Страница 64 из 129
Помимо того, что это обычное явление, когда лица, находящиеся не у дел, стараются делам навредить, нет вообще таких неприятностей, коих подобные люди не могли бы устроить, а посему государям надлежит принять все возможные меры предосторожности против их злонравия, которое рядится во столько одежд, что часто оказывается непросто от него защититься.
Среди этих личностей есть некоторые, напрочь лишённые мужества и ума, но это не мешает им изображать как великую твёрдость духа, так и глубокую и серьёзную мудрость, и выставлять себя в благоприятном свете, высказывая придирки по поводу чужих поступков, причём даже тех, что заслуживают всяческих похвал и не могут быть превзойдены в тех обстоятельствах, о которых идёт речь.
Бюст кардинала Ришельё
Дж.-Л. Бернини (1598 – 1680), 1640 – 1641
Римский скульптор создал этот бюст по заказу Мазарини, вероятно, опираясь на присланный ему тройной портрет кардинала Ришельё работы Ф. де Шампеня. По всей видимости, мраморное творение Бернини кардиналу Ришельё не понравилось, потому что вскоре он заказал Ж. Варену другой бюст (настоящая часть, Гл.IX, разд.V).
Нет ничего проще, чем находить правдоподобные причины для осуждения того, что не могло быть сделано лучше и что было предпринято настолько обоснованно, что нельзя было того не сделать, не совершив непростительной ошибки.
Иные же из не имеющих ни ума, ни мужества своими жестами, качанием головы и серьёзной гримасой на лице выражают неодобрение тому, что не посмели бы осуждать вслух и что вообще не может быть подвергнуто порицанию с разумной точки зрения.
Чтобы не потакать подобным людям, государям недостаточно не допускать их к своему уху; надобно вообще запретить им показываться в кабинете и при дворе, так как мало того, что легковерие придворных подчас столь велико, что достаточно завести с ними беседу, как можно тут же их убедить, но даже и тогда, когда убедить их нельзя, у них всё равно остаётся некоторый осадок, который окажет воздействие в другой раз, если интриганы продолжат жужжать им в уши. И впрямь, отстранённость таких лиц от деятельности часто заставляет их судить о деле скорее по числу свидетелей, нежели по весомости обвинений.
Едва ли мне удалось бы рассказать обо всех несчастьях, приключившихся по вине этих злонамеренных людей в царствование Вашего Величества, однако я испытываю к ним столь живое отвращение, думая об интересах государства, что сие принуждает меня сказать: дабы предотвратить перипетии, подобные тем, которые произошли в моё время, не следует проявлять жалость по отношению к таким людям.
Какой бы твёрдостью и постоянством ни отличался государь, он не может, не совершив весьма опрометчивого поступка и не подвергнув себя смертельному риску, держать при себе негодяев, способных внезапно его обмануть, подобно тому как при заражении злокачественный недуг в одно мгновение охватывает сердце и мозг самых сильных и крепких людей, когда они считают себя вполне здоровыми.
Нужно гнать эту общественную заразу и никогда не подпускать её к себе, пока ехидны не исторгнут весь свой яд, а такое случается столь нечасто, что необходимость заботиться о спокойствии государства скорее обязывает постоянно держать их в отдалении, нежели проявлять милосердие, побуждающее их возвратить.
Смело выдвигаю это утверждение, ибо мне никогда не приходилось видеть, чтобы кто-то из любителей заговоров, кормящихся придворными интригами, отказывался от своих скверных привычек и менял свою натуру, разве что от бессилия, да и оно, собственно говоря, не изменяет их, поскольку они сохраняют стремление к совершению дурных поступков даже тогда, когда уже не в силах их совершать.
Прекрасно понимаю, что некоторые из этих испорченных натур могут искренне раскаяться и измениться, но поскольку из опыта я знаю, что на одного истинно раскаявшегося приходится двадцать, которые вновь берутся за старые козни, то смело прихожу к решению, что лучше поступить строго с одним человеком, достойным прощения, чем подвергнуть государство какой-либо неприятности излишней снисходительностью к тем, кто таит злобу в сердце и признаётся в своих прегрешениях лишь на словах, либо к тем, чьё легкомыслие должно внушать опасение, что последуют новые дурные поступки, ещё худшие, чем прежние.
