Страница 86 из 129
Армии того времени целиком набирались из наёмников, поэтому финансы, а следовательно, и внутренняя политика, имели большое значение. Войска в основном состояли из плохо вооружённой пехоты и кавалерии. Помимо холодного оружия, уже использовались аркебузы, карабины, а с 1630-х годов – мушкеты[662] и патроны[663]. Артиллерия же оставалась ещё весьма примитивной.
Офицерами чаще всего становились выходцы из высшего дворянства, которые относились к своей должности как к собственности. Целью их действий нередко становилось скорее стремление к личной славе, чем выполнение приказов, которые к тому же из-за плохой связи иногда и вовсе не достигали адресатов. В армии царил серьёзный беспорядок. Солдаты были недисциплинированны, и даже офицеры нередко отсутствовали на посту и делали, что им вздумается. Снабжение войск было организовано плохо, мародёрство широко развито, а взятые города, как правило, подвергались разграблению и массовому насилию, что далеко не всегда шокировало современников.
Война в основном велась осадная, шла она медленно, с постоянными перемириями и перерывами, в частности на зиму, когда боевые действия чаще всего вообще прекращались. Войска передвигались от крепости к крепости, иногда им удавалось взять их почти без боя – переговорами или хитростью, либо используя эффект внезапности, – но обычно приходилось организовывать осаду по правилам военного искусства того времени, ведя её иногда по нескольку месяцев, а то и лет. Некоторые крепости вообще считались неприступными и могли быть взяты лишь измором.
Обычная армия начитывала несколько десятков тысяч человек, а большая достигала 100 тыс. человек. В результате крупного сражения погибало, как правило, 2-3 тыс. Состояние тогдашней медицины не позволяло спасти большинство раненых.
Самым мощным флотом в то время являлся испанский, а также португальский, голландский и венецианский. Даже английский был всё ещё не так многочислен и хуже оснащён, чем голландский. О французском флоте говорить вообще не приходится: его численность и сила практически были равны нулю, а титулы четырёх французских адмиралов давались принцам крови и другим знатным особам «для красоты» и получения связанных с ними доходов (например, от продажи грузов с потерпевших крушение кораблей и от доли собранных пошлин на суда и товары).
Основой флота являлись галеры, парусный флот (например, трёхмачтовые каравеллы, как у Колумба) был ещё молод и плохо развит. До Ришельё Франция не располагала ни одним кораблём на Атлантическом океане и лишь несколькими галерами на Средиземном море, в то время как – и об этом совершенно справедливо пишет кардинал в своём «Политическом завещании», – «глядя на выгодное расположение двух французских побережий – океанского и средиземноморского, равным образом обладающих великолепными портами, кажется, будто природа вознамерилась подарить Франции владычество над морями»[664].
На море ещё хозяйничали пираты. Даже недалеко от европейских берегов мавры нередко успешно нападали на торговые суда, грабя их имущество и уводя в рабство христианских пленников. Любое морское путешествие было крайне опасно и полно приключений, а ремесло моряка чревато серьёзным риском.
Европейские страны только-только начали колониальную экспансию. Однако Франция сильно запоздала, и в то время, как Испания и Португалия уже поделили Южную Америку, первые французские колонисты лишь начинали предпринимать робкие попытки освоения новых земель.
Америка была открыта около ста лет назад, но уже началась её колонизация Испанией, Португалией, Голландией, Англией. Своему могуществу Испания во многом была обязана галионам, полным золота, серебра и драгоценностей из нового Эльдорадо. Сумевшие обойти мыс Доброй Надежды португальцы успешно торговали привезёнными из Индии специями (что сильно ослабляло коммерческие позиции Венеции, которой до этого долго удавалось поддерживать высокие цены благодаря отсутствию конкуренции и контактам с Оттоманской Портой). Англия осваивала Северную Америку. Франция же лишь только начинала подумывать о колониях, но в конце концов сумела вовремя включиться в общее движение.
