Страница 3 из 25
— Есть хочется, — повторил Стас. Я кивнул. И тут до нас донесся папин голос:
— И все-таки, Галина, давай поговорим, пока детей нет. Чтобы не лезли.
Мы со Стасом затаили дыхание.
— Давай, — ответила мама. — Только не говори мне, что нашел инопланетный корабль.
— Нашел, — убитым голосом отозвался папа. — Ты как узнала, Галь?
— Ты их все время находишь.
Мяуканье прекратилось — мама начала кормить кошек, и в наступившей тишине особенно отчетливо было слышно, с какой виноватой интонацией папа рассказывает об очередном космическом корабле.
— Галь, помнишь, как мы с грузчиками вчера глыбу в запасник перетаскивали? Чтобы ремонту не мешала.
— Помню, конечно, — ответила мама.
— И что ты об этой глыбе знаешь?
— Все знаю. Ее нашли где-то возле сфинкса. По всей поверхности — иероглифы, но такие стертые, что реставрации не подлежат. Я сама писала заключение: «Научной ценности не представляет».
— Ага! — внезапно завопил папа. — Не представляет?! А как мы втроем могли ее передвинуть, ты не подумала? Каменную глыбу размером три на пять метров!
Мама молчала. Потом неуверенно спросила:
— А вы ее что, втроем перетаскивали?
Папа саркастически рассмеялся.
— Вот так-то! Ближе к народу надо быть!
— К грузчикам ближе? Ну, если ты настаиваешь… — покорно сказала мама. Мы со Стасом ухмыльнулись.
— Галина! Не остри! Не время. — Папа, похоже, был настроен сурово. — Я привык к твоему юмору. У меня иммунитет на твои выходки. Я даже не спорю, когда бедные ребята учат никому не нужный древнеегипетский…
— В жизни пригодится, — отрезала мама.
— Галина! — возмутился папа. — Ты же восточная женщина! Ты не должна пререкаться с мужем!
— Извини, дорогой, — как ни в чем не бывало ответила мама. Когда хочет, она ведет себя как восточная женщина, а когда хочет — как очень даже европейская. — Так что там с глыбой?
— Я отбил от нее кусок, — твердо сказал папа.
Наступила гробовая тишина. Потом мама сказала:
— Милый, только не волнуйся. Я приклею его на место, никто и не заметит.
— Не надо, я цемента маленько плеснул и приладил.
— Вандал! — охнула мама. — Ты же не реставратор! Ценна та глыба или нет, но ей уже пять тысяч лет! — От волнения она заговорила стихами.
— А под тонким слоем камня — отполированный металл, — парировал папа.
Снова стало тихо-тихо. Аж слышно, как кошки чавкают.
Я зажал себе рот руками, чтобы не заорать. Ай да папа! А я не верил…
— Какой металл? — спросила мама испуганно.
— Неизвестный науке! — провозгласил папа. Правда, через секунду менее уверенно добавил: — Мне, во всяком случае, неизвестный. Голубовато-серый, очень твердый. Я зубилом царапал — никаких следов. Галя! Внутри глыбы, которой пять тысяч лет, — пустотелый металлический предмет. Точно! Это может быть лишь инопланетный космический корабль.
— Что будем делать? — очень тихо и послушно спросила мама.
— Встанем рано, чтобы долго не спать, чтобы не терять время, — ответил папа. У меня глаза на лоб полезли. Впрочем… Раз уж папа нашел космический корабль, то вправе на радостях составлять и трехступенчатые фразы. У каждого лауреата Нобелевской премии должна быть своя маленькая странность, а то журналистам скучно будет.
— Обколем весь камень с корабля, — продолжал он тем временем. — Люк поищем, чтобы внутрь забраться, чтобы корабль осмотреть, чтобы первыми все узнать… Потом позовем журналистов и покажем. А то, если коллегам сказать, полмузея к открытию примажется. И твой начальничек Ленинбаев{5} — в первую очередь. — Папа скрипнул зубами.
— Он такой же мой, как и твой, — ледяным голосом сказала мама. — И не цепляйся к нему зря, он человек серьезный…
— Ну конечно, — язвительно согласился папа, — уж он-то космические корабли не ищет. Чтобы время зря не терять. — И закончил торжествующе: — И не находит!
Мама что-то примирительно ответила, но что — я не расслышал, потому что мне в ухо возбужденно зашипел Стас:
— Пошли отсюда, пошли, — и поволок за рукав обратно на площадку.
