В стиле «фьюжн»

— Меня интересует: не насколько справедливо вы составили смету, а как Кисин собирался вам платить? — уточнил, явно еще не переваривший новость Пупко.

Федор пожал плечами.

— В принципе, как обычно: сначала аванс, а остальные деньги по мере выполнения работ. Кстати, аванс я уже получил… Да что вы таращитесь на меня?!

— Дело в том, что Кисин сейчас в долгах, как в шелках! После кражи статуэток, поставившей нас перед необходимостью выплатить большое страховое возмещение, мы, естественно, проверили его финансовое положение. И выяснили, что на него со всех сторон наседают кредиторы! Спрашивается, зачем ему был нужен в такой ситуации еще и дорогостоящий ремонт?! Чтобы инсценировать похищение танцовщиц и получить страховку?!

— А сколько ему причитается?

— Два миллиона долларов.

Теперь уже пришла очередь удивляться Чернову. Он даже задохнулся от нахлынувших на него эмоций.

— Так зачем же вы пришли сюда и морочите мне голову?! — воздел он руки к небу. — Более серьезного мотива для совершения преступления трудно себе и представить. Ну и трясите этого гада, пока он не признается!

Множество противоречивых фактов, скопившихся у Чернова в голове, вдруг выстроилось в стройную цепочку, словно металлические опилки под воздействием магнита. Кисин вполне мог сам спрятать статуэтки, чтобы решить все свои материальные проблемы. Работая в сфере торговли, тем более в советские времена, этот человек прошел огонь и воду, так почему он не мог пойти еще и на такое?!

Однако на бурный всплеск эмоций Федора Пупко лишь скептически поморщился.

— Это только в кино наличие мотива преступления помогает его раскрыть. В реальной же жизни приходится опираться на что-то более конкретное: вещдоки, свидетельские показания. А это означает, что у вас больше шансов загреметь в кутузку, чем у Кисина. И вообще, мой вам совет — не выдавайте желаемое за действительное.

Скептицизм в данном случае действительно был совсем не лишним. Но охватившее Чернова волнение не уходило. Возможно, потому, что впервые за несколько дней у него появилась надежда выскочить из той западни, в которую он невольно попал.

— Нет-нет! — быстро заговорил он. — Вы должны копать именно в этом направлении.

— Копать-то я буду, — со вздохом сказал несчастный страховщик, — но если бы вы хоть чем-то помогли мне, дали хоть какие-то зацепки, все было бы гораздо проще. Кстати, — добавил он поднимаясь, — наша компания назначила вознаграждение для тех, кто поможет найти танцовщиц: двадцать пять процентов от суммы страхового возмещения. Это полмиллиона долларов! Подумайте над моими словами хорошенько. Или солидное вознаграждение, или, почти наверняка, небо в клеточку…

Встреча с представителем страховой компании надолго выбила Чернова из колеи. Тем более что ему пришлось еще пережить истерику, которую закатила Рита. Она в буквальном смысле восприняла слова Пупко, что отдуваться за всех будет Федор, обозвала его идиотом и сказала, что не будет носить ему передачи в тюрьму, а потом минут десять рыдала у него на груди. В общем, день получился отвратительным.

Глава 11

Майор Павленко работал в управлении уголовного розыска столицы уже пятнадцать лет. За это время сама процедура расследования преступлений потеряла для него всякую романтику, хотя человеком он был, в общем-то, увлекающимся и в молодости долго колебался, выбирая между милицейской службой и карьерой профессионального певца.

Сколько Павленко себя помнил, он всегда состоял в каком-нибудь хоре. Это дело ему очень нравилось. Но когда он перешел в десятый класс, в глупой драке на танцплощадке погиб его старший брат — студент и все решилось само собой. Он убедил себя, что у следователя есть не меньше возможностей для проявления творчества, чем, скажем, у солиста какого-нибудь заштатного музыкального театра. И, кроме того, можно будет отомстить всему уголовному миру сразу за невосполнимую потерю.

Однако спустя годы, уже расставшись с юношескими фантазиями, Павленко понял, что успех в его работе зависит не от вдохновения, а от суммы простейших и очень конкретных действий типа: сбор фактов, опрос свидетелей, определение круга подозреваемых, проверки их алиби.

