Страница 15 из 26
Михаил огляделся и выскочил из вагона в последний момент, чуть не проехав нужную станцию. Глянул на часы – до встречи ещё двадцать минут, можно успеть в ближайший магазинчик за пивом, а потом бегом к ребятам. Сегодня компания собиралась составить маршрут поисков на майские праздники.
Решили копать под Колпино, там, где на юго-востоке города в сорок первом пролегал один из ответственных оборонительных рубежей. Тысячи женщин и детей буквально за несколько дней вырыли два противотанковых рва. Хроники не упоминали, сколько людей погибло при строительстве, не распространялись и о том, как быстро был потерян первый заградительный рубеж. Второй ров стал последней и самой важной преградой врагу. Захвати немцы хотя бы полкилометра этого рва, мгновенно организовали бы переправу для танков, и тогда город было бы уже не удержать. Поэтому битва шла чуть не за каждый метр.
Начать собирались у Невы и двигаться в сторону Ям-Ижоры. Выезд назначили на последний день апреля, чтобы все майские выходные полностью потратить на поиски.
Перед выездом Михаил заглянул к деду.
– Деда, завтра едем на поиски. Пожелай мне удачи.
– Желаю! – дед тяжело вздохнул. – Уж сколько лет прошло, а до сих пор не все упокоены. Долго ж это будет продолжаться?! Где сейчас копать будете?
– В Путролово выходим, хотим вдоль рва пройтись, – дед как-то странно охнул, и Михаил встревожено подскочил к старику. – Что? Плохо тебе? Сердце?
Старик вздохнул и невидяще пошарил в воздухе руками, словно пытаясь что-то нащупать в темноте. Потом успокаивающе покачал головой.
– Помню, утром нас ещё сто восемьдесят было, а к вечеру лишь семнадцать осталось. А продвинулись меньше, чем на полкилометра… Так что, хоронить вам ещё и хоронить… Надо оно тебе?
– Если не мы, то кто? Деда, ты мне потом расскажешь о том? Ну, вот, про что сейчас говорил?
– Оно тебе надо? Плохое время было… – дед зашебуршился, подтыкая вокруг себя плед, и замолчал угрюмо. Потом махнул морщинистой рукой. – Давай уже, иди. Дай мне передохнуть!
Зная, что дед впал в настроение, когда от него уже не удастся ничего добиться, Михаил оставил старика наедине с его воспоминаниями и ушёл собирать вещи.
Поисковикам везло, если это можно назвать везением – за три дня они нашли четыре медальона и даже две капсулы, обе целых, хорошо закрученных.
Обустройство позиций говорило о том, что это были советские укрепления. Хотя можно ли их укреплениями назвать?! Немецкие позиции были оборудованы гораздо лучше и даже комфортны. Когда Михаил увидел их в первый раз, ещё пару лет назад, он так и подумал – комфортны.
Команда собрала останки восьми человек. Гильз и осколков снарядов было без счёта, их уже не пытались собирать. Обнаружили бруствер немецкой огневой точки – в глубине песчаного вала ещё сохранились полусгнившие мешки, из которых немцы складывали стенки. В раскопах этого бруствера Михаил сделал любопытную находку – лезвие странного ножа. Рукоять ножа, по всей видимости, была деревянной и полностью сгнила, оставшееся железо по форме напоминало кусок косы. Михаил старательно зафотографировал находку и аккуратно запаковал в полиэтиленовый мешочек.
– «Усталые, но довольные...», – процитировал Михаил, когда поздно вечером последнего дня поисков команда ввалилась к нему в квартиру. – Наконец-то мы дома.
Даже не помыв руки, ребята принялись выкладывать трофеи на стол в гостиной. Но, забыв позаботиться о себе, они очень бережно и аккуратно относились к своим находкам, каждую выкладывая на отдельную салфеточку.
Потом мать Михаила позвала всех на кухню ужинать. Пока мылись, пока ели, незаметно пролетело около часа. Вернувшись в гостиную, Михаил застал у стола деда. Старик дрожащей рукой прижимал к груди заржавелое лезвие и что-то бормотал, по щекам его текли слёзы.
– Дед! Деда, ты что? – Михаил встревожено бросился к нему.
– ...Витька... это Витька... Соболев. Это его нож... не спутать, – от волнения дед не мог говорить связно. – Он меня этим ножом... а забрать не успел... Ты дашь его мне?