— Ты что?! — возмутился я уже за дверью.
— Что, что! — передразнил Стас. — Слышал же, папа сказал, «чтобы не лезли». Они без нас туда пойдут!
— А мы попросимся, — неуверенно возразил я.
— Так тебя и взяли! — Он презрительно усмехнулся. — Нет уж, если сами не пойдем, последние корабль увидим. Или вообще не увидим.
И, не советуясь больше со мной, он позвонил в дверь, как будто мы только что подошли.
Если бы за ужином папа или мама хоть раз заикнулись о корабле, я бы, наверное, не согласился на авантюру брата. Но, как и утром, за столом царила напряженная тишина, прерываемая только цоканьем когтей Ирбиса, которые ему лень втягивать в подушечки на лапах.
Стас не жуя проглотил свою порцию сосисок с макаронами, залпом выпил чай и, пнув меня под столом, объявил:
— Мы спать пошли.
— Угу, — подтвердил я, давясь сосиской.
Мама взглянула подозрительно (обычно нас в постель загоняют со скандалом), но папа обрадованно поддержал:
— Точно, идите спать, чтобы выспаться.
— Мухер-хухер, ардажер, вдеп сьер-га сакжер-сакжер[11], — хором продекламировали мы традиционное вечернее прощанье, и мама, успокоившись, ответила как всегда:
— Минерап саг зел азет, ытар бас, ук мытар, Сет[12].
Проходя по коридору в нашу комнату, Стас мимоходом выудил из кармана маминого плаща связку ключей.
Мы разделись, переложили кошек с кроватей на коврики, погасили свет и нырнули под одеяла. За стенкой папа с мамой принялись что-то оживленно обсуждать.
— Стас, — тихонько сказал я, — а за ключи нам влетит.
— Не влетит, — уверенно ответил он. — Через час вернемся и на место положим.
Не нравилась мне его затея, и я, устроившись поудобнее, закрыл глаза. Я надеялся, что, до того как затихнут родители, мы оба заснем.
Но не тут-то было. Я проснулся оттого, что Стас, светя в лицо фонариком, щекотал меня под мышкой:
— Вставай, каракуц сонливый, пришельцев проспим.
Распахнув окно, я первым спрыгнул на землю, взял у Стаса фонарик и помог ему спуститься. Перебежав улицу, мы знакомой дорогой добрались до ворот музея и перелезли через ограду. Звеня связкой, Стас принялся лихорадочно подбирать ключ к двери.
— Посвети, темно, — шепнул он. Направив луч на замочную скважину, я понял, что попадать в нее ключами Стасу мешает не столько темнота, сколько дрожь в руках. Я и сам чувствовал себя соучастником преступления.
Но вот щелкнул замок, дверь скрипнула, и мы, протиснувшись в темное фойе, на цыпочках побежали под лестницу — к запаснику. Тут проблем не было, дверь открылась сразу.
Первым, что попало в круг света моего фонарика, было злобное лицо Неменхотепа. Я вздрогнул, а Стас ухватил меня за руку.
— Ни-никакой он не э-экспонат, — выдавил он, заикаясь.
Я вытер пот со лба и предложил:
— Может, домой пойдем?
Но Стас уже взял себя в руки.
— Ну уж нет, — решительно ответил он. — Первое слово дороже второго. — И двинулся мимо Неменхотепа к каменной глыбе.
Светя фонариком, мы обследовали ее и без труда нашли приляпанный папой осколок. Я легонько ковырнул ногтем, и осколок отпал. Плохой из папы штукатур.
В неровной дыре блеснул металл.
— Понял?! — забыв все страхи, вскрикнул Стас так, будто сам сделал и эту глыбу, и металлический предмет внутри нее. — Я же говорил! — и он любовно погладил голубовато-матовую поверхность.
И тут в ватной тишине запасника раздался хруст, глыба дрогнула и раскололась широкой вертикальной щелью. Мы отскочили в сторону, а щель становилась все шире, и камень, как скорлупа с яйца, осыпался с гладкой поверхности металлического предмета.
Что-то со стуком выпало из этой щели, но мы, зачарованные, не отрывая глаз смотрели на капсулу космического корабля, уже совершенно очистившуюся от каменной скорлупы.
11
Спокойной ночи, мама, ночь делает веки тяжелыми (возм., др.−егип.).
12
Спите крепко, но и во сне не водите дружбы со слугами Сета (возм., др.−егип.).