Да и о каком вдохновении, о какой романтике, полете фантазии может идти речь, если на тебе висит сразу несколько уголовных дел? И в каждом из них ты сталкиваешься с людской жестокостью, подлостью, необязательностью, равнодушием. Порой вообще ни за что браться не хочется. В такой ситуации способны выручить только порядок, самодисциплина и рутинное следование розыскным технологиям.

История с похищением двух бронзовых статуэток ничем не отличалась для Павленко от других криминальных случаев — такое же сосредоточение человеческих ошибок, мерзостей, недостатков. И он взялся за нее со своей обычной педантичностью, не дожидаясь озарений, душевного подъема. Возможно, его кропотливость несколько затягивала процедуру расследования, но гарантировала максимальный успех.

После сбора вещественных доказательств и предварительных бесед со свидетелями майор решил наиболее пристальное внимание уделить четырем непосредственным участникам событий: Федору Чернову, Виктору Балабанову, Арнольду Сухорукову и самому хозяину дома, из которого похитили танцовщиц. Начал Павленко с элементарной проверки их алиби.

То, что Кисин и его жена в субботу вечером были в Большом театре, подтвердили сразу три человека, сидевшие с ними в одной ложе. Коллеги из отдела внутренних дел Твери помогли уточнить маршруты передвижения Сухорукова: он и в самом деле провел выходные дни у одиноко жившей в этом городе сестры, где его неоднократно видели соседи. Четыре супружеские пары, гостившие на даче Балабанова с вечера пятницы до утра понедельника, снимали всякие к нему вопросы. И лишь алиби Чернова основывалось на показаниях всего одного человека — его молоденькой, смазливой помощницы.

Следователю был симпатичен этот прикидывавшийся крутым парнем дизайнер. Павленко вообще любил талантливых людей, на практике реализовывавших его давнюю мечту: служить искусству, не важно в какой сфере. Однако он понимал, что только лишь слов девчонки недостаточно для снятия всех подозрений с Чернова, тем более что она на него работала. Логично было предположить и существование между ними других, более близких отношений. Именно поэтому майор с особой тщательностью проверил все показания Риты.

Он отправился в парикмахерскую, в которой она якобы была до встречи с Черновым, и там легко нашел нужных свидетелей. «Ритка моя постоянная клиентка, и я хорошо помню, что она приходила ко мне в прошлую субботу!» — заявила молоденькая парикмахерша, с какими-то фиолетовыми, торчащими дыбом волосами. Еще у нее была проколота бровь и что-то вроде драгоценного камушка сверкало в левой ноздре.

Все вроде бы подтверждалось, однако когда Павленко, почти не надеясь на конкретный ответ, стал уточнять время того визита, сильно крашенная дамочка без тени сомнения бросила: «Она ушла перед самым закрытием. Примерно… где-то в половине восьмого. Точно! Я это хорошо помню, так как после нее уже никого не стригла и пошла переодеваться». На дополнительные вопросы парикмахерша вообще дико оскорбилась: «Вы что, думаете, на работу я прихожу пьяная?!»

Информация была чрезвычайно важной. Получалось, что у Чернова алиби фактически не имелось. Во всяком случае, в промежутке времени с шести вечера, когда чета Кисиных покинула свое жилище, до восьми. А двух часов вполне хватило бы, чтобы проломить не одну, а пять стен, вывезти статуэтки и вернуться в свой офис.

Не приходилось сомневаться и в том, что дизайнер сознательно обманывал следствие. Ошибиться можно было в десяти, пятнадцати минутах, ну пусть в тридцати, но не в двух же часах! В совокупности с другими подозрительными деталями, включая доставку в дом сварочного аппарата, этот факт давал основание для самых смелых предположений.

Понимая, что медлить ни в коем случае нельзя, Павленко в тот же день получил ордер на обыск и, захватив еще двух сотрудников управления, отправился в дизайнерское бюро. Как ни странно, никакого душевного подъема или азарта он не испытывал, хотя завершить сложное дело можно было уже через час. Наоборот, его переполняла досада на весь мир, в котором талант, корысть, искренность, ложь, самоотверженность, злодейство и много кое-чего еще были так круто перемешаны, что в этом ядреном коктейле порой не хотелось жить.