Страница 36 из 37
О л ь г а (пытаясь скрыть раздражение). Перестань бегать…
К о н с т а н т и н. Отказаться, а?
О л ь г а. Дай сюда, сломаешь! Партийная конференция закрылась, и отказаться ты уже не можешь.
К о н с т а н т и н. В самом деле… Не хватало мне забот!
О л ь г а (не слушая). Какой сегодня день?
К о н с т а н т и н. Четверг.
О л ь г а. Что? Четверг… Какой четверг?
К о н с т а н т и н. Слушай, а Наташка — она же меня съест, живьем проглотит, когда узнает! Я же обещал, что уедем! К ней уедем!
О л ь г а. Она отказалась от квартиры год назад.
К о н с т а н т и н. Что? Отказалась? А я не знал? Вот это жена! Значит, обойдется, думаешь? Это мне Гринев удружил, ей-богу, Гринев! Гринев, чтоб ему ни дна, ни покрышки… А? Ты чего? С тобой что?
О л ь г а. Ничего… Ничего со мной, с чего ты взял?
К о н с т а н т и н. Да смотришь как-то… Черт-те куда смотришь! Случилось что?
О л ь г а. Нет… Не случилось. Не случилось…
К о н с т а н т и н. А ведь что выходит? Выходит, я то место занял, на которое ты метила? Да, никак, я тебе карьеру подпортил? Пожалуй, и не быть тебе первым человеком в городе? А дед-то, дед-то! Как дед-то против твоей кандидатуры выдал! Искры летели, ей-богу!
О л ь г а. Шел бы ты, Костя… Мачехе помоги, двоих укачивает.
К о н с т а н т и н. А, верно! Ох, и лихо теперь Овсянникову придется! Научу его квартиры делать, прохвоста… (Убегает. Ольга набирает номер телефона — ответа нет. Появляется Микола — в черном костюма и при орденах.)
О л ь г а. Ну? Высказался? Доволен?..
М и к о л а. Ты, друг ситный, на меня не напирай. И глотку не больно дери. Что это ты напрочь обхождения женского не имеешь?
О л ь г а. Это позволь мне знать!
М и к о л а. А как не позволю?.. Не в пустыне живешь, люди с тобой. И вот что я тебе скажу в последний раз: разъединственная твоя задача — человеком с людьми быть. А ты покуда вроде как с водонапорной каланчи на всех взираешь. Топчется, мол, внизу мелочь всякая, не по-моему все устраивает…
О л ь г а. Ну, ладно, ладно, ты свое уже сделал…
М и к о л а. А я вот думаю — не все сделал, если ты в моей семье образовалась. Рано, видать, в отставку подался, покойной жизни возрадовался… Обидела ты меня. Статьей той до конца жизни обидела!
О л ь г а. Далась тебе эта статья! О тебе, что ли?
М и к о л а. Обо мне! Обо всех! Прожила мало, а обидеть успела многих! Не наша ты… Не мое семя!
О л ь г а (усмехнулась). Твое, дед, твое!
М и к о л а. Не мое! И мира тебе от меня не будет! (Уходит.)
О л ь г а. Какое теперь значение имеет и твой мир, и твоя война… (Набирает номер.) Виктора можно? Нет дома? Это вы, Григорий Борисович? Добрый вечер. Что? Уехал?.. Как уехал… Какая записка?.. Куда уехал? Как вы можете не знать? (Опустила трубку.) Уехал… Уехал… (Ее начинает душить смех.) Уехал!.. (Входит Анна, смотрит на Ольгу.) Ты чего?..
А н н а. Легко у тебя все…
О л ь г а. Что легко? Что ты мелешь?..
А н н а. В жизни все легко было. А того, что понимание дает, у тебя не было. Боли у тебя не было. Пройдешь через это — поймешь.
О л ь г а. Что пойму?
А н н а. Не дави стакан, порежешься.
О л ь г а. Уйди… Видеть тебя не могу. Нет у тебя права судить меня!
А н н а. Есть… Есть у меня право. Я и радость знаю, и горе знаю. Знаю, сколько кусок хлеба стоит, и как бывает, когда куска того нет. Сыновей в муках родила, и не было счастья лучше, когда сын мой меня матерью назвал. Умирал он, а я смерти его воспротивилась, дыханием своим его грела, пока и он не задышал… Человек только через себя других понимать учится. И если ты собой понять другого не можешь, то зачем ты?
О л ь г а. Ну и бабы пошли — одна умней другой… Потому и любить перестали. Мужика только по глупости любить можно.
А н н а. А ты не мужика люби. Ты человека люби.
Входит Н и к о л а й.
