Страница 47 из 129
Отмечаю эти два момента по той причине, что мне приходилось часто наблюдать, с каким трудом Ваше Величество набирается терпения, чтобы выслушать даже самые важные для себя вещи. А когда возникала необходимость объявить монаршью волю не только сильным, но и малым мира сего, а также людям среднего чина, Вам было весьма нелегко на то решиться, когда Вы предвидели, что сказанное им не понравится.
Признаю, что подобные колебания свидетельствуют о Вашем великодушии, но, не будучи льстецом, не могу не прибавить, что они являются и проявлением определённой слабости, каковая может быть простительна для обычного человека, но не для великого государя, ввиду проблем, могущих из– за неё возникнуть.
Тот факт, что подобная линия поведения навлекает всю зависть и ненависть по поводу принятых решений на советников Вашего Величества, значения не имеет: это были бы пустяки, если бы такой ценой обеспечивался надлежащий ход дел; но необходимо учесть, что в целом ряде случаев влияния министра, как бы велико оно ни было, оказывается недостаточно, чтобы принести известные результаты, требующие монаршьего приказа и абсолютной власти.
Кроме того, если однажды аристократы уверятся в том, что ложный стыд мешает Королю исполнять его обязанности и править самовластно, они возомнят, что своей настойчивостью могут получить то, что противно законам разума, и в конце концов их дерзость может зайти очень далеко, ибо, зная, что их государь страшится быть повелителем, они сами перестанут быть его подданными.
Необходимо обладать мужеством и совершать все поступки под влиянием рассудка, не идя на поводу у своих наклонностей, которые часто ставят королей на край опаснейших пропастей; и если устремления, застящие государям глаза и велящие слепо делать то, что заблагорассудится, в состоянии произвести зло, когда им следуют, позабыв об умеренности, то естественное отвращение, которое короли иногда начинают беспричинно испытывать, способно принести ещё больше зла, ежели рассудок не удерживает это чувство в желаемых пределах.
В некоторых случаях Вашему Величеству приходилось призывать на помощь осторожность для того, чтобы удержаться от проявления этих двух страстей, в особенности второй, ибо гораздо легче причинить зло, следуя своему отвращению, поскольку для этого королю требуется только отдать соответствующий приказ, нежели сделать добро, следуя велениям своей склонности, чего нельзя осуществить, не поступившись выгодой, на что многие люди решаются с превеликим трудом.
Обе эти страсти уму государей противны, особенно тогда, когда, мало отдавая себе в этом отчёт, короли гораздо чаще руководствуются своими естественными побуждениями, чем доводами рассудка.
Такие чувства иногда заставляют их вставать на чью-либо сторону в раздорах, обыкновенно случающихся между придворными, отчего, как я наблюдал, происходят великие неприятности, тогда как достоинство обязывает государей принимать сторону одного лишь разума – единственного союзника в любых обстоятельствах. Им нельзя поступать иначе, не утратив права именоваться верховными судьями и правителями, ибо, становясь участниками ссоры, они в какой-то степени низводят себя до уровня своих подданных.
Тем самым они способствуют возникновению в своём государстве многочисленных мятежей и заговоров, ибо те, кому приходится защищаться от королевской власти, прекрасно знают, что не могут прибегнуть к силе, а потому придумывают, как от неё оградиться с помощью интриг, происков и козней, отчего в государствах часто случаются великие смуты.
Искренность, которую должен проявлять человек, составляющий завещание, не позволяет моему перу закончить этот раздел, не сделав признания, столь же откровенного, сколь полезного славе Вашего Величества и доказывающего всему свету, что Закон Божий всегда был преградой на пути какой-либо склонности или отвращения, каковые могли овладеть Вашей душой, которая, будучи подвержена пустяковым недостаткам человеческим, всегда по милости Господа была свободна от самых крупных пороков, присущих государям.
ГЛАВА VII,
в которой показано нынешнее состояние дел при королевском дворе и предложены самые необходимые средства для приведения оного в надлежащий вид
По всем законам искусств и правилам дисциплины следует всегда начинать работу с того, что даётся легче всего.
Исходя из этого принципа, всякий архитектор, затевающий большое строительство, сначала создаёт модель своего здания, где пропорции соблюдены настолько идеально, что она служит ему образцом для воплощения великого замысла. И если он не может завершить такой модели, то вовсе отказывается от своей затеи, ибо даже самых недалёких людей здравый смысл учит, что если кто с малым делом не справляется, то с большим не справится и подавно.
Ввиду этого даже люди со средним умом признают, что, подобно тому как строение человека – это вселенная в миниатюре, так и обычная семья – это истинная модель государства, и поскольку каждый согласится с тем, что тот, кто неспособен управлять собственным домашним хозяйством, не сумеет навести должный порядок и в государстве, то разум велит для проведения успешных реформ в королевстве начать с преобразований при дворе Вашего Величества.
Родовой замок кардинала и парк (г. Ришельё, Пуату), общий план Ж. Маро (ок. 1619 – 1679), 1650
Все работы по перестройке и украшению родового замка и благоустройству прилегающей территории (включая строительство твой части г. Ришельё, с которой замок должен был иметь органическую связь) велись архитектором Лемерсье по заказу кардинала, однако завершённого творения он так никогда и не увидел. От прочих владений кардинала замок в Ришельё отличали единообразие, симметричность и строгая иерархичность всей композиции. Граф де Шавиньи, сопровождавший герцога Гастона Орлеанского, посетившего город и замок Ришельё в 1635 г., писал кардиналу, что по завершении работ он станет владельцем самого грандиозного поместья в Европе, за исключением разве что Фонтенбло.
Замок и поместье Ришельё в Пуату, общий вид
Ж. Маро (ок. 1619 – 1679), ок. 1650
Однако же, признаюсь, я так и не осмелился за них взяться, потому что Ваше Величество по доброте своей всегда питали отвращение к установлениям, затрагивавшим интересы некоторых лиц, не считая такие установления чем-то важным, и невозможно было задумать осуществление подобного замысла, не перейдя дорогу Вашим склонностям и не ущемив интересов многих людей, кои, постоянно находясь рядом с Вами и пользуясь Вашей благосклонностью, могли бы отговорить Вас от введения нужнейших для государства установлений, дабы не допустить наведения порядка при Вашем дворе, расстроенное состояние дел которого было им на руку.
Но, поскольку в завещаниях высказываются многие идеи, которые завещатели не решались предать гласности при жизни, сие завещание призывает Ваше Величество навести порядок при собственном дворе, чего раньше не делалось как по причине того, что хоть это и казалось легче, чем навести порядок в государстве, на самом деле было куда труднее, так и из-за того, что благоразумие заставляет нас в некоторых случаях смотреть сквозь пальцы на незначительные убытки, чтобы выиграть во многом другом.
Общеизвестно, что ни одному королю не доводилось поднимать достоинство своего государства на такую безмерную высоту, как Вашему Величеству, но одновременно нельзя отрицать, что никто из них никогда не позволял блеску своего двора так сильно потускнеть.
Иностранцы, приезжавшие во Францию в моё время, часто дивились, видя государство на таком подъёме, а королевский двор – в таком упадке[522].
522
Кардинал, который в частной жизни отличался скромностью, граничившей с аскетизмом, считал, что король и его министры должны в интересах государства демонстрировать блеск и роскошь, приличествующие их положению, поскольку это производит впечатление на иностранцев. Образцовым королевским двором был для него великолепный двор Франциска I.