по своим глазам, и по своей смерти тоже, потому что его собраться не станут обременять себя слепым воином. Сбежав через лес обратно на равнину, я снова смогла подняться в воздух и полетела к гнезду медвежьего народа сообщить тебе, о Кикаха, и тебе, о Вольф, возлюбленный дриады. Я летела всю ночь и весь день. Но охотничья стая очей Властелина увидела меня первой. Они были надо мной и впереди меня в сияньи солнца. Они обрушились сверху, эти псевдоястребы, и застали меня врасплох. Я упала, гонимая их ударами и тяжестью дюжины птиц, вцепившихся в меня когтями. Я падала, переворачиваясь снова и снова, истекая кровью под ударами их острых, как кремень, клювов. Потом я выправилась и собралась с мыслями. Я хватала визжавших воронов и откусывала им головы или же отрывала крылья и ноги, но убила вцепившуюся в меня дюжину только для того, чтобы подвергнуться нападению остальной стаи. И снова я дралась, и все повторялось. Они умирали, но, умирая, обрекали на смерть и меня, потому что их было много.
Наступило молчание. Орлица обожгла их вглядом оставшегося глаза, но жизнь быстро уходила из него. Медвежий народ притих, даже кони перестали храпеть, ветер, шептавший что-то с небес, был самым громким звуком.
Внезапно Аглая проговорила слабым, но по-прежнему надменным, резким голосом:
— Скажите Подарге, что ей незачем стыдиться меня. И пообещай мне, о Кикаха, — никаких обманных слов со мной! — пообещай мне, что Подарге обо всем расскажут.
— Обещаю, о Аглая, — сказал Кикаха. — Твои сестры прилетят сюда и унесут твое тело далеко от граней ярусов в зеленые небеса, и тебя пустят плыть через бездну, свободную в смерти, как и в жизни, пока ты не упадешь на солнце или не найдешь покой на луне.
— Я обязую тебя в этом, человечишко, — произнесла она. Голова ее опустилась, и она упала вперед, но железные когти так вцепились в ветку, что птица раскачивалась вверх ногами. Крылья ее обвисли и развернулись, их концы задевали траву.
Кикаха начал распоряжаться. Двум воинам он велел искать орлиц, чтобы передать сообщение Аглаи и рассказать о ее смерти. Он, конечно, ничего не сказал о роге, зато не пожалел времени на обучение посланников короткой речи на микенском. Удостоверившись, что они запомнили незнакомые слова, Кикаха отправил их в путь. Затем отряд задержался, перемещая тело Аглаи на вершину дерева, где она будет вне досягаемости для всех плотоядных, кроме пумы и стервятников. Для этого необходимо было срубить ветку, в которую она вцепилась, и поднять тяжелое тело до самого врехнего прочного сука. Здесь ее привязали стоймя к стволу сыромятными ремнями.
— Вот, — удовлетворенно сказал Кикаха, когда работа была завершена. — Ни одна тварь не приблизится к ней, покуда она кажется живой. Все страшатся орлиц Подарги.
В полдень шестого дня после встречи с Аглаей отряд сделал долгую остановку у источника. Лошадям дали отдохнуть и набить животы длинной зеленой травой. Кикаха и Вольф сидели бок о бок на вершине небольшого холма и жевали вареное мясо антилопы. Вольф с интересом смотрел на небольшое стало мастодонтов. Поблизости прятался в траве полосатый лев, девятисотфутовый образчик вида феликс атрокс. Лев, по-видимому, питал слабые надежды напасть на одного из детенышей.
— Гворлам чертовски повезло, раз они добрались до леса в целости, — говорил Кикаха, — тем более что они пешие. Между нами и Лесом Деревьев со Многими Тенями находятся ценаква и другие племена хинг гатаврит.
— Полукони? — переспросил Вольф.
За несколько дней с хровака он нахватал изумительный объем слов и даже начал усваивать кое-что из сложного синтаксиса.
— Полукони. Ои кентаврои. Кентавры. Их создал Властелин точно так же, как создал других чудовищ этого мира. На индейских равнинах водится много племен. Некоторые говорят по-скифски или сарматски, поскольку Властелин захватил часть своего кентаврийского материала из этих древних степняков. Но другие усвоили языки своих соседей — людей. И все приняли культуру индейцев прерий — с некоторыми вариациями.
Военный отряд вышел на Большую Торговую Тропу. Она отличалась от остальной равнины только вогнанными в землю на каждой миле столбами, увенчанными вырезанными из черного дерева изображениями тишкетмоакского бога торговли Ишкетламму. Кикаха велел отряду пуститься в галоп, когда они приблизились к ней, и не замедлять хода, пока Тропа не останется далеко позади.
— Если бы Большая Торговая Тропа шла к лесу, а не параллельно ему, — сказал он Вольфу, — все бы было отлично. Покуда мы оставались бы на ней, нас бы не тревожили. Тропа священна, ее уважают даже дикие полукони. Все племена получают тут стальное оружие, одеяла, драгоценности, шоколад, высококачественный табак и прочее от тишкетмоаков, единственного цивилизованного народа на этом ярусе. Я поспешил пересечь Тропу потому, что был бы не в состоянии помешать хровака задержаться на несколько дней для торговли, если бы мы наткнулись на купеческий караван. Заметь, у наших воинов больше мехов на лошадях, чем им нужно. Это просто на всякий случай. Но теперь мы, к счастью, далеко.
Шесть дней прошло, хровака не заметили никаких вражеских племен, за исключением выкрашенных в чернокрасную полосу типи иреннуссойков, маячивших вдали. Никто из воинов не выехал бросить им вызов, но Кикаха не расслаблялся, стараясь удалиться как можно дальше. На следующий день равнина начала меняться. Ярко-зеленая трава по колено перемежалась с голубоватой травой высотой в несколько дюймов. Вскоре отряд скакал по голубому пространству.
— Утоптанная территория полуконей, — пояснил Кикаха. Он высылал разведчиков на большие расстояния.
— Не давайте взять себя живым, — напомнил он Вольфу, — особенно полуконям. Человеческие племена, вместо того чтобы убить, могут принять тебя в племя, если у тебя хватит пороху весело распевать и плевать им в рожи, пока они поджаривают тебя на медленном огне, но полукони не держат даже человеческих рабов. Они будут много недель держать тебя живым и визжащим от боли.