Н и к о л а й. Ого… Праздник, мухоморы?
О л ь г а (тоном допроса). Где был?
Н и к о л а й. По квартирам ходил, за Гринева агитировал. В одном месте спрашивают: «У Гринева дача есть?» Говорю: «Есть». «А машина?» «И машина, — говорю, — есть». Вздохнул: «У меня, — говорит, — тоже!»
О л ь г а. Как фамилия?
Н и к о л а й. Какая фамилия?
О л ь г а. Спрашивал — кто?
Н и к о л а й. Так, лысый один.
О л ь г а. Проверить надо, что за тип.
Н и к о л а й. Хороший тип. Положительный такой мухомор, двадцать лет на заводе.
О л ь г а. Говорю, фамилия. Того, которого… Тот, который… Опять не так. Того, который — во! — про Гринева вопросики…
А н н а. Хватит.
О л ь г а. А раньше бы за такие вопросики…
А н н а. Хватит!
Входит А н д р и а н.
А н д р и а н. Ну и дождь!
О л ь г а. Еще один… И тоже улыбается. А вот я сейчас твою улыбочку… (Николай загораживает ее от отца.) А она тебя не любит…
Н и к о л а й. После такого дождя грибов будет… Правда, батя?
А н д р и а н. Это… Ну, да, Груша утром хвасталась — восемь белых нашла…
О л ь г а. А она тебя не любит… (Пауза.)
Н и к о л а й. Батя, ты Юрку не видел? Шляется где-то — на работу опоздает…
А н д р и а н. Успеет…
О л ь г а. А он и не знал, что она его не любит. (Смеется опустошенно и долго. На нее смотрят почти со страхом. Врывается Наташа.)
А н д р и а н (обрадовался ее появлению). Вот и Наташа, вот и доченька… Да ты что, моя матушка? Ты же в командировку?
Н а т а ш а. Вернулась. Автобус… сорок человек… (Всхлипывает.)
А н д р и а н. Автобусом поехала? Ничего, в тесноте — не в обиде…
Н а т а ш а. На Крутой горе остановились, шофер за водой пошел.
А н д р и а н. Правильно, там радиатор греется, подъем высокий.
Н а т а ш а. Сидим, в окна смотрим, место красивое… Вдруг автобус пятиться стал, чуть-чуть, совсем незаметно. И кто-то по дороге бежит, орет что-то, не разобрать, только вдруг — страшно, вот тут все и заметили, что автобус пятится… А там обрыв, река внизу, все к дверям, а кто окна бьет — ужас…
А н д р и а н. Это… На-ка, на — хлебни…
Н а т а ш а, Из автобуса никто не выбрался, стекла пластмассовые, не бьются, да и быстро все… Земли не видно, только река блестит… Время длинное-длинное, все медленно-медленно… Опомнилась, когда от обрыва отъехали.
А н д р и а н. Вот видишь… Это… Везучая ты!
Н и к о л а й. Ну тебя к черту, нагнала страху!
О л ь г а. Судить. Шофера. Всех судить!
Н а т а ш а. Это тот, который по дороге бежал и кричал что-то, в колесо уперся. Батя… Папочка!
А н д р и а н. Ну, ну…
Н а т а ш а. Тут шофер подбежал, в кабину вскочил — отъехали. Потом мы на следы смотрели. Одно колесо уже в обрыв ушло, уже висело. Если бы не тот, который бежал…
О л ь г а. Воспитали правильно, вот в чем дело.
А н н а. Наташа… Нет… Наташа, он жив?
Н а т а ш а. В больницу повезли…
А н д р и а н. Подвиг человек совершил.
О л ь г а. Фамилия?
А н д р и а н. Постой, моя матушка, ты лучше это — постой немного…
Ольг а. Прочь… Как зовут героя?
Н а т а ш а. Я скажу… Я сейчас скажу. Юрий… Юрий зовут героя.
О л ь г а. Фамилия?
Н а т а ш а. Пыжов фамилия…
Н и к о л а й. Юрка…
О л ь г а. И дурак!.. Дурак! Всегда суется не в свое дело! (Анна кидается к двери.) Видал? К нему побежала…
А н д р и а н. Что же это… Юрка… Ребята…
О л ь г а В один день… Столько дураков в один день! (Уходит, деревянно ступая.)
А н д р и а н. Юрка… Вот… Плавка у него… На работу опоздает…
Н и к о л а й. Какая работа, батя… Батя, очнись! Ты чего?
А н д р и а н. С сердцем…
Н и к о л а й. Да ты что, батя? Ну? Лучше тебе?
А н д р и а н. Наташа, дочка… Это верно, что жив?