Неудивительно, что ангелы никогда не делают зла, ибо они черпают от благодати Божьей, но чтобы люди, упорствующие в такого рода злобе, стали совершать добрые поступки, в то время как могут причинять зло, – это своего рода чудо, настоящим источником коего является всемогущая десница Господня, и воистину человеку высокой порядочности гораздо труднее выжить в век, развращённый подобными личностями, чем тому, чьей добродетели они не побоятся, ибо репутация его не столь безупречна.
Иногда считается за достоинство государя смотреть сквозь пальцы на вещи, которые поначалу представляются малозначительными; я же скажу, что ему надлежит прилагать все усилия для обнаружения и подавления в зародыше малейших интриг внутри кабинета и двора.
Великое пламя возникает от ничтожных искр, и тот, кто погасил одну из них, не догадывается о том, какой пожар предотвратил, но если он решит это выяснить и какую-то искру не потушит, то может оказаться в столь отчаянном положении, что его уже ничто не спасёт; впрочем, одинаковые причины не всегда вызывают одинаковые следствия.
Правда это или нет, будто одна маленькая рыбка может остановить большой корабль, ускорить ход которого не способна ни на мгновение, о из того, что натуралисты нам об этом сообщают, легко сделать вывод: нужно со всей тщательностью очищать государство от всего, что может остановить течение дел, а ускорить его никак не в состоянии.
В таких случаях недостаточно удалить высоких особ из-за их могущества, нужно сделать то же самое и в отношении ничтожных людишек из-за их злонравия: и те и другие одинаково опасны, и если есть между ними какая-то разница, так в том, что сильнее следует опасаться людей низкого звания, потому что они менее заметны.
Подобно тому, как вредный воздух, о котором я уже говорил, будучи заперт в сундук, часто разносит по всему дому заразную болезнь, что охватывает затем весь город, кабинетные интриги нередко приводят к возникновению при дворе многочисленных раздоров, которые в конце концов вызывают потрясение всего государственного организма.
Имея возможность доподлинно заявить, что я никогда не видел в королевстве смут, бравших начало от чего-то другого, повторю ещё раз, что куда важнее, чем кажется, не только гасить при первом же появлении малейшие искры подобных распрей, но и предупреждать оные посредством изгнания[549] тех, кто только и занят их разжиганием.
Спокойствие государства слишком важно, чтобы пренебрегать таким средством, не дав в том ответа перед Богом.
Иногда в мирное время я видел при дворе столько заговоров, имевших место по причине неупотребления этого спасительного совета, что они едва не опрокинули государство.
Когда мысль об этом, а также знания, которые история могла дать Вашему Величеству об этой опасности, коей многие, а особенно последние из Ваших предшественников, подвергались по той же причине, побудили Вас прибегнуть к данному средству, то я увидел Францию такой умиротворённой внутри, в то время как она вела войну за своими пределами, что при виде покоя, коим она наслаждалась, не казалось, что ей противостоят величайшие державы.
Могут сказать, что заговоры и смуты, о коих было сказано выше, происходили чаще из-за женских происков[550], нежели от коварства льстецов.
Но сие обстоятельство не только не противоречит сказанному, а, напротив, убедительно оное подтверждает, ибо, рассуждая о льстецах и иных подобных личностях, я не имею намерения исключать женщин, которые часто представляют большую опасность, чем мужчины. Женский пол наделён различными притягательными свойствами, которые более способны привести в расстройство и перевернуть вверх дном кабинеты, дворы и государства, чем чьё бы то ни было наитончайшее и искуснейшее коварство.
549
Изгнание (добровольное или принудительное) возмутителей спокойствия в государстве действительно было одним из излюбленных средств короля и кардинала в борьбе с ними: достаточно вспомнить принцессу де Конти, г-жу дю Фаржи, герцогов де Гиза, де Бельгарда, де Ла Валетта, графа де Субиза и многих других.
550
И в самом деле, любительницы заговоров Мария Медичи, Анна Австрийская, герцогиня де Шеврёз, г-жа дю Фаржи и другие дамы доставляли кардиналу никак не меньше хлопот, чем интриганы-мужчины.