Французское общество конца XVI века утратило многие феодальные черты, однако всё ещё было преисполнено консерватизма и стремления к жёсткой организации и иерархии. Как во времена Средневековья, большое значение имели ранг и старшинство, общество было основано на неравенстве и делилось на классы и сословия.
Ведущая роль в нём принадлежала дворянству и духовенству. Знать старалась добыть честь и славу на поле битвы или на государственном поприще. В отличие от протестантских стран, французскому дворянству было запрещено заниматься коммерцией под страхом утраты своего статуса и прерогатив[665]. Дворяне были обязаны служить государству, зато имели освобождения от налогов и прочих повинностей и пользовались всяческими привилегиями, нередко символическими, но считавшимися весьма престижными.
Король Генрих III
Принцы крови и родовитые дворянские семьи (Конде, Гизы, Эперноны, Монморанси, Роганы, Мортемары и др.) играли важную роль. Некоторые из них по-прежнему считали себя удельными князьями и прямыми личными вассалами короля, а не подданными королевства.
Политика и стабильность власти и страны сильно зависели от личности короля, его благосостояния, наличия у него наследника, династических связей, а также от королевских фаворитов и фавориток. При Генрихе III это проявилось особенно ярко, когда влияние его фаворитов и миньонов стало просто огромным.
Право в те времена было основано на обычае, а также на нормах, унаследованных от римского права. В провинциях встречались разнообразные модификации этих норм, и кроме того, каждая местность могла также иметь свои собственные традиции и обычаи.
Экономическое развитие страны шло в основном за счёт крестьянства, львиная доля налогов лежала на нём. Все несчастья, связанные с военными действиями, а также эпидемии и голод в первую очередь обрушивались на крестьян. Эпидемии чумы, например, могли длиться годами, средств от неё не существовало, за исключением строгого карантина. Детская смертность была огромна (чем и объясняется критикуемая сегодня «бездушность» того времени, равнодушие к воспитанию и малолетним детям). Медицина была развита чрезвычайно слабо, и Мольер находился не так уж далеко от истины в своих насмешках над тогдашними лекарями. Кстати, как Ришельё, так и Людовик XIII являлись настоящими страдальцами и неоднократно стояли буквально на волосок от смерти.
Возникавшая в городах буржуазия, особенно представители либеральных профессий, пыталась добиться большего влияния и веса, что проявлялось, в частности, в её наказах при созыве Генеральных штатов. Более того, все три сословия были согласны в одном: Генеральные штаты должны созываться часто (не реже, чем раз в пять лет). Если бы королевская власть удовлетворила это требование, то можно было бы ожидать во Франции развития парламентаризма на английский манер, а не королевского абсолютизма.
Париж насчитывал лишь 300-400 тыс. жителей, однако считался большим городом. Двор нередко переезжал с места на место со всей свитой и охраной (лишь при Людовике XIV знать прочно осядет в Версале). Провинция была чрезвычайно раздроблена, большинство населения даже не знало французского языка, не говоря уже о грамотности[666]. Даже дворянство нередко было слабо образованно, и лишь духовенство обладало некоторой культурой. Языком церковной службы являлась латынь, и большинство книг, даже светских и научных, были написаны на латыни[667].
662
Важное изобретение, так как мушкеты позволяют вести более точную и равномерную стрельбу.
663
Изобретены и впервые применены в Швеции в 1630 – 1640 гг.
664
Разд. V гл. IX ч. П. С. 267 наст. изд.
665
Ришельё удалось провести несколько исключений при организации своих колониальных предприятий (см. раздел «Хронология…»).
666
Лишь после революции 1789 г. благодаря усилиям аббата Грегуара знание французского стало почти повсеместным, однако даже сегодня в различных регионах Франции некоторые жители говорят на провансальском, бретонском, каталанском языках, на эльзасском, корсиканском и других диалектах, помимо которых существуют и многочисленные местные наречия.
667
Многие из своих книг Декарт написал сначала на латыни, и публикация его «Рассуждения о методе» в 1637 г. сразу же на французском языке явилась для того времени новшеством.