Последний вопрос прозвучал такой жалобной мольбой, что Михаил, едва глянув на товарищей, тотчас согласился. И старик как-то сразу успокоился, позволил увести себя в комнату, но до самой ночи не выпускал железку из рук, а на ночь положил под подушку, словно ребёнок любимую игрушку.
Морозное утро следующего дня началось с налёта, затем на позиции обрушился настоящий шквал артподготовки и миномётного огня.
– Матерь Божья, что делают, гады! – Витька вжимался в мёрзлую землю и прикрывал рукой Славкины плечи, словно мог в этом мелком окопчике защитить мальчишку от осколков. Славка, молча, глотал слёзы ужаса и старался сползти как можно ниже в окоп. Пока не закончится обстрел, всё, что они могли сделать, это постараться не попасть под рвущиеся вокруг снаряды, выжить.
Соболев съёжился от очередного слишком близкого взрыва и чуть потрепал по плечу совсем бледного Славку. Он не понимал, каким образом они должны отбивать у немцев эту преграду, если сейчас даже голов поднять не могли. За последние три месяца немцы сильно укрепили ту часть рва, что принадлежала пока им. Как можно было отвоевать хоть метр этой проклятой траншеи, укреплённой тремя рядами колючей проволоки, окружённой минными полями, да ещё под обстрелом множества хорошо укреплённых огневых точек противника.
Правда, нет худа без добра. Та самая колючая проволока и мины тоже не выдерживали огня артподготовки.
– Слав, гляди, там разрыв в проволоке образовался, – Соболев тряханул мальчишку. – Дальше туда смотри, видишь четыре воронки подряд, там мин явно не осталось. Когда будет приказ подниматься, туда беги, по воронкам. В случае чего в них схоронишься. Понял?
Славка осторожно выглянул за край окопа, пытаясь увидеть, что ему показывал Витька. Разглядев, снова сполз на дно траншеи и кивнул, сказать не мог, потому что горло перехватило спазмом страха.
– Не боись, друг, скоро обстрел закончится, тогда не до страха станет.
– Никогда под такое не попадал, – сумел выдавить из себя мальчишка. – Тебе легче.
Соболев вдруг вспомнил, что это первый Славкин бой. И сразу такое огневое крещение!
Два снаряда разорвались рядом, засыпав приятелей землёй и грязным снегом.
– Цел? – первым отреагировал Соболев
– Кажись, цел! – откликнулся Славка громко.
Чего орёшь, я тебя хорошо слышу. Сейчас начнётся, готовься!
– В атаку-у!!!
В тот же момент Соболев подхватил Славку, поднимая его на ноги, и они рванулись вперёд по воронкам, пробежали почти полсотни метров, когда новая волна обстрела накрыла их. Друзья оказались в соседних воронках. Не один Витька заметил тот проход в колючке, среди мин. С десяток солдат укрылось в этих воронках…
Дальнейшее Славка запомнил плохо – помнил, что выскакивали дружно из воронок, бежали сперва плотными, а потом всё редеющими группками вперёд и снова ныряли, кто куда успевал. Потом Соболев что-то кричал ему в самое ухо, велел гранату кидать. Оказывается, они совсем рядом уже с немецким бруствером, под самой стеной мешков. Кинули гранаты внутрь, а сами распластались по самой земле. Дрогнула земля, часть мешков взлетела в воздух, а часть просто снесло вниз взрывной волной и сползшими мешками придавило Славку.
– Эй, ты как? – Витька сразу оказался рядом. – Нет, уж! Так здесь помирать нельзя! Не положено! Кто ж тогда воевать будет?! Кто без тебя твою землю защитит?
– У нас получилось? – просипел Славка, едва дыша под тяжестью песка.
– Получилось, дружище, получилось, – успокаивающе приговаривал Соболев, пытаясь стащить с мальчишки тяжёлые мешки. – Внутри фашистов-гадов всех положили. Только другие сюда прут уже. Нельзя им бруствер отдавать.
И Соболев из последних сил отвалил один из мешков, освободив Славке одну руку, в которую сунул ему невесть откуда появившийся немецкий пистолет – видать большого немца они за песчаной крепостью грохнули. Потом Соболев выхватил из-за пояса нож, вспорол следующий мешок и начал руками выгребать песок. Спустил полмешка, дальше уже легче пошло. Ещё два мешка вспорол да разгрёб, тут уж Славка и сам двигаться смог, выполз из-под завала.